Давно забытая планета - Павел Шумилов

— Зачем так сложно? Почему бы просто не послать свое сообщение?

— Так там все сообщения нумерованые. От номера шифр зависит. Лишнее появится, потом всю жизнь корректируй. И так сложно. В конце дня банки обмениваются ежедневной статистикой. Ради бога! Враг не дремлет. Статистику тоже редактирую. Таким образом я завела в обоих банках несколько фиктивных фирм, и перевела на них 40 миллионов. Потом эти деньги столько раз переводила с одного моего счета на другой, что никто уже не смог бы проследить. А потом я перевела полмиллиона на свой обычный счет. И не заплатила подоходный налог. Побоялась, что возникнут вопросы, откуда у меня такие деньги. Сама себя перехитрила. Чистая случайность — попала под выборочную проверку. Тут-то налоговая полиция и взяла меня за мягкое место своей мозолистой рукой. Но сделать ничего не могут. Полмиллиона вернули владельцу, а 39,5 не знают, где. Как только они в мой комп сунулись, так он все позабыл навсегда.

— И ты, имея 40 миллионов, не смогла откупиться?

— Так я тоже ничего сделать не могу. За мной следят. Вот когда пройдет срок давности, двадцать лет, я стану миллионером. А к тому времени такие проценты набегут — огого!

Кенти ложится на одеяло, подпирает подбородок кулаками.

— Ну вот, я рассказала, теперь твоя очередь.

— Ты фантастику любишь?

— Очень.

— Так вот, я — из параллельного мира. Веришь?

— Кредо квиа абсурдум! Верю, потому что это бред. А можно мне на часик в твой мир заглянуть?

— Можно, только ненадолго. Но за час-два ты ничего особенного не увидишь. Такая же речка, только этой дорожки по берегу нет. А надолго нельзя. Или на час-другой, или навсегда.

— Нет, сегодня я не могу. Уик-энд. Хозяин скоро вернется. А в понедельник можно?

— Нельзя. Второй раз я не смогу в этот мир попасть.

— Жаль. Все равно ты самый лучший в мире дракон. Не задаешься. С тобой просто и весело. Слушай, давай я девушек позову. Пикник устроим.

— Каких девушек?

— С которыми я хозяйство веду. Ну, хозяйские рабыни. Как и я, срок мотают.

Вспоминаю, что я — исследователь. Должен собирать информацию.

— Расскажи о вашей системе наказаний.

Кенти перекатывается на спину, кладет руки под голову. Это верхней половиной. Нижняя по-прежнему лежит на боку.

— Суд назначает срок. А у тебя есть выбор. Хочешь — на астероиды. Там, на рудниках, от звонка до звонка. Никаких амнистий. Но ты имеешь все права, только работу не выбираешь. Что прикажут, то и делаешь. Не хочешь на астероиды, можешь выбрать рабство. Треть срока скостят, зато никаких прав. В моем случае это десять лет, скорее всего в публичном доме. Тут как повезет. Кому достанешься. Продают с аукциона, поэтому ничего заранее сказать нельзя.

— Совсем никаких прав?

— Убивать раба нельзя. Никакой лоботомии и наркотиков. Просто так мучить нельзя. Зато руки-ноги под наркозом могут запросто отрезать. Или в год по ребенку заставят вынашивать. Или наоборот, бесполое существо сделают, появилась сейчас такая мода.

— Кошмар!

— Так никто в рабство силой не толкает. После рабов идут киборги. Киборгизация бывает частичной или полной. Частичная — это как у меня. А полная — это когда от тебя одну голову оставят, в железный бочонок запакуют, пучок проводов наружу выведут. А потом этот бочонок в экскаватор или еще куда вмонтируют. Был человек, стал экскаватор. При частичной киборгизации год за три идет, при полной — за пять. Но на полную только смертники да пожизненные соглашаются.

— Кто-нибудь контролирует соблюдение правил обращения с рабами?

— А как же! Любой раб, любой киборг может вызвать полицию. Полиция приедет и разберется. Но за ложный вызов к сроку месяц накидывают.

— А как определяют, что было, чего не было?

— Так в нас же вечный ящик вставляют. Полиция запись прогоняет, сразу все ясно.

— Что за вечный ящик?

— Коробочка такая, электроникой набита. Моими глазами все видит, моими ушами слышит, все записывает, о моем здоровье заботится. Лекарства всякие впрыскивает, гормоны геронтологические. Потом там радиомаяк стоит, на случай, если я убежать вздумаю, болевой шокер и радиоприемник, чтобы хозяин мог по радио указания давать. Ну и, конечно, передатчик для вызова полиции.

— У нас такая штука черным ящиком называется. Но ее только в киберов ставят. Слушай, бросай этот мир, идем в мой жить. Легкой жизни не обещаю, но скучать не будешь. У нас такие дела творятся — закачаешься! Историю вот этими руками пишем.

Кенти улыбается.

— У китайцев такое проклятие есть: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен.» Спасибо за приглашение. Но я отсюда ни за какие коврижки не уеду. Я последней сволочью буду, если хозяина брошу. Так свободные люди не живут, как мы с девочками. Все пять дней работают, два отдыхают, мы наоборот. На всем готовом живем, он нам еще и жалование платит. В наши комнаты без стука не входит. Где ты видел, чтоб хозяин рабыням жалование платил? Настоящий джентльмен старой закалки.

Давно я не слышал этого слова. Вспомнил!

— Джентльмен — это тот, кто называет кошку кошкой, даже наступив на нее в темноте.

— Правильно! — Кенти смеется. — А хочешь, я свою мечту расскажу?

— Хочу.

— Этот день придет через год и два месяца. Я к тому времени уже выращу ноги, отдохну недельку на море, загорю, как мулатка. Одену облегающий черный свитер, вот такую короткую миниюбку, чтоб на меня даже полицейские оглядывались. Приду к нему в офис и скажу: «Хозяин, тебе нужна секретарша со знанием трех иностранных языков, банковского дела и прочими достоинствами?»

— А вдруг он откажет?

— Тогда я спрошу, не нужен ли ему кентавр для прогулок верхом.

— Ты с ума сошла! Опять станешь киборгом? Нет, ты не с ума сошла. Все намного хуже. Ты влюбилась.

— Ага. По уши. — Кенти притворно вздыхает и весело смеется. Говорю ей, что мне пора возвращаться. Очень огорчается, берет с меня слово, что подожду еще четверть часа и уносится галопом. Хвост и волосы развеваются по ветру. Поднимаю книгу, которую она читала — «Некоторые вопросы функционирования транснациональных корпораций». Глава называется «Сырье, комплектующие, рабочая сила, транспорт, сбыт. Использование симплекс метода для минимизации налогообложения». Перелистываю. Первая половина книжки вся исчерикана цветными фломастерами. Некоторые абзацы жирно перечеркнуты крест-накрест. Другие подчеркнуты. На полях комментарии: «Бред!», «Теоретиков надо душить», «У-у-умница, лапочка» или просто нарисована изумленная рожица с широко открытым ртом и три восклицательных знака.

Не проходит и пяти минут, как Кенти возвращается. Несется каким-то странным танцевальным аллюром — иноходью, два скачка на правых ногах, два — на левых. В руках — двухлитровая бутылка шампанского, фотоаппарат и два внушительных хрустальных бокала. За ней бегут три девушки. Одна несет фужеры и корзинку с фруктами. Останавливаются в отдалении. Кенти подтаскивает их за руки, представляет нас друг другу. Я открываю шампанское, Кенти щелкает фотоаппаратом. Поднимаем бокалы, снимаемся по отдельности и все вместе. Из фотоаппарата вылезают цветные снимки. Потом Кенти просит у меня нож, вырезает на дорожке дату и наши имена. Ради истории опять пролетаю над самой водой, поднимая фонтаны брызг крыльями. Кенти снимает. Снимки великолепные. Катаю девушек. Визг, хохот. Кенти носится под нами, крутя над головой фотоаппарат за ремешок. Все вместе идут провожать меня. Затаскиваю в шлюзовую камеру аппаратуру, выхожу проститься. Девушки вешаются мне на шею, приглашают заглянуть еще раз. Прохожу шлюз, подхватываю манипулятором маяк и выключаю нуль-т. Вместо веселой лужайки снова серая стальная стена. Мне всю жизнь будет нехватать этой веселой, непоседливой девушки-кентавра. Мне уже недостает ее искрометного оптимизма. Почему я не оставил в том мире маяк?