Место под тенью - Геннадий Борисович Марченко

Проводив взглядом Козыря, я доскрёб с тарелки остатки мяса с картошкой. Теперь можно ещё кофейку заказать, вечер обещал быть долгим.

В воскресенье я снова решил, уже один, прогуляться по рынку, ещё раз прикинуть, как говорится, хрен к носу. Захватил ручку и блокнот, чтобы на ходу делать пометки. До рынка добрался на трамвае – ну люблю я это вид общественного транспорта, какой-то романтикой отдаёт.

На рынке в воскресный день народу было на порядок больше, чем в пятницу. В магазинах шаром покати, зато здесь можно было затариться продуктами на неделю вперёд. Или шмотки какие присмотреть, которых в магазинах тоже днём с огнём не найдёшь. Понятно, что цены на рынке кусались, но особого-то выбора не было. Хоть иногда хочется себя порадовать вкусным ужином или хорошей вещью.

Во дворе рынка внимание привлекал автофургон, к которому выстроилась достаточно длинная очередь. Из любопытства я подошёл поближе узнать, за чем стоят. Оказалось, продавали замороженные «ножки Буша». Непривычно здоровые, розового цвета куриные окорочка шли ходко: хоть среди стоящих за ними и слышались разговоры, что американцы своих кур откармливают антибиотиками и гормональными препаратами, но никто и не думал покидать очередь.

Даже мелькнула мысль, не постоять ли в очереди самому, вроде как там в фургоне полно ещё коробок с окорочками. Вечером бы дома нажарил, бабуле сварил бы, она жареное старается не есть с её желчным… Но, догадываясь, что сейчас за мной наблюдают одна, а то и две пары глаз ребят из нашей бригады, от этой мысли отказался. «Олимпийцы» выше того, чтобы стоять в очереди за «ножками Буша».

На рынке я провёл около часа. Не удержался, купил всё же фруктов с орехами, порадую бабулю, которая в последнее время моими стараниями хоть и не жила впроголодь, но и деликатесы не каждый день появлялись на столе. Из фруктов были прошлогодние яблоки и мандарины, но яблоки хорошие, потому и дорогие. Из орехов взял по полкило грецких, фундук и миндаль. Тоже недёшево, но иногда можно потратиться на себя любимого и на бабулю. Наглеть и требовать отсыпать бесплатно, козыряя тем, что я из бригады Козыря, не стал… Хе, каламбур, однако. Как бы там ни было, моя физиономия здесь пока никому не знакома, да и вообще наши парни вообще пока стараются особо не светиться, светятся только те, кто собирает дань, а обычно это одни и те же. Ещё пара человек ошиваются в качестве охраны, но они держатся в тени. Я же пока ни на сбор дани, ни в охрану на этот рынок не попадал, а посему лезть в бутылку смысла не видел.

Мой кошелёк похудел почти на полторы сотни. Как и в прошлой жизни, я понемногу откладывал деньги. И тогда, и сейчас – на покупку личного автомобиля. Мобильность в моей жизни играла важную роль. И если для души я мог, не спеша, прокатиться на трамвае, то для дела зачастую требовалась оперативность. Да и не мог я на фоне остальных ребят из бригады, которые через год-другой уже практически все поголовно обзаведутся машинами, выглядеть «белой вороной».

Держа в руке полиэтиленовый пакет с портретом певицы Сандры, я вышел с рынка и прогулочным шагом направился дворами в сторону не самой ближней остановки. С неё до дома можно было доехать трамваем без пересадки. Вот только дойти до остановки мне была не судьба. Когда я миновал уже последний перед выходом на улицу двор, то дорогу мне преградили трое парней. Двое были с меня ростом, такие крепыши в кожаных куртках и спортивных штанах, как двое из ларца. Третий пониже, одет неброско, и его смахивающее на мордочку хорька лицо отдалённо показалось мне отдалённо знакомым.

– Он? – спросил один из крепышей у мелкого.

– Он, точно он, – зло прищурился тот.

А я наконец-то узнал этого «хорька». Вспомнил тридцать лет спустя. Именно его я пинал в той битве с терновскими, когда на мою голову обрушился обрезок металлической трубы. В этот-то раз, когда очнулся, рядом из терновских уже никого не было, убежал, шельмец. А он-то меня запомнил, и теперь, выходит, выследили Внутри меня всё похолодело, но я с напускным спокойствием поинтересовался:

– Парни, чё за дела?

– Это тебе привет от терновских, – сказал тот же крепыш.

Одновременно с шагом вперёд в моём направлении полетел кусок выскользнувшей из рукава арматуры, и в следующее мгновение железка саданула меня в левое плечо. Сука! Боль пронзила плечо, пакет из травмированной руки выпал на асфальт, и та повисла плетью. Перелом? Хрен его знает, но больно.

Однако, несмотря на болевой шок, каким-то интуитивным макаром от второго удара, направленного, что характерно, в то же плечо, я уклонился, а налетавшему сбоку мелкому умудрился пнуть ногой в промежность.

– У-у-у…

Тот с воем согнулся пополам. А я, глядя на подступавших братков, уже готовился дать стрекача, наплевав на пакет с фруктами и орехами, здоровье, как говорится, дороже, но в этот момент что-то отвлекло внимание нападавших. Они смотрели за мою спину, и в их глазах читались обида, смешанная с недоумением. А затем, переглянувшись, они синхронно развернулись и бросились наутёк, оставив своего мелкого товарища корчиться на асфальте рядом с брошенным куском арматуры.

Я обернулся на топанье ног и увидел, как сзади приближаются Швед, Рома и Вилы – чернявый парень по имени Михаил, прозванный так за то, что в сложной ситуации частенько повторял: «Ну всё, щас кому-то будут вилы». Рома чуть поотстал, всё-таки с его комплекцией изображать Усэйна Болта достаточно сложно.

Мелкий их тоже увидел, как-то разом замолчал и сделал попытку убежать, но я преградил ему путь и схватил за куртку здоровой рукой. Только благодаря тому, что она была нараспах, гадёнышу удалось вырваться, оставив куртку в моих руках.

Швед и Вилы кинулись за ним, а тяжело отдувавшийся Рома остановился рядом.

– Ну ты как, в норме?

– Да вот не знаю, что с плечом. Арматурой, гад, заехал.

– Может, и перелом, – нахмурился Рома. – Надо в травмпункт съездить.

– Надо, – вздохнул я и попробовал шевельнуть рукой. – А вы откуда тут взялись?

– Да Вилы заметил, что эти трое за тобой пошли, вот и мы увязались на всякий случай. Как оказалось – не напрасно. Кто они, не знаешь?

– Терновские. Во всяком случае тот, мелкий. Я его как раз и метелил, когда меня трубой по башке огрели.

Мелкого Швед и Вилы так и не