Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Олег Аксеничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, дама уже не юна. Лицо, когда-то приятно-округлое, высохло и заострилось, став похоже на обтянутый кожей череп. Волосы, прежде густые и белокурые, порыжели и сильно вылезли. Парикмахерам приходилось идти на многие ухищрения, чтобы зачесать остатки в более-менее пышную причёску.
Цветом лицо подходило больше покойнице, а не живой. Когда у дамы стала сохнуть кожа и появились выдававшие возраст морщинки, она стала белиться, увлекаясь всё больше и больше. Теперь лицо — уже не естественный образ, но маска знатной дамы.
Сесила выводили из себя её побагровевшие от гнева уши, словно обмороженные, страшные. Но эмоции опытный вельможа держал глубоко в себе.
— Граф, вы решили перессорить меня со всей Европой?
Тёмные глаза, особо выразительные в обрамлении бледного лица, неподвижно смотрели на Уильяма Сесила. Блёклые, совершенно незаметные редкие ресницы... Дама смотрела не мигая, по-птичьи, как охотничий сокол.
— Нет, ваше величество, только с её частью, опасной для Англии!
Граф Сесил ещё раз поклонился своей королеве Елизавете, маленькой, худой и гневной.
— Вы не можете не понимать, Сесил, что принесённые вами бумаги способны вызвать войну с Испанией. И если бы только с ней!
— Вы правы, ваше величество, способны.
Если мы дадим им ход и раздуем скандал. Но мы же не будем этого делать, правда? Я уверен в уме и выдержке моей прекрасной королевы.
— Вы подхалим, Сесил...
За очередным поклоном граф скрыл торжествующую усмешку. Прекрасно, королева меняет гнев на милость!
— Увы, ваше величество, нет. Не умею льстить, что, признаться, иногда мешает службе на благо королевства. Что до бумаг... Давайте выждем, сударыня! Давайте выпустим Ридольфи за пределы острова, пусть поездит по Европе, поговорит с королём Филиппом, с папой, с кем там ещё. Пусть высветит нам всех врагов Англии.
— Опасная игра, Сесил!
— Осмелюсь не согласиться со своей королевой. Банкир спелёнут прочнее, чем парус при шторме. Без нашего дозволения он не произнесёт ни слова, не напишет ни строчки...
— Стараниями Уолсингема? — спросила Елизавета. — Моего Мавра?
— Стараниями Эндрю. Помните, ваше величество, я рассказывал вам? О моём, — выделил Сесил, — московите.
— Да он пройдоха, ваш Эндрю!
— Он очень хочет выслужиться, ваше величество. И стать полноправным подданным моей госпожи.
— Мы подумаем, господин граф, и решим, что можно сделать для юноши, — величественно подняла голову королева.
Сесил заметил, как на бархатный корсаж королевского платья осыпалась ранним снегом пудра с бледных щёк государыни.
— Скажите, Сесил, какие интересы у вас в Московии? Деньги, товары?
— У меня нет своих интересов, ваше величество, только интересы государства!
— Слова, слова... Вы привечаете московита, берёте его к себе на службу; в Москву отправляете людей, необходимых здесь...
— Я, ваше величество?!
— Я не только величество, Сесил! Я ещё и женщина, плевок чёрта в ваш рот!
Уильям Сесил привык за много лет, что Елизавета ругается не хуже портового грузчика. При этом — всегда с поводом. Что могло так разгневать государыню на этот раз?
— Смотрите, что с моей кожей, Сесил! А знаете отчего? Оттого, что без моего ведома с острова отослали Елисея Бомелия! Что, я уже не королева, раз меня не спрашивают, как поступить со слугами?
— Бомелий — опасный человек. Отравитель и вор.
— Бомелий — единственный, кому удавалось составлять бальзам для моей кожи, сударь! А мне сообщают, что он под охраной был силой вывезен на корабль и отправлен в Московию. Вас так беспокоит цвет лица московитского герцога? А, Сесил?
— Вашему величеству не о чем беспокоиться. Бальзам, который вам так понравился, делал иной человек; Бомелий — лишь поставщик ко двору. Новый лекарь может быть хоть сегодня представлен государыне...
— И лекаря, разумеется, нашёл ваш московит, Сесил?
— Нет, моя королева, ваш Мавр!
Сесил вежливо улыбался. Женщина... Даже в делах государства — женщина. Внешность дороже безопасности, дороже всего. Суета сует...
— Бомелий действительно отправлен в Московию, ваше величество. Лекарем к герцогу Ивану; а вернее всего — отравителем и чернокнижником. Там грязная история, ваше величество, и, мне кажется, не для ваших прекрасных ушей, привыкших к любовным мадригалам...
— В задницу мадригалы, граф! В какое дерьмо вы снова меня впутали, рассказывайте!
— Как будет угодно моей королеве! Известно ли вам, что у мудрейшего астролога доктора Ди были неприятности с... вашим Мавром? Нет? Там не мелочи. Учёнейший доктор попытался оживить мёртвого человека.
Если бы у королевы Елизаветы не были выщипаны брови, то они наверняка взметнулись бы до границы лба и высокой причёски.
— Но милый доктор немного ошибся и вызвал не мертвеца, но демона... Продолжать ли, ваше величество?
— Интересная сказка, Сесил! Врите дальше!
— Слушаюсь. Как выяснилось, этот демон способен, разумеется, причинить много зла, но не нашей благословенной стране, а исключительно Московии. Можно было провести обряды экзорцизма, изгнать мерзкое создание обратно в ад, но... По-государственному ли это? Вы наслышаны, мне кажется, как московит Иван начал притеснять наших купцов, как мы не получаем возможных прибылей. Почему бы не создать северному варвару проблемы, которые отвлекут его от дел торговых?
— Вам служат и демоны, Сесил? Это попахивает адской серой...
— Демоны Служат сатане, ваше величество. Но могут и нам сослужить, если правильно взяться за дело. И если найдётся человек, способный магическим путём влиять на действия порождений ада.
— Так Бомелий — такой страшный колдун?
— Наши друзья в испанской инквизиции, — Сесил ядовито ухмыльнулся, — говорят, что колдовство не опасно само по себе. Врага человеческого легко пригласить, но почти невозможно от него избавиться. Поэтому я и рассудил — пускай Бомелий со всеми своими гримуарами и снадобьями едет прочь, подальше от Англии. Пускай зло объявится не в нашей стране, но в наших интересах. Однако, если вашему величеству так угодно, можно послать письмо в Москву и вернуть лекаря обратно.
— Зачем же? Вы, как обычно, убедили меня, Сесил. Я — слабая женщина, со мной так просто справиться любому мужчине...
— Вашему величеству угодно надо мной посмеяться? Вижу, как за внешностью истинной женщины скрывается мужской ум и характер...
— Все-то вы видите, милый граф!
Елизавета была польщена настолько, что даже кончики ушей, выглядывавшие из-под начёсанных рыжеватых волос, снова покраснели, теперь — от удовольствия. Бледное лицо и алые уши... Сесил иначе представлял себе женскую красоту. Но, в конце концов, Елизавету он ценил не за смазливую внешность, а как государыню, может, и тщеславную, но умную. И Сесил готов был и дальше льстить и лгать, раз это помогало делу.
— Сегодня вечером я хочу увидеть нового лекаря, Сесил! Потом — московита.
— Как будет угодно вашему величеству!
Корнелиус Ленной был внешностью мал, худ и бородат; происхождением — датчанин; дела ми — алхимик; душой — обманщик и шарлатан. Когда за ним пришли неразговорчивые мужчины, одетые, на испанский манер, в чёрное, Ленной решил, что это арест.
Но...
Вместо тюрьмы — домик в Сомерсет-Хаусе, маленький, но чистый и тёплый, с прекрасной лабораторией, мечтой алхимика. Конечно, датчанин не думал, что ему предоставлена полная свобода. Молчаливые люди в чёрном были и в доме, и в привратницкой. Огромные сторожевые псы, скалящие зубы на невысокого алхимика, ластились к этим людям, хорошо понимая, кто в доме хозяин.
А хозяином над чёрными людьми был господин, отличавшийся смуглостью лица и называемый всеми не иначе, как сэр Френсис.
Сегодня он пожаловал очень рано, с рассветом, перебудив сонное царство датского алхимика и его охраны. Прибыл не один, в сопровождении доброй дюжины всадников, таких же молчаливых и одетых в чёрное, как и он сам.
Судя по суете, ждали важных особ, и Корнелиус Ленной удивился, когда ещё до обеда завидел на ведущей из Лондона дороге двух всадников без сопровождения.
В то беспокойное время, полное мятежей и разбоя, знатные особы так не ездили.
Итак, гости.
Один из них, средних лет, с благообразной длинной бородой, тронутой проседью... Силы небесные! Никак сам доктор Джон Ди пожаловал, личный астролог королевы!
Только в милости ли он? Молодой человек, державшийся на шаг позади почтенного доктора, не производил впечатления ученика-адепта. Скорее — тюремщика, сопровождавшего важного узника к новому месту заключения. Строгое лицо, сжатые в линию губы, ладонь правой руки на эфесе шпаги. Чёрный, с серебряными нитями, камзол, явно подражающий стилю сэра Френсиса.