Башни полуночи - Роберт Джордан

Это место находилось между снами и реальностью. Тьму пронзали тысячи и тысячи различных огоньков, горевших ярче и казавшихся чётче, чем звёзды на небосклоне. Это были сны, и она могла заглянуть в них, однако не стала этого делать. Те из них, которые она желала увидеть, были защищены, а большинство других были ей незнакомы.

Был один сон, в который она страстно желала проникнуть, но сдерживалась. Хотя её чувства к Гавину были по-прежнему сильны, с недавних пор Эгвейн не могла определить, как она к нему относится. Блуждание по его снам тут ничем не помогло бы.

Она обернулась, осматриваясь в пространстве. С недавних пор Эгвейн являлась сюда, чтобы, плавая в темноте, собраться с мыслями. Все эти сны – всех людей из её мира и его отражений – напоминали ей, за что она боролась. Она не должна забывать о том, что за стенами Белой Башни существует целый мир. И целью Айз Седай было служение этому миру.

Время шло, Эгвейн плыла, купаясь в свете сновидений. Наконец, она заставила себя переместиться и отыскала знакомый ей сон, хотя и не была уверена, как это получалось. Огонёк сновидения летел прямо на неё, постепенно заполняя собой всё поле зрения.

Надавив своей волей на сон, она мысленно направила внутрь него послание: «Найнив. Пришло время перестать меня сторониться. У нас полно дел. И ещё у меня есть для тебя новости. Встретимся через одну ночь в Зале Совета Башни. Если ты не явишься, я буду вынуждена принять меры. Твоё легкомыслие представляет опасность для всех нас».

Казалось, сон задрожал, и Эгвейн отпрянула как раз в тот миг, когда он исчез. С Илэйн она уже переговорила. Эти двое совсем отбились от рук. Им было необходимо по-настоящему вручить шаль и связать их клятвами.

Кроме того, Эгвейн нужна была информация от Найнив. Она надеялась, что угроза вместе с обещанием новостей подействует. И эти новости были действительно важными. Белая Башня, наконец, едина, Престол Амерлин в надёжных руках, а Элайда захвачена Шончан.

Вокруг Эгвейн мерцали крохотные огоньки снов. Она подумывала, не связаться ли с Хранительницами Мудрости, однако отказалась от этой идеи. Как же ей их использовать? В первую очередь нужно удержать их от мысли, что их «используют». Она ещё не решила до конца, что с ними делать.

Эгвейн позволила себе вернуться в собственное тело, чтобы уделить остаток ночи собственным снам. Здесь она не могла удержать свои мысли и перестать думать о Гавине, да и не хотела. Она вошла в свой сон – и попала в объятия мужчины. Они стояли в небольшой комнате с каменными стенами, похожей на её кабинет в Башне, однако украшенной наподобие общего зала в отцовской гостинице. Гавин был облачён в традиционные для Двуречья добротные шерстяные одежды и без привычного меча. Простая жизнь… Это не для неё, хотя мечтать не запрещается.

Всё затряслось. Комната, состоящая из прошлого и настоящего, казалось, рушится, превращаясь в воронку кружащегося дыма. Эгвейн отступила на шаг, задыхаясь и видя, как Гавин рассыпается, словно созданный из песка. Всё вокруг неё превратилось в пыль, и вдали под смоляным небом вырастали тринадцать чёрных башен.

Одна пала, за ней другая обрушилась на землю. Но пока одни рассыпались, оставшиеся становились всё выше и выше. Земля содрогнулась, и ещё несколько башен рухнули. Одна из них содрогнулась и раскололась, обрушившись почти до основания – но затем восстала вновь и вознеслась выше всех остальных.

Когда землетрясение стихло, осталось шесть возвышающихся над ней башен. Эгвейн упала на ставшую мягкой землю, покрытую ковром из сухих листьев. Видение изменилось. Она смотрела вниз, на гнездо. В нём выводок орлиных птенцов взывал к небу, к своей матери. Один из орлят развернул скрученное в кольца тело, и это оказался вовсе не орлёнок, а змея. Она начала по очереди нападать на птенцов, проглатывая их целиком. Орлята же продолжали глядеть в небо, словно принимая пожиравшую их змею за своего собрата.

Видение снова изменилось. Перед её взором предстала огромная сфера из тончайшего хрусталя. Она находилась на вершине тёмного холма, искрясь под светом освещавших её двадцати трёх огромных звезд. Сферу покрывали трещины, и только стягивавшие её верёвки не давали сфере развалиться.

Эгвейн заметила Ранда, поднимающегося по склону холма с топором в руках. Добравшись до вершины, он вскинул топор, а затем начал по одной разрубать стягивающие сферу верёвки. Как только последняя из них лопнула, сфера начала распадаться, прекрасный шар просто разваливался на части. Ранд покачал головой.

Эгвейн ахнула и села, проснувшись. Она была в своих покоях в Белой Башне. Спальня была почти пуста – она приказала убрать все вещи Элайды, но не успела снова полностью обставить комнату. У неё были только умывальник, плетёный коричневый коврик и кровать со столбиками и балдахином. Ставни были закрыты, и сквозь щели заглядывало утреннее солнце.

Она сделала глубокий вдох и выдох. Крайне редко у неё бывали столь тревожные видения.

Пытаясь успокоиться, Эгвейн потянулась к краю кровати и достала книжечку в кожаном переплёте, которую всегда держала под рукой, чтобы записывать свои сны. Из трёх видений наиболее понятным было второе. Она почувствовала, о чём оно было, подсознательно, как ей это иногда удавалось, уловив его смысл. Змея олицетворяла одну из Отрёкшихся, скрывающуюся в Белой Башне под личиной Айз Седай. Эгвейн подозревала, что смысл был в этом. Верин в это верила.

Месана оставалась в Белой Башне. Но как ей удавалось выдавать себя за Айз Седай? Каждая сестра повторно принесла Клятвы. По-видимому, Месана смогла каким-то образом обмануть Клятвенный Жезл. Подробно записывая свои видения, девушка задумалась о вырастающих вдали, грозящих уничтожить её башнях, и частично поняла значение этого сна.

Если Эгвейн не сможет отыскать Месану и остановить её, случится что-то ужасное. Вплоть до падения Белой Башни или даже победы Тёмного. Сны не были Предсказаниями – они показывали не то, что произойдёт наверняка, а то, что может случиться.

«Свет, – подумала она, закончив записи. – Как будто и без того проблем не хватает».

Эгвейн поднялась, собираясь позвать служанок, однако ей помешал стук в дверь. Удивившись, она в одной ночной сорочке прошла по толстому ковру и приоткрыла дверь, за которой обнаружила стоящую в коридоре Сильвиану. Волосы одетой в красное плотно сбитой, угловатой женщины были уложены в привычный пучок. Её плечи покрывал алый палантин Хранительницы.

– Мать, – произнесла Сильвиана напряжённым голосом, – прошу прощения, что разбудила вас.