ВОЕННЫЕ НАВЫКИ ИНДЕЙЦЕВ ВЕЛИКИХ РАВНИН - ФРЭНК СЕКОЙ

Бесспорно, что в тех случаях, когда лошади не было, а вместо неё использовалась собака (как в случае с волокушами), индейцы без колебаний переложили на лошадь эту функцию, увидев в ней идеальную замену собаке. Однако применение более крупного животного для перевозки волокуш позволило увеличить не только саму безколёсую повозку, но и типи, так как одни и те же шесты применялись для того и для другого.

Индейский всадник-лучник со всей его непревзойдённой воинской техникой не был скопирован у испанцев, так как испанские солдаты использовали лучников только для пешего боя. Всадник-лучник явился результатом интеграции собственного боевого искусства и пришлых элементов. Более того, верховой лучник сделался участником групповых действий, он не только воевал, но и занимался охотой на бизонов. Совершенно естественно, что новые техники социальной организации развивались и нашли своё применение в больших бизоньих охотах.

Любопытным является то, что в тех условиях появление лошади не положило конец земледелию, но наоборот продвинуло его вперёд. Так как пост-лошадная и до-огнестрельная модель была сначала принадлежностью одного народа, отдельные группы которого жили в мире друг с другом (так обстояло дело с равнинными Апачами), это давало им огромные преимущества над другими племенами, а следовательно, и безопасность.

При условиях военной безопасности кочевая жизнь с наличием бизоньей охоты не казалась более выгодной в сравнении с жизнью земледельческой. Они сочетались в зависимости от годовых циклов и позволяли максимально использовать ресурсы равнин. Но при отсутствии военной безопасности оседлая земледельческая жизнь становилась крайне уязвимой и либо уничтожалась совсем, либо превращалась в обузу или “ахиллесову пяту” племени. Так Апачи процветали при своей военной безопасности лишь до тех пор, пока имели явное превосходство в источнике этой безопасности – в своей военной модели. Это тянулось до того момента, пока пост-лошадная и до-огнестрельная модель не была скопирована Команчами и не усилена Блуждающей Нацией. Теперь Апачи почувствовали слабину в наличии земледельческой стороны своей жизни. В конце 19-го века восточные равнинные племена, такие как Поуни, не имея никаких особых военных преимуществ, обнаружили, что их земледелие является помехой для них.

Третья четверть 18-го века ознаменовалась появлением второго культурного центра на равнинах. Он охватил район вокруг Чёрных Холмов и протянулся оттуда к земляным деревням на верхнем течении Миссури. В результате различных переселений, в этом регионе пересеклись три разных влияния. Первое из них и наиболее основательное – влияние центра юго-западных равнин, который послужил базой для конной кочевой жизни. Второе пришло из оседлой жизни земледельческих и садоводческих племён, обитавших на верхнем Миссури, хотя эта ветвь возникла в более ранние периоды в юго-восточном и северо-восточном центрах земледельческой культуры. Третье направление – западное ответвление северо-восточных лесов, которое представляли в основном племена Сю.

Взаимодействие трёх этих направлений привело к новому культурному толчку, который держался на основных принципах юго-западного культурного центра и расцвёл той самой супернадстройкой, которую Вислер назвал “наиболее характерной” для равнинных индейцев второй половины 19-го века. Конечно, вполне может быть, что Пляска Солнца и типичные воинские общества развились в полной мере именно здесь. После этого культурный центр северных равнин стремительно распространил своё влияние на все степи. К середине 19-го столетия этот центр проник на запад и на юг от Чёрных Холмов в следствие миграции наиболее динамичных племён-носителей данной культуры – Кайовы, Шайены, Арапахи, Вороны.

Изменение и распространение специфических военных навыков происходило в пределах общей картины изменения равнинной культуры. Когда только началось знакомство дикарей с огнестрельным оружием и лошадьми на разных концах равнин, зародились две различные военные модели: до-лошадная и пост-огнестрельная – пост-лошадная и до-огнестрельная.

Пост-лошадная и до-огнестрельная появилась на юго-западных равнинах. Воин сражался верхом на коне, пользуясь коротким луком, копьём и боевым топором. Он закрывался кожаными доспехами и щитом, пользовался уздечкой, стременами, высоким седлом. Его конь тоже оберегался доспехами. Индейцы этого периода применяли тактику масштабных сражений между двумя выстроенными друг против друга линиями.

Пост-огнестрельная и до-лошадная модель появилась на северных равнинах. Но восточная часть этой зоны отличалась от западной и навыками походила на зону восточных лесов. Воин был пешим и часто пользовался ружьём. Он мог также иметь при себе топор или нож. Индейцы могли при необходимости собираться либо крупными отрядами, либо небольшими группами. Но они не строились рядами.

В западной секции северных равнин пост-ружейная и до-лошадная модель сложилась несколько иначе. На ранней стадии она была сильно отрезана от торговли и получала мало огнестрельного оружия из лесов. Позже, когда ружья стали проникать в степи, произошло слияние между до-огнестрельной пост-лошадной моделью и моделью пост-огнестрельной и до-лошадной. На северо-западных равнинах, в связи с этим, образовалось две модели с полным использованием ружья и лошади: кавалерийские битвы, характерные для пост-лошадной, но до-огнестрельной эпохи, и пешие сражения в линиях. Вторая из них развилась, вероятно, благодаря слиянию двух разных тенденций: 1. применение ружья в пешем бою из пост-огнестрельной и до-лошадной эпохи; 2. противостояние воинов строгими шеренгами, что могло прямо или косвенно прийди из до-лошадной и до-огнестрельной модели северо-западных равнин.

Пост-лошадная и до-огнестрельная модель появилась и распространилась на равнинах раньше. Она начала расходиться по южным равнинам при посредстве Апачей. Племена Кэддо с восточной оконечности южных равнин переняли её для самозащиты. Затем она дошла до Шошонов на севере, которые и распространили её широко по северным равнинам.

Пост-огнестрельная и пост-лошадная модель установилась на северных равнинах в более позднее время. В начале 18-го века обе модели столкнулись на берегах верхнего Миссури, на северо-восточных равнинах и вдоль лесостепной полосы северо-западных равнин. Здесь и выработалась военная техника с применением как лошади, так и ружья, распространившись на запад и юг по мере продвижения “ружейной” границы. Эта модель, зафиксированная различными письменными источниками 19-го века, и стала известна всем как “типичная” равнинная культура.

Те воины, которые не могли обеспечить себя огнестрельным оружием, продолжали пользоваться луками. Однако пробивная сила винтовок была больше, чем убойная сила лука, и вскоре из употребления вышли кожаные доспехи. При этом остались кожаные щиты, которые считались удобными в бою, обладали магическими свойствами и оставались весьма эффективными против ударов стрел.

Ружьё заметно снизило роль копья. Наряду с отказом от кольчуги, делавшей тело воина огурцеподобным, пришлось отказаться от других связанных с копьём вещей. Уздечка и стремена сохранились, а вот седло с высокими луками (передней и задней) было заменено на обычное кожаное. Оно позволяло всаднику проделывать всевозможные акробатические движения для защиты в бою, что стало заменять ему негнущиеся доспехи.

Любопытно, что полная зависимость всех этих военных моделей от наличия лошадей и ружей на территории Великих Равнин обозначило и взаимозависимость войны и торговли. Лошадей можно было украсть или купить. Что же касалось огнестрельного оружия и боеприпасов, то здесь военные действия с целью захвата желаемых вещей не всегда оказывались благополучными, так что наиболее надёжным источником оставалась торговля.

Торговля на равнинах прошла через две основные стадии. Первая относится к периоду до 19-го столетия и характеризовалась низкой интенсивностью и постоянной нехваткой товаров, предлагаемых индейцами. На этой фазе относительно активная торговля провоцировала войны против соседних племён, особенно когда те находились в худшем положении. В свою очередь, успешные военные походы позволяли дикарям увеличить предложение товаров и тем самым стимулировали торговлю. Военные неудачи давали противоположный эффект.

С наступлением 19-го столетия широкое распространение торговли шкурами на равнинах обозначило новый интенсивный период торговли. Появление нового огромного рынка сбыта шкур равнинных животных и лошадей превратило недавний недостаток предложения со стороны индейцев в чрезмерно огромное предложение.

В заключение мы можем отметить, что настоящее изучение военной модели равнинных индейцев вскрывает некоторую неадекватность в концепции культурной модели вообще, рассуждаем ли мы о равнинной культуре или захватываем более широкую территорию. Так, например, Бенедикта в своей знаменитой работе “Видения в культуре равнин” выбрала в качестве исследований религиозный аспект различных равнинных культур. Анализируя, она показала, что несмотря на единый базис многих религий, каждая из рассматривавшихся ею религий выросла в самостоятельную структуру (или модель), совершенно отличную от остальных.