Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил

— А теперь слушайте меня внимательно, господин Красивый. Предположим, дьявол шепнул вам, что если вы еще раз устроите кровавую свадьбу, повторите ее, так сказать, на кровавый бис, то он в аду сделает вам некоторые послабления…

Гость молча поднялся и откланялся.

— Что вам еще от меня надо? — спросил он раздраженно, когда я проводила его до самой улицы, а там еще и придержала за рукав.

— Отведите меня к этому вашему дьяволу.

Он пожал плечами и отвел меня к самому обычному дому на Янской улице, совсем недалеко от нас.

— Четвертый этаж, первая же дверь напротив лестницы. Засим желаю вам всего наилучшего.

…Когда он подошел к двери и отворил мне, от него воняло кислой капустой. Он сразу понял, кто я. И снял с гвоздика ключ.

32) Хромой дьявол

Мы поднялись на лифте на последний этаж, с помощью того самого ключа отперли дверь на чердак и брели по нему какое-то время, путаясь в развешанном белье. «Вот дерьмо!» — пожаловался дьявол после того, как чьи-то еще мокрые подштанники залепили ему физиономию и он налетел на балку. Через слуховое окно мы вылезли на крышу и пробрались на ее плоскую часть. Оттуда открывался прекрасный вид, все Брно было как на ладони.

— Потанцуем? — предложил он мне, но я промолчала, и он в одиночестве принялся кружиться высоко над городом. И лишь тогда я в точности убедилась, что он хромой. Мне все еще было неясно, зачем я пришла к дьяволу и что хочу отыскать здесь, зато его не одолевали никакие сомнения.

— Взгляните вон на тот дом, — показал он, громко прищелкнул пальцами, и крыша дома откинулась, и стало видно, как под ней копошатся люди.

— Видите вот эту семью, что уютно ужинает? И вот этого незаметного человечка во главе стола? На первый взгляд ничего особенного, и все же вы смотрите на печально знаменитого коллаборациониста и доносчика, которого после войны объявят в розыск по всей стране.

— После войны? Какой еще войны? О чем вы говорите?

— Посмотрите сюда! — и он вскинул руку вверх и указал мне на тучу на небосводе, которая в ту же секунду начала вскипать, точно повидло, и, кипя, она меняла свои очертания, и из нее выныривали человеческие головы, целое волнующееся море голов, и я увидела огромные толпы, маршировавшие по городским площадям, и у всех людей были в руках горящие факелы, и из тучи раздавались треск и грохот, как из мегафона. А потом туча снова вскипела, точно повидло, и превратилась в армию, гигантскую армию из повидла, что гнала куда-то свои танки, бронемашины, пушки, вооруженную до зубов пехоту и эскадрильи истребителей и бомбардировщиков, заклейменных испоганенными крестами. И из тучи вновь несся грохот, как из мегафона. А потом я увидела города, что разламывались пополам и исчезали во тьме, а посередине бурлили пылающие воронки и пузыри, и они все увеличивались, пока наконец один из них не начал стремительно расти и не закрыл собой всю панораму, а из тучи, как из мегафона, не понесся долгий противный свист.

Но тут дьявол показал вниз, на следующую крышу, и прищелкнул пальцами, и крыша откинулась, и я увидела еще одну семью, там была целая куча детишек и родственников, наверное, они отмечали какое-то семейное торжество, все смеялись и радовались, детские глазки горели счастливым огнем, но тут он взметнул руку вверх, и я снова подняла голову к небу, и туча снова закипела, и из нее вынырнули человеческие фигуры, и я сразу поняла, что это те же самые люди и те же самые дети, что только что сидели в комнате под откинутой крышей. И я видела их одновременно в их счастливом доме и — увеличенными — на небе, но если внизу на их лицах была написана радость, то там, наверху, среди туч, все они стояли на коленях, сбившись в тесный кружок, и в их глазах был звериный ужас, а на их одежде были звезды Давида, а из тучи, как из мегафона, слышался грохот телячьих вагонов, грохот телячьих вагонов, грохот телячьих вагонов, грохот вагонов, грохот…

Но дьявол уже приподнял следующую крышу и положил руку мне на плечо, повернув меня в нужном направлении, и я увидела освещенную комнату, увидела нашу квартиру, и там стоял батюшка, который только что принес кувшин пива, который только что принес вирджинские сигары, и он растерянно озирался в поисках своего гостя и растерянно озирался в поисках меня, а потом он пошел на кухню, и я увидела и матушку тоже.

И тут дьявол указал на небо.

По нему шла длинная вереница людей, мужчин, женщин и детей, они поддерживали друг друга, но все равно часто падали, а со всех сторон — как волки на стадо — напирали мужчины с ружьями, палками, дубинами и вилами, а потом прямо посреди вереницы я, как через сильное увеличительное стекло, увидела два лица, оба страшно постарели, Лев и Гудрун, и у матушки на шее висела дощечка с надписью Германская свинья! и в ту же минуту кто-то вонзил, точно в сноп, вилы в человека, который шел прямо перед ней, и я вскрикнула…

— Вы хотите посмотреть, что станется с вашим отцом и вашей матерью?

Я была не в состоянии говорить. Он подождал немного, а потом закрыл свою лавочку. Прищелкнул пальцами, крыша опустилась на место, и видение над нашими головами растаяло, и там снова была только грязная туча.

— Если бы ваши родители погибли на кровавой свадьбе в Домашове, то есть, на ее кровавом повторении, им было бы куда лучше, потому что кровавая свадьба — это ничто по сравнению с тем, что их ожидает. Да и все кровавые свадьбы ничто по сравнению с тем, что ожидает вас всех! Я готов был помочь. Впрочем, как вам будет угодно. Однако же, если вы еще надумаете…

Он обождал немного, а потом резко мотнул головой.

— Что ж, решили — значит, так тому и быть.

Мы забрались через слуховое окно на чердак, спустились на лифте, а когда я вернулась домой, то объяснила батюшке, что провожала его гостя на вокзал, потому что он внезапно вспомнил, что ему непременно надо нынче же кое-куда съездить, он, мол, просил извиниться за него, но он еще вернется и навестит нас.

Батюшка только удивленно покрутил головой. И однажды, спустя какое-то время, сказал мне недоуменно:

— Ты, Соня, помнишь еще того паренька, которого я пару раз приводил к нам? Того, что приглашал нас на свадьбу? Его звали совершенно так же, как убийцу с кровавой свадьбы в Домашове, если ты о ней еще не позабыла.

— Что ты! — замотала я головой. — Не помню я никакой кровавой свадьбы. Наверное, это случилось тогда, когда я еще работала домашней учительницей в семействе инженера Паржизека. Там, видишь ли, запрещалось читать любые газеты и слушать радио, а каждого, кто приходил в дом, господин инженер собственноручно обыскивал — не принес ли этот человек какое-нибудь дурное известие.

— Надо же! — перепугался батюшка. — А ты мне об этом ни разу не сказала. И зачем же инженер так поступал?

— Он не желал, чтобы процессу воспитания его жены, извини, я хотела сказать — его дочери, мешали шум и гам нашего испорченного мира.

— Слушай, Сонечка, — задумался тут батюшка, — а не тот ли это инженер, что финансирует теперь генерала Гайду и его чешских фашистов и причастен к фашистскому нападению на казармы в Жиденицах?

— Никто не сумел доказать его вину, батюшка, и вдобавок ты прекрасно знаешь, что все это нападение на казармы — простая глупость, которая выставила чешских фашистов в смешном свете.

— И все-таки я не стал бы его недооценивать.

Спустя несколько месяцев после описанных выше событий я, которой все это не давало покоя, зашла еще раз на Янскую улицу и попыталась отыскать тот дом, а в доме — ту квартиру (четвертый этаж, первая же дверь напротив лестницы). И не могу сказать, что я сильно удивилась, когда не нашла ни то, ни другое. Глупость какая — думать, будто дьявол живет в самом центре Брно. И с души у меня свалился камень, потому что это означало, что я имею право не относиться всерьез к тому, что он мне сказал и показал. Один царь был хром и глуп и растаял, как тумана клуб!

(Однако на самом деле я отлично понимала, что он не солгал мне. Ведь все то, что мне было показано, я уже давным-давно знала по представлениям ланшкроунского звериного театра. Итак, сначала мне показали это в театре, когда я сидела на крыше ланшкроунского сарая, потом в кино — на небе над брненскими крышами, ну а затем все это случилось в действительности. Но так происходит со всеми нами. Прежде чем что-то случится, мы сто раз видим это, сто раз слышим или читаем об этом, но ничто не вразумляет нас! Мы не желаем понять, что все истории правдивы! Слышите, господа, все истории правдивы! И рано или поздно они происходят на самом деле!)

33) Харон

Миновали годы после нашего визита к господину президенту в Ланы, и все это время батюшка мечтал еще раз с ним встретиться, еще раз побеседовать, но никогда он ничего для этого не предпринял, он не хотел напоминать ему о себе, потому что понимал, что президент завален государственными делами и что если бы он уделял каждому гражданину столько президентского времени, сколько в тот раз нам двоим, то целых триста лет не занимался бы ничем, кроме встреч с согражданами.