От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол

На помосте позора после попытки двойного самоубийства

На фоне официального осуждения случаев двойного самоубийства внимательные люди заметили, что два иероглифических элемента (“сердце” и “внутри”), из которых состоит его название (синдзю), составляют очень уважаемое в самурайском кодексе понятие “преданность”. Это слово использовалось во многих благородных сочетаниях вроде синдзюдатэ с тем же значением. Особенно не жаловал двойные самоубийства восьмой сёгун Ёсимунэ. Специальным распоряжением от 1722 года он запретил именовать их словом синдзю. Взамен, чтобы не замутнять низкими страстями высокие самурайские идеалы, придумали идеологически нейтральный термин аитайси (смерть по взаимному согласию). А чтобы отвадить народ от дурной привычки, повелели выставлять обнаженные тела “самоубийц по взаимному согласию” на всеобщее обозрение. Но эффект получился обратный: стали собираться зеваки со всего города. Брали с собой сухой паек (бэнто) и весь день проводили перед “экспонатами”, живо обсуждая их анатомические особенности. Вместо публичного позора получилось внеплановое массовое развлечение, и приказ вскоре отменили. Да и с лингвистическим запретом случилось то же, что с восьмиконечным православным крестом на Руси: сколько ни запрещал его патриарх Никон и его последователи в XVII веке, он и поныне украшает купола церквей и могилы православных. А в Японии слово синдзю широко используется в том же значении, что и триста лет назад.

В общем, как ни старались военные власти насаждать свой собственный, признанный правильным порядок, это получалось у них не всегда и уж во всяком случае не сразу. Невзирая ни на что, мужчины и женщины продолжали влюбляться, в том числе и вне брака. И если не получалось вместе жить, решали вместе умереть, чтобы соединиться в лучшем мире. Сохранившиеся записи свидетельствуют: двойные самоубийства влюбленные совершали часто. Первый громкий случай в столице произошел в 1679 году.

В семье потомственных самураев Хираи из княжества Тоттори (префектура Тоттори) подрастал наследник Хираи Гомпати. Природа наделила его хорошими физическими данными, мужественной внешностью и буйным нравом. С ранних лет он выделялся хорошей боевой выучкой и, прекрасно владея мечом, побеждал в учебных поединках и на турнирах. В 17 лет Гомпати убил сослуживца своего отца и бежал в столицу, где было легче затеряться. Ни денег, ни пожитков у него не было, зато были меч и навыки. Он активно пользовался ими как по дороге в Эдо, так и в столице — угрызения совести его не донимали. Молодого самурая быстро заметили и взяли на службу, сначала в один клан, потом в другой — умелые бойцы всем нужны. Жалованье его росло, и жизнь становилась все приятнее. У второго хозяина Гомпати ежемесячно получал в пересчете на современные деньги более 3 тысяч долларов США и частенько наведывался в квартал Ёсивара. И все бы ничего, но в один прекрасный день он встретил на улице красавицу-гейшу по имени Комурасаки. Она работала на дом Миура и обслуживала клиентов в ранге хатамото, удельных князей и богатейших купцов. Чтобы заплатить за одно свидание с ней, Гомпати нужно было целый год не есть и не пить. А встретиться хотелось. И он привычно взялся за меч. В столице в то время было неспокойно, по ночам часто грабили и убивали. Гомпати втянулся — и вскоре собрал и передал нужную сумму дому Миура. Встреча с Комурасаки вылилась в бурную взаимную страсть: Гомпати был хорош собой и пользовался успехом у женщин. За ним к тому времени числилось 132 убийства, и вскоре Городской магистрат объявил его в розыск.

Дальнейшие события в разных источниках излагаются по-разному. По одной из версий, он бежал из столицы в Осаку и скрывался там некоторое время, однако в конце концов явился с повинной. Его этапировали в Эдо, и по дороге он сбежал, чтобы успеть встретиться с возлюбленной и написать заявление о разрыве с ней всех отношений. Во времена Токугава за тяжкие преступления казнили вместе с родственниками и близкими, а Гомпати хотел, чтобы девушка жила. Комурасаки не приняла расписку и пообещала убить себя, если его казнят. Буддийское учение обещало влюбленным встречу после смерти. После 132 убийств Гомпати не на что было надеяться. Он и не надеялся. Третьего ноября 1679 года его казнили на кресте в тюрьме Синагава. Как опасного преступника похоронили тайком, место захоронения держали в тайне. Но Комурасаки его нашла. И, как обещала, покончила с собой на могиле Гомпати, вонзив в горло кинжал.

Провоз по городу перед казнью

Двойные самоубийства происходили все чаще. В 1767 году осуждаемое деяние нанесло удар по репутации замка Эдо: 12 июня из-за запретной любви покончили с собой фрейлина 9-го ранга и монах из храма Дзосё, пользовавшегося покровительством сёгунов. Это случилось во время ритуальной службы, на которой присутствовали фрейлины. Ввиду непрезентабельности события о нем не стали упоминать в фамильной хронике дома Токугава.

Даже в ближайшем окружении сёгуна любовная страсть вторгалась в жизни людей и обрывала их. Двенадцатому сёгуну Иэёси было уже за пятьдесят, когда он влюбился в молодую фрейлину по имени Кото но ката. Любимая наложница скрасила последние годы жизни Иэёси и родила ему четверых детей. Сёгун умер в 1853 году, и она осталась жить в замке, окруженная прислугой и фрейлинами. Через два года ее покои решили отремонтировать, и Кото но ката обратила внимание на молодого красивого плотника по имени Кодзиро. Они полюбили друг друга и начали встречаться в замке и за его пределами. Их страсть было невозможно скрыть: уж очень велика была разница в положении влюбленных. Женщина прожила в замке много лет и хорошо знала, чем грозит связь возлюбленной сёгуна и матери его детей с простолюдином, поэтому не стала дожидаться разоблачения и убила себя. Это стало неприятным сюрпризом для чиновников бакуфу, но не для женской половины замка, с самого начала знавшей об этой истории.

Существовало несколько “рецептов” двойного самоубийства. Часто в них фигурировало холодное оружие. Обычно договаривались, что мужчина убивает возлюбленную, а потом себя. Такие сюжеты встречаются на гравюрах того времени. При этом женщины не забывали позаботиться о том, как будут выглядеть после смерти, и связывали себе колени поясом, чтобы посмертная поза выглядела пристойно.

Однако холодное оружие было ненадежным. Самураи хорошо знали, что даже тренированному бойцу трудно нанести несколько глубоких ран подряд: попав на лезвие меча, кровь моментально сворачивается и притупляет его. Поэтому, выходя из дома, предусмотрительный самурай всегда крепил на поясе мешочек со специальной протиркой для удаления крови и жира с меча и после каждого боевого эпизода протирал лезвие. (В современных фильмах самураи машут мечом направо и налево, укладывая одного противника за другим. Японские историки не советуют особенно доверять таким кинофантазиям.) Простые люди тонкостей обращения с холодным оружием не знали, поэтому мужчины часто наносили себе резаные раны ножом или кинжалом, но оставались в живых. Болевой шок тоже часто становился помехой задуманному — самоубийца терял сознание и уже не мог довести начатое до конца. В общем, далеко не все попытки заканчивались смертью.

Кроме того, популярностью пользовались утопление и отравление. Здесь “процент попадания” был выше, поскольку специальных знаний не требовалось. В столице люди чаще всего прыгали с центрального моста Рёгоку. Глубина и быстрое течение реки Сумида в этом месте гарантировали исчезновение тела и избежание глумления. Когда число двойных самоубийств возросло, городские власти были вынуждены установить на Рёгоку пост. Особенно много таких случаев стало в XVIII веке, чему немало способствовало получившее всеяпонскую известность “двойное самоубийство в Сонэдзаки”.

В 1702 году в лавке зажиточного осакского купца работал приказчиком его племянник, 25-летний Токубэй. Дядя был доволен честным и работящим парнем, строил планы на будущее. В столице у него имелось прибыльное торговое дело, требовался толковый распорядитель — Токубэй подходил как нельзя лучше.

По правилам того времени дядя сосватал за племянника свою приемную дочь и, скрепляя договоренность, передал живущей в деревне матери Токубэя, своей двоюродной сестре, отступные (в пересчете — около 8о тысяч долларов США). Как принято у солидных людей, сделку обставили солидно. Будущее племянника просветлело, а семейное дело получило преемника. Пока же холостой, неплохо зарабатывающий Токубэй посещал гейш. И одна из них, по имени Охацу, ему понравилась — да так сильно, что Токубэй вообще не захотел с ней расставаться. В ситуации нет ничего примечательного: в то время мужчины едва ли не поголовно женились на одних, а любили других и ничего странного в этом не видели. Конечно, преуспевающий Токубэй мог приобрести для любимой Охацу уютный уголок и отдыхать там душой и телом, однако он не пожелал вести двойную жизнь и честно рассказал обо всем благодетелю-дяде, попросив у него прощения и предложив расторгнуть помолвку. Дядя разъярился и потребовал, чтобы Токубэй вернул деньги, переданные его матери, а после убирался из Осаки на все четыре стороны. Токубэй согласился и начал, залезая в долги, собирать деньги. Один из партнеров грубо обманул его, и предприятие провалилось. Влюбленные обсудили ситуацию: оба связаны обязательствами и вместе быть не могут. Стало быть, надежда только на небеса. Они отправились в лесной район Сонэдзаки и провели там ночь. На рассвете Охацу сняла пояс кимоно и привязала себя к любимому. Потом произнесла условную фразу, и Токубэй бритвой перерезал горло сначала ей, а после себе. Это произошло 8 апреля 1703 года.