Небеса нашей нежности - Анна Велозо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бель не могла этого больше выносить. Карнавал неуклонно приближался, а она день за днем проводила в полутемном зале, подметая пол и пугая тараканов. А ведь она должна была танцевать. Или петь! Сводить мужчин с ума! Вместо этого ей приходилось следить за отвратительной игрой актеров, халтурщиков, считавших, что могут компенсировать нехватку таланта наглостью, и терроризировавших всех на съемках своими перепадами настроения. Актер, исполнявший главную роль, был привлекательным мужчиной лет тридцати пяти. Он носил творческий псевдоним Октавио Осорио. Этот тип постоянно командовал Бель, словно она не только по роли в фильме, но и в жизни была его empregada domestica, служанкой. Бель надеялась, что звуковое кино, о котором уже много говорили, не заставит себя долго ждать. Тогда карьере этого самовлюбленного дурака придет конец: его голос был слабым и писклявым, как у летучей мыши, нетопыря.
Актриса в главной женской роли оказалась не лучше. Да, она была очень красива, а ее взгляд разжигал огонь в сердцах мужчин. Но она двигалась, точно деревянная кукла, а в танце не могла уследить за тактом. У Бель в голове не укладывалось, что именно эту девицу взяли на роль танцовщицы.
Это было так несправедливо!
Оператор, юноша со светло-коричневой кожей, заговорщически подмигнул Бель. Похоже, представление и его не радовало. Бель попыталась вспомнить имя этого парня, но так и не сумела. Так уж устроено кино – все они были заменимы, и только режиссера и актеров, в первую очередь на главных ролях, все знали. Стоп, нет, это не совсем так. Был еще один человек, которого каждый знал по имени, хотя в иерархии киностудии он находился на нижней ступени. Августо. Августо был мальчиком на побегушках, он выполнял все подручные работы. Очень симпатичный мулат возраста Бель, он был в нее немного влюблен. По крайней мере, он бросал в ее сторону пылкие взгляды. Сейчас его задача заключалась в том, чтобы поставить пластинку. В предыдущей сцене Нетопырь включил граммофон и пригласил свою напарницу на танец. Сам танец будут снимать после перерыва, и все уже с ужасом предчувствовали, что из этого получится.
– Августо! – Бель подозвала парня. – Ты не окажешь мне небольшую услугу?
– Конечно. А что нужно сделать… эм…
– Бель.
– Да, конечно, я помню, как тебя зовут, Бель.
– Эти два танцора, – она презрительно процедила это слово, – действуют тебе на нервы не меньше моего, да?
– Ты себе даже не представляешь. – Августо возвел глаза к потолку.
– А ты у нас, так сказать, хранитель пластинки, да?
Парень гордо кивнул. Ему понравилось такое наименование – хранитель.
– Я могу завтра принести другую пластинку, чтобы ты ее подменил?
– С этим не будет проблем, они ведь все равно двигаются не в такт, значит, пластинка может быть какой угодно. Но…
– Что?
– Я бы на твоем месте так не делал. Сеньор Октавио всегда неаккуратно обращается с пластинками, и наша, из реквизита, уже совсем исцарапана. Будет жаль, если он испортит и твою пластинку.
– Оно того стоит. Просто чтобы послушать настоящую самбу. – Бель и сама не знала, что на нее нашло.
Идея пришла к ней в голову спонтанно, когда она увидела Августо с пластинкой, и девушка вспомнила, что у нее тоже есть такая же. Пластинку ей подарили на прошлое Рождество, а слушала ее Бель не так уж часто, только когда мамы не было дома. К счастью, она взяла с собой к Беатрис свое главное сокровище.
– Это будет весело! – восхитился Августо.
– Еще бы! – шепнула Бель заговорщику.
Очередной воображала подозвал парнишку к себе, чтобы поручить ему какое-то неотложное задание.
На следующий день Бель чувствовала себя так, словно внутри у нее гудел рой шершней. Она очень плохо спала. И заметно нервничала. Вначале она просто хотела разыграть актеров, чтобы немного разогнать скуку, но ночью у нее созрела идея, которая могла стоить ей работы. Сцену с танцем должны были переснять перед полуднем, и Бель так разволновалась, что принялась широко махать метлой, взметая клубы пыли. Даже режиссер это заметил.
– Эй, служанка, не так резво, пожалуйста! – крикнул он.
Сделав книксен, Бель ответила ему, изображая рабыню:
– Как скажете, сеньор, не так резво. Буду мести медленно, как вы пожелаете, сеньор.
В зале раздались смешки – добрый знак. Наверное, люди на съемочной площадке тоже рады были отвлечься от глупого повторения одних и тех же сцен.
Затем «великий» Октавио Осорио поместил пластинку в граммофон. В тот же миг Бель нагнулась и достала из шкафа – тот был частью декорации – головной убор, над которым работала полночи. При этом она качнула бедрами, словно все это было частью сценария. Девушка молилась, чтобы подмена удалась, иначе она окажется в довольно глупом положении. Тем не менее пока что никто не заметил, что empregada действует не по сценарию.
Актеры были слишком заняты собой – Нетопырь с силой опустил иголку граммофона на пластинку Бель. И девушка услышала ритмы своей любимой музыки.
Актриса, похоже, еще не поняла, что звучит не чарльстон, поскольку продолжила исполнять те движения, которые предписывала ей роль. По сути, это было верхом профессионализма.
Готовый фильм показывали в кинотеатрах под игру тапера – поэтому было не важно, какая музыка играет на съемках или что произносят актеры. Зрители этого не услышат.
Октавио присоединился к ней, взял ее за руку и тоже начал танцевать. Правда, вид у него был несколько озадаченный – музыка не подходила к танцу. Или наоборот. Они заметили, что за их спинами происходит что-то не оговоренное сценарием, только тогда, когда в зале поднялся гул – зашептались оператор, режиссер, мальчик на побегушках, светотехник, специалист по реквизиту и гример.
– Снимайте! – приказал режиссер, с удивлением и не без удовольствия наблюдая за тем, что вытворяет статистка.
Для него это стало приятным развлечением, развеявшим серость будней, которые приходилось проводить с бесталанными актерами. Хотя времени до конца съемок оставалось мало, режиссер посчитал, что пару минут потратить можно.
Бель вышла из-за дивана, за которым подметала пол. На голове у девушки красовалась безумная шляпа в полметра высотой, украшенная тропическими фруктами. Бель смастерила ее за ночь. Она сложила все, что в доме нашлось из фруктов, в плоскую корзинку, а потом закрепила плоды зубочистками и шпильками. Конструкция вышла очень хрупкой и к тому же весьма тяжелой. Требовалось много усилий, чтобы удержать ее на голове. Бель повязала голову платком, чтобы корзинка была устойчивей, но если не держать шею прямо, все это великолепие соскользнет и фрукты покатятся по полу.
Девушке придется проявить свой танцевальный талант, умело двигая ногами, руками, бедрами. Странно, но именно метла помогала ей удерживать равновесие. Перебирая босыми ногами – шлепанцы, входившие в костюм горничной, она сбросила, – Бель выполняла сложнейшие па самбы, удерживая метлу обеими руками и перемещая ее то влево, то вправо.
Девушка услышала свист и аплодисменты. Кто-то принялся постукивать в такт по какому-то металлическому предмету, другой выбивал ритм на чем-то полом, наверное, пустой коробке. Воодушевленная такой поддержкой, Бель кружила в танце, поводила бедрами и даже осмелилась ненадолго оторвать метлу от пола, описывая ею круг, как иногда делали барабанщики. Она знала, что танцует великолепно. Лучше, чем когда-либо раньше. Небольшая толпа зрителей вопила от восторга. Бель осмелела. Она, танцуя, подошла к оцепеневшим актерам, наблюдавшим за представлением. Затем Бель отбросила метлу и протянула к Октавио руки, словно сгорая от любви к нему. Девушка на цыпочках обошла вокруг Нетопыря, чарующая улыбка играла на ее губах, бедра качались в такт быстрому ритму – не только музыке пластинки, но и перестуку, доносившемуся с площадки. Каждый, кто мог соорудить импровизированный музыкальный инструмент, воспользовался этим шансом. Представление получилось очень эротичным, но все резко оборвалось, когда взбешенная актриса, исполнявшая в фильме главную роль, подошла к граммофону и сняла с пластинки иголку. Скрип иголки вывел Бель из транса, шляпа с фруктами свалилась с ее головы, и в пронзительной тишине послышался грохот ананасов, покатившихся по полу.
Затем зал взорвался бурными аплодисментами.
– Что ты себе позволяешь, девчонка? – возмущенно осведомилась актриса.
– Снимайте, снимайте! – шепнул режиссер оператору.
– А мне показалось, было весело, – хмыкнул Нетопырь.
Бель молчала. Только сейчас она поняла, что натворила. Но нужно было воспользоваться каждой секундой своего выступления – даже если сегодня ее уволят, это того стоило.
Повинуясь порыву, она вернулась к своей роли empregada. Понурившись и потупившись, она пробормотала:
– Мне так жаль, Sinha донья Иоланда. Не знаю, что на меня нашло. У нас, негров, такое в крови, наверное. – Бель насмешливо улыбнулась, сделала книксен и убежала со сцены.