Майлз Бридон - Рональд Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, я запросил ордер на арест. Но спешить с его использованием незачем; пока Симмонса не спугнули, он вполне способен ненароком себя выдать. Поэтому я установил за ним наблюдение. Ты, конечно, пойди к нему, побеседуй, составь себе впечатление, но я уверен, ты лишнего не скажешь, о моих домыслах не проболтаешься. А двадцать фунтов мне тоже не к спеху…
Бридон просто онемел. Он словно воочию видел, как все происходило, мог до тонкости проследить ход рассуждений преступника. И тем не менее полной уверенности у него не было. Он уже собрался сказать об этом Лейланду, как вдруг некое обстоятельство отвлекло его от темы.
— Лейланд, — проговорил он очень спокойно, — ты не куришь, моя трубка погасла минут десять назад — так откуда же тянет сигаретным дымом, а?
Лейланд мгновенно насторожился и посмотрел по сторонам. Только теперь он осознал, до чего иллюзорно их уединение. Дождь кончился, и вполне может быть, что кто-то посторонний стоит за стеной и подслушивает возле одной из несчетных щелей. Схватив Бридона за руку, полицейский выскочил наружу и метнулся за угол. Там никого не было. Но у самой стены валялся окурок, расплющенный и грязный, будто на него наступили ногой. Лейланд поднял его — крохотная искра и тонкая струйка дыма красноречиво свидетельствовали, что сигарету затоптали буквально только что, и не слишком удачно.
— «Галлиполи», — прочитал он, осмотрев окурок. — Здесь таких не купишь. Сдается мне, Бридон, что мы вышли на свеженький след. Имеет смысл оставить окурок на том месте, где мы его нашли.
Глава 11
Военное искусство Анджелы
— Анджела, — сказал Бридон, разыскав жену, — есть задание.
— Какое же?
— Ты должна устроить так, чтобы Бринкман и Поултни открыли свои портсигары и притом не догадались, что мы их проверяем, вот и все.
— Майлз, так не пойдет. Ты знаешь, я не умею работать вслепую. И вообще, терпеть не могу, когда между мужем и женой нет полного доверия. Садись и рассказывай. Но сперва примем меры предосторожности. — Она опустила заслоночку, которая прикрывала изнутри замочную скважину.
— Ну хорошо. — И Бридон рассказал давешнюю историю с окурком. — Это почти наверняка кто-то из гостиницы. Бринкман и Поултни оба курят, и мне бы, конечно, ничего не стоило попросить сигарету, сославшись на то, что мои кончились. Но как раз это может насторожить таинственного слухача. А мне вовсе неохота шастать вокруг и подбирать бычки. Поэтому ты должна направлять разговор и как бы невзначай выяснить, какие сигареты курит каждый из них, причем так, чтобы они ничего не заподозрили.
— Почему бы не выкрасть сигареты из их комнат?
— Можно и так. Но поскольку в конце войны люди начали курить всякую гадость, никто не возит с собой запас «своих» сигарет. Курево покупают на месте. Эти «Галлиполи» — марка необычная, у владельца их осталось явно немного, и надежней всего поискать у него в кармане. В общем, надо попытаться.
— Запустим пробные шары, да? — задумчиво сказала Анджела. — Ладно, попытаюсь. Только ты не вмешивайся, сиди себе и обеспечивай прикрытие. А пока лучше ступай вниз и перехвати в баре чего-нибудь для веселья, потому что я намерена переодеться к ужину.
— Переодеваться к ужину? В такой дыре? Зачем?
— Ты не понимаешь главного. Если я должна полностью контролировать разговор, то и выглядеть должна лучше всех. Впечатлительному старичку вроде Эдварда это не безразлично.
Спустившись к ужину, Анджела и правда выглядела очаровательно, хотя чуточку экзотично. При виде ее буфетчица едва не уронила на пол суповые тарелки.
— Много ли вы увидели в Пулфорде, миссис Бридон? — спросил Бринкман, узнав об их поездке.
— Много ли? Да я теперь просто тамошний старожил. Отныне зрелище детской коляски, вернее, канализационной трубы будет наполнять меня самыми теплыми чувствами. Муж пировал с духовенством, а меня на целых три часа оставил одну.
— Милейший человек — епископ, верно? — сказал Бринкман, обращаясь к Майлзу.
— «Милейший»… до чего же бесцветный эпитет! — заметил старый джентльмен. — Я бы предпочел, чтобы меня называли благорасположенным. Когда нет оснований говорить о доброте или милосердии и личных симпатий человек не пробуждает, но в его натуре все же есть некая доброхарактерность, которую невозможно обойти молчанием, — вот тогда и говорят «милейший».
— Как диккенсовский персонаж? — вставил Бринкман.
— Нет, персонажи Диккенса слишком человечны, их просто «милейшими» не назовешь. Мистер Пиквик — милейший! Это все равно что назвать Страшный суд прекрасным зрелищем. Кстати, как только Пьюзи[17] мог восторженно острословить по поводу этакого сравнения?!
— По-моему, острослов — характеристика не самая приятная, — сказала Анджела. — Мне кажется, острословы вечно терзают своих собеседников длиннущими анекдотами. Я ужасно рада, что нынче анекдоты не в моде!
— Да, миссис Бридон, но только у нас, в Старом Свете, — поправил Бринкман. — Вы не бывали в Америке? Там анекдоты переживают пору ранней юности, причем анекдоты бородатые, мафусаиловых лет.
— Американскому юмору, — возразил Поултни, — свойственна этакая славная невозмутимость. Хотя мне, признаться, недостает в нем пикантности.
— Как в виргинском табаке? — ввернул Бридон и в награду получил от Анджелы под столом жестокий пинок.
— Впрочем, — продолжал мистер Поултни, — анекдот — враг беседы. Он омрачает наше веселье тенью самовлюбленности. Человек, который собирает анекдоты и время от времени их выкладывает, есть социальная непристойность, с тем же успехом он мог бы раздеться и изобразить что-нибудь акробатическое. Посмотрите только, как он ждет подходящего случая, как стремится улучить момент, когда вполне позволительно вставить сакраментальное: «Это мне напоминает…» На следующей ступени бесстыдства такой человек в открытую нападает на вас, восклицая: «А этот вы слыхали?» Но пока мужчины не растеряли последних крох учтивости, представительницы прекрасного пола, миссис Бридон, спасают нас от этого словесного кошмара. А едва дамы нас покидают, анекдоты хлещут потоком, как из прорвавшейся дамбы.
— Мы не умеем рассказывать, вернее, растягивать анекдоты, вот в чем дело. Я, например, как рассказываю, вечно ловлю себя на