Оленька - Дарья Алексеевна Жирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8. Истинная сущность
Дима узнал, в какой аудитории будет консультация перед экзаменом у Ольки.
Его консультация прошла утром и он специально караулил её под дверью. У девушки она была в обеденное время. Когда все начали выходить, Дима схватил Ольку за руку и оттащил в сторону.
— Ничего не хочешь сказать?
Олька сначала испугалась. Тон Димы был решительным. Он едва ли не плевался обидой. Ему нужно было знать, что произошло.
Ольке пришлось сдаваться. Сначала ей этого не хотелось, но почему-то она неожиданно струсила. А через мгновение по телу разлилось сладостное озарение. Перед Олей стоит новая жертва, это же тот самый Дима и он ищет “ту самую Олю”.
— Дима, Дима, Дима, прости меня, пожалуйста! Прости я так испугалась, что ты Саню убьешь, я разозлилась, я не знаю, что на меня нашло, я не хотела никого видеть, у меня какая-то злость была. А потом…. Я боялась, что ты меня не простишь, но ты пришел… так значит… ты меня простишь?
Всю эту тираду Олька приправила дрожью в голове и громкими рыданиями. А на последней фразе понизила голос и подняла глаза и пристально посмотрела в глаза Димы.
Дима сдался. Возможно в другое время результат был уже другой, но и событий бы тех не было в какое-либо другое время. Дима остался, если не считать стариков, с которыми никогда толком и не общался, кроме некоторого время после похорон, да Паши. Его нужно было согреть теплом, он так в этом нуждался…
Он просто крепко обнял Ольку изо всех сил и так они стояли долго-долго. Уже ушли качающие головами Олькины одногруппники. Преподаватель, выходя из аудитории открыла было рот, но увидев, что не происходит ничего “такого” тоже развернулась и ушла…
С этого дня они практически не расставались, кроме сорока дней, куда Олька не поехала, придумав тысячу причин. Новых соседок заселили к Оле заселили только в первые дни нового семестра, поэтому вначале у них было ещё и уютное гнездышко. (К Диме кстати соседей заселили ещё до Нового года) Пара умудрялась никому не попадаться на глаза. Они вместе готовили, обедали, ужинали, вместе уходили на пары. Даже если у одного пары были чуть дольше тот, у кого пар было меньше ждал второго в библиотеке, чтобы вместе идти в общежитие.
Даже когда Дима работал, Олька часто приходила к нему, часто они ночевали вместе, Олька убиралась в его каморке или просто тихонько делала домашние задания.
С середины февраля Олька приступила к работе в тëтином магазине. Оля пришлось пропускать пары, но дело того стоило. Иногда она, как и Дима менялась сменами с напарницей. На работе деятельность была конечно интенсивнее, чем у Димы, но иногда и она урывала полчаса или час, чтобы что-то переписать. Все должно идти хорошо пр учёбе.
Почти сразу после начала нового семестра в комнату Ольки заселили соседей. Девочки были серьёзными четверокурсницами. Олька нашла с ними общий язык, вдруг почувствовала себя взрослой. И стало так скучно…
Пора замыслить новую шалость. Оля начала сближаться со своими одногруппницами ещё теснее, особенно тесный контакт был с Таней и Валей. Теперь Оле было интересно словить рыбу покрупнее и позабавляться с более эмоционально устойчивыми людьми. Только вот ни подходящего случая, ни идей для девочек не представлялось.
Оставался Дима.
Теперь их идиллия была нарушена
Теперь все как у всех. Олина комната занята, а Паша начал подозревать, что Олька что-то наговорила Соëлме и строго-настрого запретил Диме приводить её в комнату. С Димой он почти не разговаривал и даже на парах стал сидеть с другим парнем.
Оставалась его работа. Однажды Олька решила пойти ва банк. Пара лежала на задрипаном диванчике в Диминой каморке после очередного трепетного проявления любви.
Дима уже совсем расслабился. Все идет как надо. Есть девушка, есть работа. На следующий год он планировал работу посерьезнее, может в ночной клуб в охрану или что-то такое. Ну посерьезнее по деньгам. Может даже вовсе перейти на заочку. Продать дом, купить квартиру в городе, может одобрят какой-то кредит… Ему вот-вот восемнадцать. А может, вообще накопить и уехать отсюда?..
Вдруг как гром среди ясного неба олины слова вывели его из раздумий.
— Дима… Я должна тебе признаться.
— Ээ…в чём?
— Я на самом деле не такой человек, как кажется. Я впервые это говорю кому-то другому. Но я опасный человек. Общаться со мной опасно.
— Что ты говоришь? Оля, почему ты опасна?
— Все о чём говорил Саня-правда. Ну в деревне. Я действительно заигрывала с Вовой, старалась с ним заговорить. Я сказала Пете, что Вова ко мне приставал. Да, он ко мне пытался приставать, это было, но потому что я все время искала предлог, чтобы с ним общаться, быть рядом.
Дима сел на кровати. Мозг его просто кипел.
— Этого не может быть, ты не…
Дима взялся за голову. Давление прилило к вискам и кровь начала жадно пульсировать.
— Дима. Мне нравится наблюдать за тем как страдают люди. Это моя… особенность. Я многое делаю специально. Соёлма-моя работа.
— Ты ей что-то сказала? Говори! — вдруг заорал Дима.
— Ну… я настраивала группу против неё. С ней перестали общаться. Потом я сама отдалилась. Потом мы свели их с Пашей. А потом…
— Ты наговорила ей что-то про Пашу… Дима как рыба зачерпнул воздух ртом. С этим глотком воздуха он словно надеялся развеять это ужасное наваждение. А воздуха как раз не хватило.
— Ну типа того. И лучше… — Оля продвинулась ближе к Диме и начала покрывать горячими поцелуями его грудь. — Лучше… Она медленно спустилась чуть ниже и добралась до одного из Диминых сосков, несколько раз обвела его языком и прикусила после чего из уст Димы вырвался короткий стон — Лучше тебе бросить меня.
Оля спускалась все ниже и самозабвенно целовала Димин низ живота. Когда рука начала ласкать уже приготовившийся к новым победам член, Оля последний раз подняла голову:
— Только…сможешь ли ты?
Олька и вправду сошла с ума. У Димы от неожиданности, усталости последних дней, и небывалого удовольствия окутавшего все тело, мысли совершенно спутались. Но останавливать такое не хотелось.
Раньше Олька снисходила до минета всего пару раз. Диме было стыдно просить такую чистую девочку, такую непорочную и светлую о чем то пошлом. Дима боялся её обидеть. Когда он все же насмелился, слова едва сорвались с языка, а