Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000) - Генрих Френкель

Главной задачей департамента кино, работавшего в сотрудничестве с госуправлением кино, было содействие производству пропагандистских и документальных фильмов и надзор за их постановкой и выпуском. Впрочем, в период с 1933 по 1939 год было выпущено не так уж много чисто пропагандистских полнометражных фильмов, возможно, потому, что народ искал в кино возможности развлечься и позабыть о реальной жизни. Среди этих картин были «Люди СА» (о штурмовых отрядах); «Юность Гитлера» и «Ганс Вестмар» (о подвигах Хорста Весселя, поставленный при участии Ханфштенгля). Качество этих работ было довольно посредственным, если только не принимать во внимание впечатляющие фильмы, поставленные Лени Рифеншталь, известной киноактрисой и кинорежиссером, имевшие действительно высокий художественный уровень и высокую пропагандистскую ценность, что было отмечено и в Германии, и за рубежом. (Это были фильмы «Триумф воли» — о Нюрнбергском съезде нацистской партии, состоявшемся в 1934 году, и «Олимпиада» — об Олимпийских играх 1936 года, состоявшихся в Германии).

В первые годы войны были сняты полнометражные документальные фильмы, прославлявшие победы германской армии. Картины «Огненная купель» (1939 г.) и «Победа на Западе» (1940 г.) показывали молниеносную скорость и сокрушительную силу действий германских войск, оккупировавших Польшу и Францию. Их «крутили» в германских посольствах всех нейтральных стран, чтобы убедить их общественность в бесполезности сопротивления германскому оружию.

Геббельс лично просматривал еженедельные журналы кинохроники («Вохеншау»), которые обязательно демонстрировались во всех кинотеатрах на всех сеансах; многие из них он проверял до выхода на экран. Глава департамента кино отвечал за работу центра кинохроники и докладывал министру о текущих делах и о планах выпуска продукции. И в дни мира, и в годы национальных потрясений и войн кинохронике придавалось особое значение: она служила средством создания массового психоза и получения народного одобрения действий властей в стране и за рубежом. Помимо формирования реакции народа на текущие события, кинохроника имела целью создать «исторические документы» для просвещения будущих поколений.

Фирмы, выпускавшие кинохронику, давали трактовку события исключительно с точки зрения государства, партии и армейского командования; содержание киножурналов тщательно проверялось целым штатом сотрудников министерства. Люди, причастные к выпуску кинохроники, проходили специальный инструктаж о намечавшихся событиях и об их толковании; им предоставлялось лучшее оборудование, обеспечивавшее эффективную работу.

Дата 10 мая 1933 года вошла в историю германской литературы. Это был памятный «день сожжения книг», когда студенты и члены нацистской партии бросали в костры, разожженные на площади Франца-Иосифа, перед зданием Берлинского университета, книги двадцати четырех авторов, признанных «чуждыми и вредными». В огонь летели труды Фрейда и Маркса, Стефана Цвейга и Эриха Кестнера (который имел возможность сам наблюдать за этой дикой оргией).

«Вечером, когда стемнело, на площадь пришли люди с факелами и подожгли груды книг. Пламя сначала медленно лизало тисненые переплеты, и они корчились в огне, как живые, а потом забушевало и поднялось к небу, а толпа молодежи и штурмовиков надрывалась: «Генриха Манна — в огонь! Стефана Цвейга — в огонь! Генриха Гейне — в огонь, пусть горит!» Сбывалось пророчество великого поэта, сказавшего в 1823 году: «Там, где сжигают книги, — рано или поздно станут жечь людей!» Гейне доставил нацистским цензорам особенно много хлопот. Стихотворение «Лорелей» очень популярно в Германии, и его новые перепечатки никак не удавалось запретить; поэтому чиновники распорядились писать под стихами: «Автор неизвестен». Подумать только: ведь в молодости Геббельс подарил своей невесте (наполовину еврейке) книгу стихов Гейне!

В разгар экзекуции на площадь прибыл сам министр пропаганды и произнес речь, транслировавшуюся по радио на всю страну: «Немцы! Сограждане, мужчины и женщины! Век извращенного еврейского интеллектуализма закончился, новая революция открыла путь к торжеству германского духа! Предавая огню эти зловредные измышления, вы совершаете правое дело! Это великое, славное и символическое событие! Прошлое сгорает в пламени, будущее нарождается в наших сердцах!»

С этого дня государство взяло на себя роль судьи, решавшего, какая литература является «хорошей» и «целесообразной», а какая — «плохой» и «вредной»; какие книги заслуживают презрения, а какие — одобрения и использования. Геббельс призвал германских писателей работать на благо нации, а не замыкаться в себе и своих желаниях: «С этого дня перо писателя должно служить народу, как меч воина, как плуг землепашца!» — провозгласил он 25 октября 1936 года на открытии Недели немецкой книги в городе Веймаре. Образная мысль, перекликающаяся с поэтическими строчками «агитатора, горлана-главаря», сказанными в другой стране: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо, с чугуном чтоб и с выделкой стали о работе стихов на Политбюро чтобы делал доклады Сталин!»[1]

С учетом этих воззрений задача департамента литературы (или Восьмого) определялась как «осуществление политического руководства культурой и содействие развитию германской литературы внутри страны и за рубежом». Он должен был следить за тем, чтобы «широкие слои германского народа познакомились с трудами национальных поэтов и писателей». Эта задача должна была решаться в тесном сотрудничестве с издателями, книготорговцами и владельцами библиотек путем проведения различных мероприятий, в том числе и таких крупномасштабных пропагандистских акций, как Неделя немецкой книги (каждую осень ежегодно) и «Знакомство со специальной литературой» (каждый год, весной).

Согласно официальному отчету за 1940 год, Восьмой департамент контролировал работу 2500 издателей, 23 000 книготорговцев, 3000 писателей и 2000 ежегодных публикаций.

Департамент контролировал также работу специального Общества оценки и поощрения немецкой словесности, осуществлявшего «систематический отбор лучших произведений во всех жанрах германской литературы». Членами Общества были активные читатели литературы по всей Германии: преподаватели университетов, редакторы издательств, обозреватели и критики, библиотекари, присылавшие свои отзывы, по которым Общество составляло и регулярно издавало списки литературы, рекомендуемой для закупки библиотеками, многие из которых содержались местными организациями нацистской партии. Это же Общество давало рекомендации издателям и владельцам магазинов насчет того, какие книги следует рекламировать в первую очередь и в широких масштабах. Как уже говорилось, департамент литературы контролировал работу Общества и имел поэтому все возможности (действуя в сотрудничестве с различными партийными агентствами) продвигать на рынок «хорошие» книги и мешать публикации «плохих» либо запрещать их вовсе. (К упомянутым партийным агентствам относились Общество содействия литературе при министерстве Розенберга, надзиравшее за «духовным и философским образованием» членов нацистской партии, а также «Партийная комиссия по защите национал-социалистической литературы», следившая за публикациями по проблемам национал-социализма).

Департамент литературы оценивал успех своей работы по количеству издателей, книготорговцев, авторов и новых книг, с которыми чиновники имели дело в течение года. Согласно официальному отчету за 1940 год, департамент проработал в течение года 20 000 новых публикаций. Кроме того, в годовой объем работ вошли следующие мероприятия: присуждение пятидесяти премий в области литературы; проведение свыше 1000 митингов и собраний, конференций и съездов по вопросам литературы.

Восьмой департамент имел в своем составе отдел по надзору за импортируемой иностранной литературой и за экспортом книг из Германии. Этот же отдел организовывал за рубежом выставки германской литературы (одобренной департаментом), проводившиеся не только в союзных и нейтральных, но и в оккупированных странах; выставки проводились в сотрудничестве с рейхскомиссариатом по устройству международных выставок.

К 1938 году в департаменте работало на высоких постах немало чиновников, квалификация которых опиралась больше на длительный опыт партийной работы, а не на знание вопросов литературы. Были, однако, и такие, которые, не являясь нацистскими доктринерами, испытывали искреннее сочувствие к авторам, страдавшим от строгостей и ограничений, введенных нацистами. Такие специалисты иногда осмеливались проявлять незаурядную самостоятельность в суждениях и вкусах. Например, Хьюго Кох покровительствовал писателю И. Клепперу, человеку консервативных христианских взглядов, исключенному из списков управления литературы за то, что его жена была еврейкой. Кох защищал Клеппера от нападок и давления со стороны рьяных нацистов и призывал его быть терпеливым и лояльным к властям, чтобы можно было спокойно разобраться с его трудами и опровергнуть обвинения. После начала войны Кох вступил в армию, и дело Клеппера перешло в руки другого чиновника, X. В. Хагена, оказавшегося гораздо более ретивым нацистом, чем Кох. В декабре 1942 года Клеппер, его жена и их приемная дочь совершили самоубийство, после того как служба безопасности разрешила выехать в Швецию только самому писателю и его дочери, отказав в таком разрешении его жене.