Последние из свободных - Гарет Паттерсон

В последние годы эта проблема особенно досаждала землевладельцам и управляющим заповедниками Тули. С приходом сезона дождей скот, нелегально находившийся на территории Ботсваны, перегоняли назад в Зимбабве, где он мог спокойно пастись в течение нескольких месяцев, и о проблеме забывали. Но с наступлением зимы цикл начинался сначала.

Ущерб от нелегальной пастьбы сотен голов домашнего скота год за годом на территории заповедника был жестоким. Во-первых, ценный зимний корм, которым могли бы питаться дикие виды животных, поедал домашний скот. Во-вторых, стада неизбежно становились объектом атаки львов, леопардов и гиен – отсюда конфликт между диким зверем и человеком как владельца скота. Если львы загрызали корову, пастух отгонял стадо подальше, а сам ставил вокруг зарезанного животного побольше капканов, поджидая возвращения львов. Те возвращались к добыче и, в свою очередь, рисковали погибнуть страшной смертью в капканах.

Конфликт между хищным зверем и скотоводом из года в год был причиной снижения численности хищников до минимума в регионе вдоль Шаше. "Око за око, зуб за зуб" – таков был закон скотовладельцев. Продолжающийся из года в год конфликт имел результатом только то, что теряли все. Погибал скот, гибли львы, и когда в регионе вдоль Шаше львов оставалась лишь горстка – на место убитых приходили другие, соблазненные легкой добычей.

Зимой 1990 года, когда мои львы, ныне почти полностью независимые от меня, осваивали новые территории, проблема скота обострилась. Воспользовавшись ситуацией, браконьеры проникали в заповедник под видом пастухов и ставили еще больше капканов на диких животных. Правда, их действия вызывали гнев самих же пастухов, потому что немало домашнего скота также попадалось и гибло в капканах.

Помню, как-то утром меня вызвал по рации мой друг Мафика, в прошлом мой помощник по лагерю, ныне сотрудник заповедника Чартер, ведающий антибраконьерской работой. Он сообщил мне, что обнаружил близ Шаше пятнадцать капканов, в два из них попались коровы: одна погибла, другая была еще жива. Я тут же сел в машину и поехал в указанном направлении. Там мы вместе с другими сотрудниками освидетельствовали ужасную сцену. Корову, которая осталась жива, к счастью, схватило за ногу, и мы без труда вызволили ее. Другая корова, стельная, уже вздулась. Определить, как она погибла, было нетрудно: когда она попалась, то принялась отчаянно бегать вокруг дерева, к которому был привязан капкан, наматывая на ствол проволоку виток за витком, пока не оказалась прочно примотанной к стволу. Корова гибла медленной смертью, исторгая из себя теплившуюся в ее чреве жизнь. Смерть коровы наступила в тот момент, когда прорезалась голова теленка. Плод умер в момент рождения.

Обилие легкой добычи в виде домашнего скота плюс то, что регион Шаше не являлся территориальной собственностью какой-либо единственной стаи львов, привлекало сюда других львов Тули. Шел месяц за месяцем зимы, все больше скота гибло. Мои львы тоже подались на восток, в холмистый регион Шаше, то есть в самую опасную зону. Из страха за их безопасность я тратил много времени, выслеживая их, и если находил в восточном секторе, по вечерам громко скликал их, призывая спуститься с холмов в более безопасный район – долины "Таваны" и Питсани.

И вот настал день, которого я так боялся: мои львы зарезали корову близ Шаше. Я увидел, как трое зимбабвийских пастухов отгоняли львов от добычи. Я тут же вызвал Мафику и других сотрудников, и мы застигли пастухов, когда они разрубали тушу, чтобы унести в свою деревню хотя бы мясо. Мы вовремя застукали зимбабвийцев – промедли мы хоть чуть-чуть, и они успели бы расставить капканы, с расчетом, что мои львы вернутся к остаткам добычи и поплатятся за гибель коровы…

Я расспросил зимбабвийцев, как все произошло. Они рассказали мне, что видели из своей деревни по другую сторону Шаше кружащих над нашей стороной грифов, что сигнализировало о смерти. Они перешли Шаше – выяснить, в чем дело, и увидели, как трое львов – один молодой самец и две самки – пожирали одну из их коров. Зимбабвийцы накричали на львов, которые обратились в бегство при их появлении, и принялись разрубать тушу на части. За этим занятием мы их и застали. Мы отвезли зимбабвийцев на пограничный пост Понт-Дрифт и там передали властям.

Мы вернулись в регион Шаше на поиски моих львов и нашли их отдыхающими в двух километрах от остатков коровы. Было уже половина пятого пополудни, и я решил до темноты вывести их из опасной зоны. А там уж, под покровом ночи, пускай идут по своим делам.

Я попросил Мафику оставить меня, отогнать машину назад в лагерь и сообщить Джулии, что я постараюсь до темноты пройти со своими львами расстояние в четырнадцать километров, отделявшее нас от "Таваны". Как только машина ушла, я позвал львов, которые куда-то удрали. Они выскочили из-за кустов и двинулись ко мне поприветствовать, явно несколько удивленные моим появлением. Окончив приветственные церемонии, я зашагал на запад, приглашая их за собой. Доверяя мне, они без звука последовали за мной; мы шли, а солнце садилось. По дороге я обнаружил несколько расставленных браконьерами капканов и, стиснув зубы, снял их.

Потом, когда солнце превратилось в раскаленный шар, нависший над самой линией горизонта, я понял, что нам необходимо бежать, если мы хотим поспеть в лагерь до полной темноты. Мы были уже далеко от долины Шаше; я побежал трусцой, время от времени окликая львов. Я добрался до лагеря уже в кромешной темноте и попал прямо в объятия Джулии, поджидавшей меня у ворот. Мафика сообщил ей о ситуации, и, дожидаясь меня, она волновалась тем сильнее, чем ближе было к ночи. Теперь мы уже вместе стали поджидать львов. Всего через десять минут после моего возвращения появились и они – уставшие, измученные жаждой, но снова в безопасности.

На следующий день в непосредственной близости от того места, где мои львы зарезали корову, было найдено свыше двадцати браконьерских капканов. По мнению Мафики, они были расставлены два дня назад. Безграничное доверие моих львов ко мне спасло их, но у других-то львов в этом регионе не было никого, кто постоянно присматривал бы за ними и не дал бы попасть в беду.

Через две недели в капканы попалась одна из обитавших, в Тули львиц. Один капкан сдавил ей шею, другой лапу. Она была одной из львиц, принадлежавших к прайду Нижнего Маджале; ее привлекло в долину Шаше обилие скота. Невероятно, но она сломала оба капкана, хотя это стоило ей тяжелых ран. Прихрамывая, она заковыляла на юго-запад, к Нижнему Маджале, до которого было много километров пути.

Мне сообщили, что ее заметили и пытались поймать, но безуспешно. Я же был стеснен в своих поисках, так как владельцы некоторых частных заповедников не давали мне разрешения на право прохода по их территории. Примерно через неделю меня информировали, что ее видели в одном из таких заповедников, но, как мне сообщили, управление этого частного заповедника настолько занято с туристами, что у них нет времени на отлов и лечение несчастной львицы! Услышав это, я впал в отчаяние. У меня в голове не укладывалось столь равнодушное отношение к дикой фауне в некоторых заповедниках Тули.

К счастью, впоследствии львицу отловили и вылечили. Мне рассказывали, что проволока опутала ее лапу, как тугая пружина. Это было жуткое зрелище, и боль, которую она при этом испытывала, была, надо думать, нестерпимой.

По вечерам скот, нелегально перегоняемый на территорию Ботсваны, угоняли обратно за песчаное русло Шаше. Порой ночью туда же уходили и львы – ведь они охотятся обычно ночью. Обитатели зимбабвийских деревень стали терять скот по ночам на своей территории – вот как аукнулось то, что днем они пасли его на чужой! Несколько животных было зарезано львами в непосредственной близости от деревень, и их жители, понятно, пожаловались зимбабвийским властям. В середине августа из Зимбабве пришло сообщение о том, что любой лев, обнаруженный за пределами Тули и в пределах сельскохозяйственных территорий Шаше, будет отстреливаться с целью предотвращения гибели скота. К счастью, человек, нанятый для выполнения приказа, не взялся рьяно за это дело из боязни, что под пулю угодит какой-нибудь из львов Адамсона. Более того, он проинформировал нас о ситуации и дал нам возможность выиграть время для принятия мер, за что мы глубоко благодарны ему.

Первое, что я сделал, услышав тревожащие новости, – связался с Джорджем Пангети из Департамента национальных парков и охраны природы Зимбабве. Я сообщил ему, что крайне взволнован возникшей проблемой, и рассказал о ситуации со львами. Он представил меня региональному управляющему этой территории Зимбабве. В своем разговоре со мной он согласился, что какое-то время следует воздержаться от отстрела львов, чтобы иметь возможность поискать решения проблемы.

В продолжение нескольких последующих недель мы имели встречи с различными должностными лицами и обращались с ходатайствами в соответствующие департаменты правительства Ботсваны. В своих обращениях мы ставили в центре внимания корень проблемы – нелегальную пастьбу зимбабвийского скота на территории заповедников Ботсваны. Мы предложили рассматривать ситуацию под более широким углом зрения-популяризировать среди жителей региона Шаше идею создания буферной зоны для дикой фауны. Долгосрочный проект включал бы перекачку воды на тридцать километров в глубь страны для снабжения ею территорий, которые некогда являлись традиционными местами пастбищ здешних жителей, – нехватка воды и вынудила их покинуть эти регионы и поселиться вдоль реки Шаше. Мы решили сотрудничать в этом проекте с другими борцами за сохранение природы: ведь этот проект послужит благу как людей, так и дикой фауны и снизит остроту проблемы. Но все это в перспективе, а краткосрочное решение проблемы нужно было найти именно сейчас.