Удавка для бессмертных - Нина Васина

– Когда она хотела бегемота. Куда вы поехали смотреть бегемота? – настаивает Киллер.

– Никуда, – пожимает плечами Су, – мы его купили. Она хотела железного бегемота. Это статуэтка такая. Понимаете, – Су подвернула ногу под себя, села поудобней и естественным движением поправила лямку двумя пальцами на вздувшемся плече Киллера, – мы любим, чтобы все было такое мощное, твердое, металлическое, понимаете? – легкое царапающее движение ноготком по бицепсу. – Мы любим предметы, они практически бессмертны. Статуэтка бегемота и настоящий бегемот – это два разных мира. Мы любим тот, который надежнее.

– Выпьем за железных лошадей и бегемотов! – поднял стакан Сутенер. – А как это вообще – практически бессмертны? Это звучит так же странно, как «практически смертны».

– Это значит, что, если насильно не уничтожить предмет, который находится рядом, он обязательно тебя переживет. Ну, знаете, как в истории про бабочку?

История про бабочку, история про птичку, потом у нее есть еще эта… про голубую цаплю. Просто великолепно, что со мной творится? Что я делаю, куда я еду? Я смотрю на двигающиеся губки Су, она прекрасна, она всегда и везде будет к месту, все, что она говорит, даже совершенный бред, будут слушать с придыханием восторга и недоумения, а бабочка вылупилась из кокона – плавные движения ладоней, – она расправляет крылья, трепещут пальцы, гипнотизируя, и вот эта бабочка садится на ветку дерева и любуется цветком, пока не наступают сумерки. У нее спрашивают, давно ли здесь появились такие цветы? Бабочка отвечает, что эти цветы были всегда. Они вечны, потому что она сидит на ветке всю свою жизнь, а цветы не меняются.

– Понимаете, – объясняет Су в поглупевшие лица мужчин, их явно укачало бабочкой и вечностью цветов, – ее жизнь, понимаете? Это жизнь одного дня.

– Я не понял, – глубокомысленно заявляет, стряхнув наваждение, Киллер, и я почти люблю его за это непонимание, – я не очень понял, а при чем здесь предметы и железные бегемоты?

– На протяжении нашей жизни предметы почти не меняются, – терпеливо разъясняет Су, – поэтому мы можем с легкомыслием бабочки утверждать, что они вечны. Железный бегемот вечен, а живой нет.

– Выпьем за легкомыслие бабочки, – поспешно предлагает Сутенер, – выпьем за суть вещей, за пустую коробку, за прозрачную сгоревшую коробку – условное сокровище смерти.

Поразил, можно сказать, в самое сердце. Я открываю рот и смотрю на него во все глаза, в голове моей проносится: эту повесть Набокова у нас не переводили, не печатали, а что стоит одно только определение сути повествования мастера – «условное сокровище смерти»!

– Что? – пугается он моего восторженного взгляда. – Это рассказ про…

– Я знаю, – сообщаю приглушенным голосом. – Я знаю все про эту коробку, сгоревшую в конце и обозначившую собой суть прозрачной вещи.

Теперь он удивленно оглядывает меня. Пытаюсь представить, что он видит, пытаюсь «подать себя насильно» – термин Су, когда можно внутренне настроиться так, что человек напротив будет видеть именно то, на что ты настроилась. Я настраиваюсь на грамотную ученость одинокой женщины, беззащитной в своем восхищении, я настраиваюсь основательно, но его зрачки живут помимо разума. Они плывут в затемненном пространстве вагона, отыскивая Су. В зеркале закрытой двери отражаются блестящая лысина Киллера и растворенное в жидкости граненого стакана пламя свечи. Я разочарована, но понимаю, что мужчины смотрят на нее помимо воли, они подчиняются в этот момент другой управляющей силе, я это очень хорошо понимаю, наученная опытом общения с Cу, поэтому перестаю называть его про себя Сутенером, и произношу слово «Аристократ».

– Простите? – Он чуть наклоняется ко мне, не отрывая глаз от Су.

– Когда вещи становятся прозрачны?

Он отвечает сразу, не раздумывая:

– Когда приходит смерть.

Браво!

– Вы не сутенер, вы Аристократ своего рода, то есть человек, понимающий суть изящного.

– Я ничего не понял, – перебивает нас Киллер, – но лица у вас обоих очень торжественные, как будто вы все поняли, поэтому выпьем за вас. За понимание.

– Я забыла, как называется эта вещь Набокова? – пытается догнать нас Су.

– «Прозрачные вещи», – говорю я, подождав для приличия некоторое время. Аристократ согласно и уважительно кивает.

– Мне надо отлить, пардон, – Киллер встает, пошатываясь и с трудом вытаскивая ноги из-под столика. Су смеется. Аристократ вздыхает и достает карманные часы.

– Проводница не проверяла ваши билеты, – говорит он, чуть касаясь длинными ухоженными пальцами стакана. Мы переглядываемся и молчим. – Есть некоторые соображения насчет железных надежных предметов. Я понял намек и могу предложить убежище. Нет, не поймите меня неправильно, я ценю вашу свободу и допускаю, что кто-то ждет вас в городе чугунных коней, но хочу предупредить. Этот человек, – кивок в сторону, откуда только что с таким трудом выползал Киллер, – он обошел все купе и осмотрел пассажиров перед тем, как выбрал наше. А женщину, чье место он занял, проводница уговорила перебраться в другое купе. Вот я и думаю, – Аристократ откинулся назад и сел более вольно, прислонившись спиной к стенке вагона, – я думаю, что вы убегаете, а вас догоняют. А поскольку я ценю красоту, предлагаю сотрудничество.

– Как это? – спрашивает Су, она пугается, а я ошарашена. Мне в голову не приходило ни разу оглянуться за время нашего ночного путешествия.

– Ну как. Очень просто. Человек я свободный, имею неплохую усадьбу и надежные связи. Скоро будет Бологое. Предлагаю вам перед остановкой выпрыгнуть из поезда. Я дерну стоп-кран. Дойдете до станции пешком, а потом доедете до городка Умольня. Маленький городок. Церковь, кладбище, два магазина, домик фельдшера. Что еще надо? Красивейшие места, их Левитан писал. У меня там дом, так, на всякий случай, иногда отдыхаю от Москвы. В нем живет тетушка Феня, добрая, только дура немножко. Живите сколько хотите. Я подъеду через несколько дней: дела в Ленинграде. Тогда и обсудим дальнейшее, так сказать, сотрудничество. Ну что, пошли?

– Куда? – спрашиваем мы хором.

– Вызволять Киллера из туалета. Он там заснул, я полагаю. Придется просить проводницу открыть дверь. Поможете дотащить до купе.

Мы не понимаем. Мы не двинемся с места, пока нам не объяснят, в два голоса сообщаем Аристократу.

– Элементарно, – брезгливо морщится тот. – По роду деятельности я несколько, как это сказать, беспокоюсь за свою жизнь и свободу, поэтому, когда этот человек вот так откровенно осмотрел вагон и выбрал мое купе, я решил, что он шел за мной. И принял некоторые меры предосторожности. Это просто: он купил бутылку, а проводница выдала мне стаканы. Несколько капель почти незаметны. Я решил его усыпить еще до того, как вы спустились вниз. Это по ходу разговора и по вашему виду я понял, что он шел за вами. Какая разница, в конце концов, отчего спит этот супермен? Главное – для чего. Для того, чтобы вы спокойно ушли. Ну?

– Минуточку! – мне надоели наши невероятные приключения, я решила для себя, что больше никого и никуда тащить не буду, пока не выяснятся все обстоятельства. – Минуточку, у него есть багаж?

– Конечно, есть, – ухмыляется Аристократ, – и я могу поставить сто к одному, что знаю этот багаж. Я знаю, что у него в спортивной сумке. Будем спорить?

– Нет. Где эта сумка?

– Подожди, – перебивает меня Су, – ты что, всерьез собираешься прыгать с поезда? Давай перетащим его сюда, и пусть спит. В Ленинграде быстренько выйдем.

– Ничего не получится. Это я говорю, учитывая вес тела, – заявляет Аристократ.

– А что у него с телом?

– Тела у него много. До Ленинграда он, может быть, и поспал бы, но, учитывая количество снотворного на величину массы тела, гарантии дать не могу.

– Да это бред какой-то, никуда я не буду прыгать, он что-то напутал. Зачем мы ему? – Су совершенно искренне возмущена.

Я смотрю на Су. Су опускает глаза. Сумка у Киллера спортивная, «молния» заедает.

– Ну, что я вам говорил! – из практически пустого нутра извлекается длинный металлический цилиндр.

– Что это? – я смотрю, не понимая, Су переводит взгляд с меня на Аристократа.

– Это глушитель! Глу-ши-тель. Для бесшумного выстрела.

– А где то, из чего стреляют? – заглядывает в сумку Су.

– Голубушки мои, да они же все носят это на себе! Не расстаются.

– Бред, – не унимается Су, – зачем человеку, который собрался нас убивать, громко сообщать, что он – киллер?

– Да исключительно из самонадеянности, уверяю вас.

– А где у него может быть пистолет? Он же практически голый, – я провожу руками у себя по груди, вспоминая его майку и трикотажные штаны с отвисшими коленками. – Вот! Я поняла. Надо пойти в туалет и посмотреть. Если на нем где-нибудь прилеплено оружие, мы будем прыгать.

Су решает не ждать до туалета, она засовывает пальчик в отверстие с резьбой, пока мы идем по коридору, останавливается у первого же курящего мужчины и спрашивает, что это такое?