Сыновья - Пэрл Бак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ван Тигр сосчитал, что, кроме солдат, у него было сто двадцать два ружья, и у каждого солдата полный патронов пояс, и было еще восемнадцать ящиков с патронами, взятых Ваном Тигром из запасов генерала, к которым он имел доступ. Он взял их не все сразу, а понемногу, и верный человек носил один ящик за другим в горы и складывал их в храме, позади древней полуразрушенной статуи Будды, потому что в этом месте крыша была крепче и протекала меньше всего, а кроме того, фигура Будды не давала дождю проникнуть в зияющие двери.
Из одежды имелось то, что было надето на солдатах, и этого было достаточно, пока не подуют зимние ветры, а кроме того, у каждого из них было свое одеяло.
Ван Тигр был доволен всем, что имел, и съестного осталось достаточно, чтобы прокормиться в течение трех дней; он решил выступить в поход как можно скорей и итти в новые места на Север. Даже если бы ему не так опротивел Юг, он все равно ушел бы отсюда, потому что старый генерал до того обленился, что десять лет не двигался с места и жил на народные средства, обложив население тяжкими налогами, и брал с него больше, чем оно было в состоянии платить, брал часть и зерном, и так шло до тех пор, пока народ не разорился, и брать с него было уже нечего, и потому Вану Тигру нужно было искать себе новую область.
Бороться со старым генералом из-за этих земель, обремененных налогами, тоже не входило в его расчеты, и он задумал перейти в области по соседству с его родиной, потому что там, на северо-западе, были горы, где можно было укрыть солдат, а если бы его стали преследовать, он отступил бы дальше, туда, где горы суровы, пустынны и неприступны, где люди дики и куда даже генералы заходят редко, разве только если становятся бандитами или вынуждены отступать. Не то что бы он думал об отступлении, нет, — Вану Тигру казалось, что перед ним лежит открытая дорога, что стоит только быть отважным и настойчиво добиваться цели, и тогда имя его прогремит по всей стране и не будет пределов его славе.
Вскоре вернулись посланные им, и один из них сказал:
— Повсюду ходят слухи, что в старом улье роятся пчелы и что вылетел уже новый рой, и везде люда боятся и говорят, что их и без того выжали досуха и что земля не прокормит двух армий.
А тот, кто переоделся нищим, сказал:
— Я шатался по старому лагерю, а лицо вымазал грязью, чтобы меня не узнали, всюду клянчил милостыню, подслушивал и высматривал: в лагере суматоха, старый генерал кричит и вопит и приказывает то одно, то другое, а потом отменяет приказ; он совсем сбился с толку от злости, а лицо у него покраснело и распухло от крика. Я до того осмелел, что подошел поближе взглянуть на него, и слышал даже, как он кричал: «Мне в голову не могло притти, что этот чернобровый дьявол устроит такую штуку, а я еще верил ему во всем! А еще говорят, что северяне честнее нас! Да лучше бы я проткнул его штыком, потому что он вор и сын вора!» Он через два слова на третье отдает приказ, чтобы солдаты вооружились и выступали за нами в погоню.
Он визгливо засмеялся, — это был тот самый солдат с визгливым голосом, который любил пошутить, — а потом сказал, ухмыляясь под слоем грязи:
— Только ни один солдат и с места не двинулся!
И Ван Тигр сурово улыбнулся, понимая, что бояться ему нечего, потому что старый генерал уже около года не платил солдатам, и они оставались только из-за того, что их кормили даром и дела никакого не было. Чтобы заставить их сражаться, сначала нужно было им заплатить. Ван Тигр знал, что платить им генерал не станет, а через день-другой остынет и его гнев, и он, пожав плечами, снова вернется к своим женам, а солдаты попрежнему будут дремать на солнце, просыпаясь только для того, чтобы поесть. И Ван Тигр обратил свое лицо на Север, зная, что ему некого бояться.
X
Три дня позволил Ван Тигр отдыхать своим людям, и три дня они ели, сколько могли, и осушали кувшины с вином до самого дна. Когда они наелись так, как не наедались уже много месяцев, и были сыты по горло и выспались так, что им уже больше не спалось, они встали, полные сил, задора и здоровья. Все эти годы Ван Тигр жил среди солдат, хорошо их изучил и знал, как управлять этими простыми и неучеными людьми, следить за их настроениями и, пользуясь этими настроениями, давать волю и в то же время, незаметно для них, держать их в узде. И когда он увидел, что его люди затевают ссоры и грозят друг другу из-за пустяков, из-за того только, что один споткнулся о вытянутые ноги другого, и что многие из них стали думать о женщинах и тосковать о них, он понял, что настал час, когда нужно приниматься за какое-нибудь новое и трудное дело.
Тогда он снова вскочил на спину каменной черепахи и крикнул, скрестив руки на груди:
— Сегодня вечером, как только солнце сядет за ровными полями у подножия горы, мы должны двинуться в путь к нашим собственным землям. Подумайте хорошенько, и если кто-нибудь из вас хочет вернуться к старому генералу, где можно есть и спать вволю, пусть возвращается сейчас, я его не трону. Но если он пойдет со мной сегодня, а потом изменит клятве, которую дал, я проткну его вот этим самым мечом!
И Ван Тигр выхватил меч, сверкнувший, словно молния среди туч, и взмахнул им перед слушателями, и они в испуге попятились назад, натыкаясь один на другого и в страхе переглядываясь. Ван Тигр смотрел на них в ожидании, и пятеро солдат постарше с минуту нерешительно поглядывали то друг на друга, то на острый, сверкающий меч, который Ван Тигр направил на них, а потом, не говоря ни слова, повернули и начали, крадучись, спускаться по склону горы и вскоре скрылись из вида. Ван Тигр следил за ними, неподвижно держа в вытянутой руке сверкающий меч, а потом крикнул:
— Есть еще кто-нибудь?
Наступила мертвая тишина, и долгое время никто из солдат не двигался. Вдруг невысокая, согнувшаяся фигура отделилась от толпы, торопясь незаметно скрыться, и это был сын Вана Старшего. Но увидев, кто это, Ван Тигр зарычал:
— Нет, только не ты, глупый щенок! Тебя отдал мне твой отец, и ты не свободен!
И он вложил саблю в ножны, бормоча презрительно:
— Я не стану пачкать хорошее лезвие в такой жидкой крови! Нет, я тебя отстегаю как следует, как стегают малых детей!
И он ждал, пока тот вернулся в ряды и стал на место, повесив, как всегда, голову. Тогда Ван Тигр сказал своим обыкновенным голосом:
— Пусть будет так. Осмотрите ружья, зашнуруйте покрепче башмаки и затяните пояса, потому что сегодня ночью мы выступаем в большой поход. Отдыхать мы будем днем, а итти ночью, и никто не будет знать, что мы идем на Север. Но каждый раз, вступая во владения какого-нибудь генерала, я буду говорить вам, как его зовут, и если вас спросят, вы должны отвечать: «Мы бродячий отряд и хотим примкнуть к армии здешнего генерала».
И как только село солнце и не совсем еще померк дневной свет, но уже показались звезды, а луна еще не всходила, люди потянулись неровной вереницей к выходу из ущелья, опоясанные, с узлами на спине и с винтовками в руках. Но лишние ружья Ван Тигр доверил только тем из людей, кого лучше знал и на кого мог положиться, потому что многие из его солдат еще не были испытаны в бою, а ему легче было потерять человека, чем ружье. Те, у кого были кони, вели их под уздцы, и у подножия горы Ван Тигр остановился и сказал по обыкновению резко:
— Без моего приказа никому нельзя останавливаться, долгих привалов не будет до зари, — я скажу, в какой деревне. Там вы будете есть и пить, и я заплачу за все.
И он вскочил на своего коня, рослого коня рыжей масти, с широкими костями и длинной вьющейся гривой, родом из монгольских степей, сильного и неутомимого. Такой и был ему нужен в эту ночь, потому что на седле он вез много серебра, а то, что не мог взять с собой, роздал понемногу верному человеку и еще некоторым солдатам, так что, если бы кто-нибудь из них и поддался искушению, какое может одолеть всякого, то пропало бы немного. И как ни силен был его конь, Ван Тигр не позволил ему скакать во весь опор. Нет, сердце у него было доброе, и он натягивал поводья и пускал коня шагом, заботясь о тех солдатах, у кого не было коней и кому пришлось итти пешком. По обеим сторонам, рядом с ним ехали племянники; для них он купил ослов, и коротконогим ослам трудно было поспевать за широким шагом коня. Человек тридцать из его отряда ехали верхами, остальные шли пешком, и Ван Тигр разделил всадников: половину из них поставил впереди отряда, другую половину — позади, а пеших — посередине.
Так, в ночной тишине они проходили милю за милей, делая привалы время от времени, когда Ван Тигр кричал, что они могут немного отдохнуть, и снова трогались в путь, когда он отдавал приказ. И люди его были крепки и бодры и шли за ним безропотно, потому что ждали от него многого. И Ван Тигр был доволен ими и дал себе клятву, что никогда не изменит им, если они ему не изменят, и, достигнув власти, возвысит каждого из них, потому что они пошли за ним первыми. Когда он смотрел на них и думал, что они надеются на него и верят ему, как дети верят тем, кто о них заботится, в сердце его просыпалась нежность к солдатам, потому что втайне он был способен испытывать нежность, был добр к своим людям и позволял им иной раз отдохнуть подольше, когда после его команды они бросались на поросшую травой лужайку или под кусты можжевельника, какие сажают на могилах.