Несусветный багаж - Ллойд Осборн

— Без бороды вас никто не узнает. Только не забывайте, что говорить вам следует медленно. С акцентом вы и так уже говорите.

— Я надеюсь только на то, что молодого человека не окажется дома, — вздохнул Питман.

— А я надеюсь, что он будет один, — ответил адвокат, — это нас избавит от множества трудностей.

Так оно и оказалось. Гидеон лично открыл им дверь и проводил в комнату, обогреваемую скромным огнем в камине. Все стены до потолка были заняты стеллажами, заполненными трудами, отображающими историю и деятельность британской Фемиды. Весь вид комнаты за одним исключением указывал на юридические интересы ее обитателя, а исключением был как раз камин, на котором разместилась обширная коллекция курительных трубок, сортов табака, коробки с сигарами и несколько французских романов в желтых обложках.

— Имею честь говорить с мистером Форсайтом? — начал свое выступление Майкл. — У нас к вам важное дело. Боюсь, что наш визит не вполне соответствует обычному порядку вещей в таких вопросах…

— Я думаю, что вам бы следовало обратиться в юридическую контору, — прервал его Гидеон.

— Ну что ж, раз так, дайте нам адрес вашей фирмы, и завтра мы сможем обсудить нашу проблему в соответствии с принятыми правилами, — говоря это, Майкл уселся в кресло и жестом указал Питману сделать то же самое. — Но так уж получилось, что мы здесь не знаем никаких адвокатских контор, вас же нам рекомендовали, а времени у нас чрезвычайно мало.

— Могу я поинтересоваться, кому именно я обязан вашим визитом? — спросил Гидеон.

— Поинтересоваться вы можете, — согласился Майкл с клоунской усмешкой, — но меня просили вам об этом не говорить, пока… пока дело не будет улажено.

«Наверняка, их дядя прислал», — пришел к выводу Гидеон.

— Меня зовут Джон Диксон, — продолжал Майкл. — Это имя хорошо известно в Балларате[9]. Присутствующий здесь мой друг, мистер Эзра Томас из Соединенных Штатов, является очень состоятельным фабрикантом галош.

— Одну минуточку, я запишу, — деловито сказал Гидеон тоном опытного адвоката.

— Вы не будете против, если я закурю сигару? — спросил Майкл. В квартиру он входил немного протрезвевшим, но теперь начал ощущать, что пары алкоголя и сопутствующая им сонливость снова дают себя знать; поэтому он надеялся, как и многие в его ситуации, что сигара поможет поддержать разговор на должном уровне.

— Да, да, конечно, — захлопотал Гидеон. — Может, попробуете мои? Смело могу их вам рекомендовать, — добавил он, вежливо протягивая клиенту коробку.

— Честно вам признаюсь, — сказал «австралиец», — что мы возвращаемся со званого обеда, и поэтому я могу иногда выразиться не вполне ясно, но это с каждым можно случится, не правда ли?

— Разумеется, разумеется, — согласился Гидеон, продолжая демонстрировать всю вежливость, на какую был способен. — Вы можете не торопиться, я готов уделить господам достаточно времени.

— Дело, которое привело нас сюда, — продолжил, воодушевляясь, «австралиец», — чертовски деликатно. Мой друг мистер Томас — американец португальского происхождения, он плохо знает наши порядки и, являясь к тому же богатым фабрикантом концертных роялей Бродвуд…

— Концертных роялей Бродвуд? — прервал его несколько удивленный Гидеон. — Мистер Томас совладелец этой фирмы?

— Ах, нет. То не настоящие Бродвуды. Мой приятель производит Бродвуды американские.

— Но мне кажется, что недавно вы сказали, во всяком случае я так записал, что ваш друг производит галоши?

— Поначалу вам в этом деле все будет казаться странным, — заявил «австралиец», лучезарно улыбаясь, — дело в том, что он… интересуется разными отраслями производства, и этими, и многими другими, очень, очень многими, — повторял мистер Диксон с пьяной настойчивостью. — Прядильни мистера Томаса самые крупные в Таллахассе, его табачные плантации — гордость Ричмонда, короче говоря, мистер Томас — мой старый приятель, и я вас очень прошу заняться его делом.

Молодой адвокат с уважением посмотрел на мистера Томаса и был очень тронут его открытым, хотя и несколько неспокойным выражением лица, а также простотой и скромностью манер. «Удивительные люди эти американцы, — размышлял он про себя, — подумать только, что этот совершенно простецкого вида тщедушный малый в рубашке с мягким воротничком, а ворочает такими делами в столь серьезных отраслях!»

— Может, нам лучше, — произнес он уже вслух, — перейти уже к фактам?

— Узнаю человека дела! — воскликнул «австралиец». — Итак, перейдем к фактам. Речь идет о неисполнении обязательств.

Несчастный художник был так изумлен всем услышанным, что не мог удержаться от восклицания.

— Боже мой, — живо отреагировал Гидеон, — это, как правило, очень заковыристые дела. Расскажите мне все подробно, — добавил он мягко, — и раз уж вы обратились ко мне за помощью, то прошу ничего не утаивать.

— Слушай, расскажи ему, — сказал Майкл, махнув рукой в сторону Питмана. Видимо, он посчитал, что сделал все, что от него требовалось. — Он сам вам все расскажет, — зевая, обратился он к Гидеону. — Вы простите меня, если я на минутку сомкну глаза, я всю ночь был у постели больного друга.

Питман озирался по комнате с совершенно отупевшим видом. В его невинной душе нарастали ярость и отчаяние; приходили в голову мысли о побеге и даже о самоубийстве; и пока художник безуспешно искал какие-нибудь слова, пусть бы даже и ничего не значащие, молодой адвокат терпеливо ждал.

— Речь идет о неисполнении обязательств… — выдавил, наконец, из себя «фабрикант» очень тихим голосом. — Я нарушил обязательство… и грозит дело… — в этом месте Питман, как обычно, когда нервничал, потянулся рукой к бороде, но наткнулся на совершенно непривычную гладкую поверхность подбородка. Надежда и отвага (если о чем-то таком вообще можно было говорить в случае Питмана) покинули его окончательно. Он принялся отчаянно тормошить Майкла.

— Проснись же ты! — по голосу и характеру обращения чувствовалось, что нервы его на пределе. — Я не сумею! Вы же знаете, что не сумею!

— Вы должны простить моего друга, — невозмутимо сказал Майкл, открыв глаза. — Ораторским талантом он не отличается. Дело, в общем, простое. Приятель мой склонен, с одной стороны, к бурному проявлению страстей, с другой стороны — к простому, патриархальному образу жизни. Прошу вас взглянуть на ситуацию именно с этой точки зрения. Итак, неудачное путешествие по Европе и неудачное знакомство с мошенником, выдающим себя за иностранного графа, у которого на выданье дочь-красавица. Мистер Томас позволил себе дать волю чувствам. Он сделал предложение, предложение было принято, он написал несколько писем… написал в стиле, о котором сейчас, несомненно, жалеет. Если эти письма попадут на судейский стол, репутации мистера Томаса будет нанесен непоправимый ущерб.

— Следует ли мне понимать это так… — начал Гидеон.

— Уважаемый мистер Форсайт, — очень внушительно произнес «австралиец», — вы ровным счетом ничего не сможете понять, пока не ознакомитесь с содержанием писем.

— Да, ситуация, достойная сожаления, — Гидеон с сочувствием посмотрел на виновника несчастья, но заметив на лице того признаки беспокойства, отвел глаза.

— Это были бы еще пустяки, — жестким тоном продолжил мистер Диксон. — Я очень хотел бы, от всего сердца хотел бы иметь возможность утверждать, что совесть мистера Томаса чиста. Увы, ему нечего сказать в свое оправдание, ибо он был в свое время и до сих пор остается обрученным с первой красавицей в Константинополе, что в штате Джа. Мой приятель вел себя как последняя скотина…

— Штат Джа? — удивился Гидеон.

— Это только общепринятое сокращение: Джа означает Джорджия, так же как «ст.» означает «станция».

— Да, припоминаю, мне приходилось встречать в напечатанном виде подобное сокращение, но я не знал, что это так произносится.

— Уверяю вас, что именно так. Ну, теперь вы сами видите, что это несчастное существо можно спасти от бесчестья только с помощью какого-то очень хитрого хода. Деньги для этого имеются, и о них можно не беспокоиться. Мистер Томас завтра же может выставить чек на сто тысяч. Но у нас есть аргументы и получше, мистер Форсайт, чем деньги. Этот самый иностранный граф — он себя называет графом Тарновым — был когда-то владельцем табачной лавки в Бейсуотере, где выступал под своей собственной, и тоже примечательной фамилией Шмидт; а его дочь — если только она вообще его дочь — в то время прислуживала в магазине, а теперь, видите ли, хочет выйти замуж за такого выдающегося человека, как мистер Томас! Надеюсь, вам понятны наши намерения. Мы хотим опередить их, прежде чем они сделают следующий шаг. Мы просим вас поехать в Хемптон-корт, где они сейчас проживают, и угрозами или подкупом, а скорее всего, тем и другим, заполучить от них эти письма. Если вам это не удастся, ну что ж, все в руках Божьих… мистер Томас будет скомпрометирован. По крайней мере, я от него избавлюсь, — добавил Майкл, явно не проявив особого благородства по отношению к своему приятелю.