Великие романы - Борис Бурда

В августе 1857 года Александр II приехал на Украину, под Полтаву, как раз там проходили большие маневры. Царя расположили удобно, в имении князей Долгоруких. И там, гуляя в саду, он встретил десятилетнюю девочку. «Кто ты?» – спросил царь. «Екатерина Михайловна!» – ответила девочка. «А что ж ты здесь ищешь?» – «Я хочу увидеть императора», – уверенно ответила она. Царя это настолько поразило, что он посадил Екатерину Михайловну на колени и мило с ней поболтал. А на следующий день изысканно-любезно подошел к ней, как к придворной даме, и попросил показать ему сад. Император сохранил об этом случае приятные воспоминания, а девочка? С ней вышло посерьезнее: она запомнила этот разговор на всю жизнь.

Отец этой девочки рано умер, оставив невероятное количество долгов: он же все-таки был Долгорукий, – может быть, как раз от слова «долги»? Но царь не захотел, чтобы имущество такого знатного рода попало в руки кредиторов. Он расплатился с долгами и пристроил всех шестерых детей князя: мальчиков – в престижные военные училища, девочек – в Смольный институт. Уже тогда заметили, что при своих посещениях Смольного царь долго и внимательно беседует с воспитанницей Катей Долгорукой. Причем характер беседы уже не только светский, ему явно интересно. Можно сказать, что бывает, что здесь такого, она маленькая девочка, а он старше ее на тридцать лет – что может случиться при такой разнице в возрасте? Тем не менее случилось. И всегда случалось, и боюсь, что будет случаться. Только что вырвавшейся из закрытого учебного заведения где даже мух ловили на входе и проверяли, не мужского ли она пола, и в случае положительного ответа прихлопывали газетой, эмоциональной барышне просто необходимо было влюбиться. В кого? Ну как было не влюбиться в яркого, интересного, явно очень умного мужчину, да еще и, извините, что напоминаю, царя! Да сейчас в какого-нибудь директора супермаркета или владельца ресторана влюбляются пачками! А с другой стороны, как же не ответить на знаки внимания красивой и умной девочки, которая на тридцать лет тебя моложе? То ли Бог, то ли черт свел их вдвоем в павильоне на выходе из парка, в самом начале дороги на Красное Село. Там закончилась влюбленность и начался роман, быстро и неумолимо, как солнечный удар – помните, у Бунина? Писатели всегда знали о жизни слишком много.

Почему этот роман не завершился так же, как и предыдущие? Потому что Екатерина Михайловна не делала первой и главной ошибки романтических знакомств со значительными людьми. Она не лезла в его дела! Она жила тихо и скромно, не присутствовала на парадных званых обедах, не ездила в театр, не выставляла себя напоказ: вот, мол, смотрите, какой у меня козырный мужик, а я захочу, пальчик подниму, и он мне сейчас из буфета шампанского принесет! От сословного воспитания немало вреда, но одна польза есть: соблюдать приличия там учат крепко. Александр Николаевич выезжал за границу – а они ведь старались не расставаться практически никогда, – но она не ехала вместе с ним в составе пышной свиты. Нет, поедет самодержец почки полоскать «на воды», а она – туда же, за ним, но в маленькую гостиницу рядышком. Пригласят царя на Всемирную выставку в Париже – она тоже поедет в Париж, но тихонько, и поселяется в таком месте, о котором в жизни вездесущие репортеры не пронюхают и не поверят, что здесь могла бы жить графиня, не говоря уже о прочем. А к своему любимому Сашеньке она придет в Елисейский дворец не через парадные ворота, а через потайную калитку. Всем нам приходится соблюдать видимость приличий. И в подобных романах у молодой девушки просто жуткий соблазн эти приличия немножко нарушить, чтобы поиграть в самую любимую и самую опасную игру женщины с мужчиной: «Что Я Еще Могу Себе С Ним Позволить?» У Кати Долгорукой этого не было в принципе вообще! На том месте, где это у людей растет, у нее было ровненько-ровненько.

Но не забудьте и второй фактор: что вот у нее было – так это то, что многие пытаются имитировать, но ведь это правдоподобно не воссоздашь: огромное внимание к своей симпатии, не по долгу службы, не потому, что так надо, а природное, неподдельное. Как вы думаете – русский царь, конечно, жил в роскоши? Да как вам сказать: в роскошном дворце – это безусловно! А вы знаете, что, например, у него матрац был жесткий, как камень, и всем это было безразлично? А вы знаете, что этот огромный Зимний дворец практически невозможно толком натопить даже сейчас и царь в своих личных апартаментах зимой откровенно мерз? Но так было до Кати Долгорукой. Она и окна велела утеплить, и кровать с пружинным матрацем ему завела, да еще и постельные грелки велела лакеям купить и неуклонно применять. Представьте себе, царь был поражен – он просто не знал, что это такое. У царей нет быта, вместо него этикет. А у Александра Николаевича вместе с Катей Долгорукой появился быт. Какое это счастье, знают только те, у которых быта нет. Видите, как просто удержать высокопоставленного мужика? Просто будьте к нему добры и помните, как ему несладко уже в силу того, что он на большом посту. Не забывайте эти простые истины!

Продолжим же разговор о великой любви, которая иногда не обходит даже и царей. Кто вообще сказал, что любовь Александра II и Екатерины Долгорукой – именно большое, истинное чувство? Знаете, тут доказательства есть, и они совершенно вещественные. Только совсем недавно они стали нам доступны. И произошло это благодаря почти невероятной истории, о которой никто не напишет в бульварном романе, ибо читатель недовольно бросит этот роман в угол и скажет: «Ну, это вы загнули, такого не бывает!» История эта началась с того, что во время захвата Австрии гитлеровская Германия прибрала к рукам массу архивов, в том числе имеющий уникальную историческую ценность архив человека по фамилии Ротшильд. В архиве были документы, имеющие для семейства огромную ценность. Например, некий документ, который они называют собственным именем «тотем», счастливый талисман – грамота принца Вильгельма Гессенского от 21 сентября 1769 года о пожаловании меняле Майеру Аншелю полномочий придворного финансового агента. Именно после этой грамоты скромный владелец скобяного магазина стал банкиром, да не простым, а банкиром царей и императоров… После поражения Германии эти архивы оказались в СССР, и Ротшильды своими глазами увидели, что не все в мире можно купить за деньги. Но то, что не покупается за деньги, иногда просто дарится в качестве благородного жеста в ответ на другой благородный жест.

Недавно Ротшильд купил другой уникальный архив и договорился об обмене: архивы Ротшильда вернутся в банкирский дом, а в Россию вновь приехали письма Александра II Екатерине Долгорукой, более того – ее ответные письма. Количество их поражает воображение. Шесть тысяч писем! Буквально ни дня без письма! Историки их чуть ли не обнюхивали и на зуб пробовали – это же интереснейшие документы! Как это влияло на назначение министров, на политические шаги, на решения самодержца? Читаешь и убеждаешься, что практически никак. Они были настолько заняты друг другом, настолько друг на друге сосредоточены, что все остальное, если читать только эти письма, может показаться неинтересным и несущественным. Приходится напоминать себе, что этот царь поднял Российскую империю из позора поражения, всеобщей запуганности и бюджетной «ямы». Этот царь уничтожил крепостное право. Этот царь уничтожил старый продажный суд, о котором даже пьесы Сухово-Кобылина «Дело» и «Смерть Тарелкина» полного представления не дают, и ввел новый суд присяжных, суд с состязательным процессом, породивший великих адвокатов и раскрывший форточку, чтоб впустить в затхлую атмосферу запуганной страны свежий воздух. Но это вспоминаешь только тогда, когда отрываешься от писем. Читаешь и видишь – только и света в окошке у него было, что эти письма. А для нее только один человек имел какое-то значение – ее любимый Мунка, вот такая была домашняя кличка Александра II, так его могли называть только самые близкие люди. Письма эти сейчас разбираются, причем не без проблем – у Катюши был ужасный почерк, в отличие от царя, который, наверное, знал, как внимательно будут читать каждую строчку, написанную его рукой, и, как воспитанный человек, беспокоился, чтобы лишних трудностей это не вызывало. Почерк у него образцовый, ровный, почти как у профессионального писаря. Самое частое его обращение к Кате: «Ангел моей души!»