Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Диана ненавидела их! Она никогда и никого так не ненавидела! Даже Злую маму! Она раньше вообще не умела так ненавидеть, пока не увидела, что злые дядьки хотят сделать плохо мамочке!

Умрите! Умрите все! Умрите, я вас ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Диана закричала. Не завизжала, не ойкнула, не заплакала — ЗАКРИЧА-А-А-АЛА-А-А! И крик ее был так страшен, так ужасен, что на версты вокруг всколыхнулись и поднялись в воздух птицы! Звери в ужасе побежали прочь! Рыбы заметались подо льдом, будто пришла весна и настал сезон икромета! Ужасный низкий звук, который не могла издать детская глотка вырвался из ее груди, из ее сердца, из ее души!

Разбойники оцепенели. Глаза их выпучились так, как если бы они увидели огнедышащего дракона, а потом они стали падать, истекая кровью, захлебываясь ей, фонтанируя, лопаясь, как перезрелые плоды!

Диана не слышала, как хлопнула дверь — она и не помнила про рыжего плохого дядьку, который стоял у дверей. А тот, держась за голову, вывалился в коридор и шатаясь побежал прочь от страшного дома. На полу остались лежать мертвые разбойники, залившие пол потоками черной крови, да Уна, которая тяжело дыша следила за своей названной дочкой, застывшей на месте с закрытыми глазами и сжатыми в кулачки пальцами.

***

Уна была ошеломлена! Нет, не то слово — потрясение, которое она испытала, нельзя описать никакими средствами! Ее маленькая Диана обладает Голосом! Да ТАКИМ Голосом, что ее, Уны, голос и рядом с ней не лежал! Потрясающим Голосом! Пробирающим до самых дальних уголков сознания! Убийственным голосом.

Уна попыталась сдвинуть с ног труп разбойника, и у нее ничего не получилось Тогда она начала вылезать из-под него, дергаясь, извиваясь, как змея. Через некоторое время ей это удалось — благодаря натекшей на пол крови. Ноги скользили по полу, и по залитой кровью коже вожака. Есть! Вылезла! Быстро осмотрелась по сторонам — нет, рыжего Шелега нигде нет. Опасно! Он может прятаться где угодно — например, в туалете. Или в кладовой! Или в коридоре! Но теперь она с ним справится. Один это придурок ей не соперник. Только вот неплохо было бы развязаться…

Снова легла на пол, и стала заводить связанные сзади руки вначале к заду, потом, изгибаясь, все дальше, дальше… Если бы не ее гибкость, натренированная годами занятий, Уне это вряд ли бы удалось. Но у нее получилось. Ступни скользнули по связанным рукам, и… есть! Руки впереди!

Уна сорвала с головы повязку, удерживающую кляп, сделанный из ее же трусов, выдернула изо рта промоченную слюной тряпку и хрипло, откашлявшись, спросила:

— Дианочка, дочка, ты как? Все в порядке? Ты меня слышишь? Дочка!

Дина медленно открыла глаза, будто проснулась, посмотрела вокруг, посмотрела на Уну, и… бросилась вперед:

— Мамочка! Мамочка моя! Мамочка!

Уна прижала ее к себе, охватив за спину онемевшими, связанными руками, и они так простояли минут пять, а может больше. Диана рыдала, выплакивая ужас последних часов, а Уна улыбалась, и… тоже плакала. Да, плакала сквозь улыбку, или улыбалась сквозь слезы. Дочь. У нее — дочь!

— Дочка моя! Доченька! — повторяла она, забыв о боли в избитом теле, забыв обо всем на свете кроме этого маленького, горячего тельца прижавшегося к ее бедру.

Потом Уна нашла меч, принадлежавший одному из разбойников, и перерезала путы. Налила в пустое деревянное ведро воды, взяла мыло, тряпку, и насколько могла оттерла кровь и грязь со своей кожи. Спину ей помогала мыть Диана — девочка серьезно, с усердием терла спину мамочки, между делом спрашивая, не больно ли она ей сделала. Уне было больно, спина — сплошной синяк, но говорить об этом девочка она не хотела. Маме не бывает больно, мама сильная! Мама — всех победит! Убьет за свою дочку! Весь мир порвет!

И тут в дверь постучали — настойчиво так, с привизгом. Уна устало побрела к двери, открыла. Кахир ворвался в комнату, зарычал, вздыбив шерсть и оскалив огромные клыки и стал принюхиваться, оглядывая трупы разбойников взглядом горящих, как угольки яростных глаз.

— Ну и где же ты был? — укоризненно спросила Уна, усаживаясь на скамью — Нас тут чуть не убили, а ты где-то там зайцев гонял? Совесть у тебя есть, псина ты эдакая?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кахир заскулил, будто понимая упрек, но Уна тут же замолчала, осеклась — плечо пса и весь его левый бок представляли собой сплошную рану. Висели клочья шкуры, на мышцах запеклась корка крови и при каждом движении пса корка трескалась и сквозь трещины выступали алые густые капли.

— Ох ты ж мой милый! — Уна охнула, и схватилась за голову — Медведь, да?! Ну зачем же ты к нему полез, демоненок эдакий! Все силы свои пробуешь?! Да разве же ты с медведем сладишь?! А если бы он тебя задрал?! Ай-яй-яй! Ты зализывал, да? Идти не мог? А я тебя ругаю! Вот как совпало-то! Просто какие-то происки Темного!

— А что такое с Кахиром? — спросила Диана, и Уна начала отвечать, а потом вдруг спохватилась:

— Да что с ним? Он ведь у нас гордый и слишком самоуверенный! Считает себя королем леса! Никто ему не помеха, только медведь! Вот и решил попробовать свои силы на медведе, и просчитался! Стой-ка! А ты ведь не заикаешься! Это как так?

— Не знаю, мамочка! — улыбнулась Диана и села к Уне под бок, обняв ее за талию — Мамочка, а они (она указала на злодеев) так и будут тут лежать? Я что-то их боюсь!

— Бояться их незачем, мертвые уже не встанут. Они только в сказках ходят. А здесь они лежать не будут. Уберем! Но чуть позже, ладно? Мы сейчас Кахира полечим, немного отдохнем, а уже потом будем выбрасывать мусор. Ладно, дочка, подождешь? Не будешь бояться?

— Нет, не буду! — закивала Диана, и притянув руки обняла Кахира, будто прислушивающегося к их беседе — Бедненький! Зачем ты мишку кусь-кусь! Не надо мишку кус-кусь! Он большой, злой! Сейчас мамочка тебя полечит, и все будет хорошо!

Кахир стоял спокойно, и только глаза еще щурились — то ли от боли, то ли он внимательно разглядывал девочку и что-то себе решал. А затем он как обычно вывалил свой широкий как лопата язык и прошелся ей от подбородка до лба. Девочка рассмеялась и утерлась запястьем.

— Хулиган! Вот сейчас возьму, и тоже тебя оближу! — она снова схватила Кархила за голову и чмокнула его в нос. Кахир фыркнул и обнажил в улыбке клыки.

А тем временем Уна уже бегала по комнате, собирая в одно место ступку, ингредиенты для снадобья, а еще — принесла бутылку с крепким зеленым вином двойной перегонки, нитки и иголку.

Первым делом взялась за снадобье. Это снадобье она делала быстро — травы почти не мельчила, да и трав тех было совсем немного. Немного магии Голоса — и вот, прозрачная жидкость готова.

Уна достала из все того же шкафа с магическими ингредиентами небольшой веник на деревянной ручке — не веник даже, а нечто среднее между кистью для покраски и веником, погрузила его в чашку со снадобьем, и подозвав Кахира, стала брызгать с помощью веника ему на окровавленный бок, на раны. Кахир только повизгивал и чуть вздергивал губы над клыками, когда капли попадали на особо болезненные места. Наконец, снадобье начало действовать, Кахир успокоился и явно расслабился. Боль ушла! Вот теперь можно и взяться за дело. На два часа обезболивающего вполне хватит.

Сняла с плиты теплую воду, которую поставила греться перед началом приготовления снадобья, и работая чистой тряпочкой осторожно омыла раны Кахира. Замочила в кружке с вином нитки и прокалила на огне зажженной свечи иглу. Все готово! Теперь — за работу.

Работа заняла не менее часа. Пришлось сшивать кусочки шкуры и ставить их на место, да так, чтобы потом можно было выдернуть нитки из швов. Закончив — посмотрела на дело своих рук и удовлетворенно кивнула. Хорошо! Кое-где шкуры не хватило, но это ничего. При последующем колдовстве эти места затянутся кожей, а кожа потом прорастет шерстью. Теперь — главное!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она снова взялась за изготовление снадобья, и в этот раз работа заняла больше времени. И колдовской силы она вложила больше обычного — можно сказать выложилась по-полной. Получилась серая вонючая мазь, липкая и отвратная на вид. Но очень, очень ценная мазь!