Женщины-масонки - Шарль Монселе

С наступлением вечера, то есть к восьми часам, начали съезжаться приглашенные. Было тепло, и всюду виднелись только белые платья. Это особое очарование, рожденное жаркими вечерами на морском берегу, постепенно ширилось и ширилось; каждый предмет казался невыразимо прекрасным; деревья качались, словно бросали прозрачные струи; трава, мягкая и нежная, стлалась под ногами; прелестные звуки музыки летели к бледному небу, околдовывая самих исполнителей; с инструментов, с губ музыкантов слетало дыхание самой природы.

В атмосфере этого очарования прогуливались взад и вперед женщины с непокрытыми головами и с букетами в руках.

Но прежде чем перейти к событиям этого вечера, мы должны вернуться к Иренею де Тремеле. Путь к нему покажется нам тем более коротким, что «Гостиница для всего мира» находилась по соседству с мэрией, и сады их примыкали друг к другу.

Иреней был один; он что-то писал.

Он писал, как это делают накануне дуэли даже самые хладнокровные люди. Он был храбр, он проявлял свою храбрость неоднократно, но сейчас он все же не мог совершенно избавиться от власти предчувствий. Лицо его было мрачнее обычного; он невольно стискивал перо, и оно дрожало у него в пальцах. Но он не останавливался, он продолжал писать; можно было предположить, что он не хочет задумываться.

Внезапно раздался стук в дверь.

Он с раздражением встал, подошел к двери и открыл ее.

Мертвенная бледность залила его лицо, когда он увидал Марианну.

– Это вы!…– произнес он.

Он не осмелился назвать ее по имени.

– Это я, Иреней.

На ней был парадный туалет; ее черные волосы трепетали на белоснежных обнаженных плечах.

Иреней схватил ее за руку и увлек за собой в комнату.

Не сводя с него глаз, она села на канапе.

Он остался стоять.

Он никак не ожидал подобного визита; нервная дрожь сотрясала все его тело, и несколько мгновений он был не в состоянии выговорить хоть одно слово.

– Что вам угодно? – несколько оправившись от этого удара, произнес он.

– Вы сами знаете.

Иреней опустил голову и не ответил.

– Я хочу, чтобы он жил,– прибавила она.

И так как он по-прежнему хранил молчание, она продолжала:

– Случай открыл мне все. Сегодня утром я вернулась от графини д'Энгранд, и в ту минуту, как я подошла к своему номеру, я услышала голоса в комнате Филиппа. Я прислушалась. У него был ваш секундант. Я узнала обо всем: о том, что вы встречаетесь завтра утром, о том, где вы встречаетесь, о том, какой выбран род оружия. Иреней, мне пришлось собрать все свои силы и всю решимость чтобы прийти к вам с мольбой.

– Вы, стало быть, предполагаете, что я способен отказаться от дуэли?

– Я надеюсь на ваше сердце и на мою просьбу.

– Но вы прекрасно знаете, что этот человек вас не любит или, вернее, никогда вас не любил!

– Иреней!

– Да, он никогда вас не любил! С ним ваша жизнь ежечасно превращается в жизнь мученицы.

– Кто вам сказал? Вы заблуждаетесь!

– Несчастная женщина!– прошептал он.

Он подошел к столу, за которым писал, вынул из ящика уже знакомую нам записную книжку и протянул ее Марианне.

– Вы видите: мне известно все,– сказал он,– этот человек – ваше несчастье, и вы не можете этого отрицать.

Марианна испустила вздох.

– Мало того, что он вас не любит,– он вас ненавидит,– продолжал Иреней.– Вы для него обуза, вы ему в тягость!

– Я знаю,– отвечала она.

– Но тогда почему же вы хотите, чтобы он жил?

Иреней устремил на нее долгий, печальный взгляд. Всю свою кровь, всю душу, все воспоминания, все надежды он вложил в следующие слова:

– Вы только начинаете жить, Марианна; вы еще не знаете, что такое безответное чувство; вам еще неизвестно, какое пагубное влияние оказывает подобного рода ошибка на всю будущую жизнь. Выслушайте меня и поверьте мне: это скверный человек, повторяю вам; я сам знаю это, я знаю это и от других людей. Предоставьте Богу решить его участь

– Вы жестоки, Иреней!

– Нет, я только справедлив.

– Значит, вы себялюбец; это самолюбие заставляет вас мстить ему, это ваше самолюбие вы хотите удовлетворить завтрашней встречей!

Иреней пожал плечами.

– Когда-нибудь вы скажете мне спасибо за то, что я завтра сделаю для вас,– произнес он.

– Скажу спасибо за смерть Филиппа? Да серьезно ли вы говорите, или это не больше чем жестокая шутка? Вы сейчас заговорили о Боге, но Бог не нуждается в том, чтобы кто-то заменил Его. И потом Филипп совсем не такой, как о нем говорят и как я сама могла сказать в минуту раздражения. Мне кажется, я знаю его лучше, чем вы; в течение года я виделась с ним ежедневно, тогда как вы были свидетелем двух или трех его поступков за всю жизнь, и по ним-то вы его и судите. Как же можно судить так о ком бы то ни было? Уверяю вас, у Филиппа есть и хорошие стороны!

– О, да! – иронически пробормотал Иреней.

– Я видела, как он однажды плакал у моего изголовья, когда я болела!

– Только однажды?

– А кроме того, хотя бы он был чудовищем, вам-то что до этого? Я люблю его таким, какой он есть, я люблю его ради себя самой. Это эгоизм, я согласна. Но я ни за кем в мире не признаю права являться ко мне и объявлять: «Человек, которого вы любите,– человек скверный; не мешайте нам, и мы его убьем»!

– Вы слепы! – воскликнул Иреней.

– О нет, я прекрасно все вижу,– возразила Марианна.– Разве я первая рабыня, которая не желает покидать своего господина? Вы человек наблюдательный, вы, наверное, не раз видели примеры подобного покорения сердец. Моя жизнь принадлежит Филиппу; может быть, в этом есть нечто сверхъестественное, но когда он со мной, я способна только повиноваться и любить!

– Но ведь вы страдаете!

– Я привыкла к страданиям и буду привыкать к ним все больше и больше. Когда-то и я была ребенком; в то время слезы градом лились у меня из-за булавочного укола; теперь я уже не плачу…

– Даже от самых страшных обид,– покачав головой, закончил Иреней.

– Иреней, пожертвуйте ради меня вашей злобой на Филиппа, умоляю вас, простирая к вам руки!

– Это невозможно, Марианна!

– Но ведь вы убьете меня, а не его! – воскликнула она.

– А кто вам сказал, что я убью его? Кто вам сказал, что не я погибну на дуэли? Надейтесь, Марианна, надейтесь…– с горькой улыбкой прибавил он.

При этих несправедливых словах Марианна взбунтовалась. Она направилась было к двери, но на полпути остановилась.

– Что ж,– заговорила она,– я претерплю все. Я вынесу вашу жестокость до конца. Бог свидетель, что все уважение, вся признательность моего сердца были отданы вам. Но если вы можете столь неверно судить о моих чувствах,– что ж! Я дойду до последней степени унижения; я просила вас, простирая к вам руки, теперь я буду умолять вас, стоя на коленях!