На пороге Церкви - Макарий Маркиш

В ответ на изложенные выше соображения я получил от одного из своих корреспондентов следующий малоутешительный отклик:

«Ты впустую тратишь время, свое и читательское. Не все ли равно, какие там давние корни и истоки кто-то обнаружил у себя на Западе! Порабощен ли западный мир Новым мировым порядком или объединился с ним на полюбовных началах – нет решительно никакой разницы. Мы стоим на пороге новой войны (написано до нападения на Ирак), нам надо мобилизовать все силы, духовные и материальные, для победы над врагом, а не рассуждать о тонкостях, которые якобы скрыты где-то в густой западной тьме.

Представь себе, что в 41-м году летом, когда германские армии походным маршем шли по Украине и Белоруссии на восток, кто-нибудь взялся бы с ученым видом толковать о том, что-де нацизм и Германия – это не одно и то же, и как их отличить друг от друга… Много ли было бы толку? А ты ставишь себя как раз в такое положение.

И если уж речь зашла о папстве, то оно всегда было смертельным врагом России, еще когда модернизмом и секуляризмом даже не пахло. Неудивительно, что “лефевровцы” относятся к Православию куда более враждебно, чем официальный Ватикан, без зазрения совести именуя нас “восточными схизматиками”…»

Позволю себе дословно привести ответ, который я отправил своему критику, а дальше пускай судит читатель.

«…Проблема в том, что ты остановился на полдороге. Аналогия с 1941-м годом очень важна, но сама по себе недостаточна: надо получше рассмотреть 2003-й и обнаружить разницу между тем и другим. “Мобилизовать духовные и материальные силы”, — пишешь ты, совершенно законно поставив дух перед материей: “Обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им”. А что было полвека тому назад? Надеюсь, тебе не нужно напоминать, что (как бы ни старались фальсификаторы истории) если чьим-то именем мы и воевали, то это было имя Сталина; в окопах и блиндажах не служили молебнов, не читали канонов и акафистов, а писали заявления о приеме в ВКП(б). Сегодня же с именем Сталина на духовном фронте уйдешь не дальше, чем с винтовкой Мосина на материальном.

Отсюда первый и главнейший вывод: наш Бог – Бог истины, и если в наше страшное время мы осознали наконец, что без Него Самого мы бессильны и ничтожны, то стремление к истине и обретение ее становится для нас необходимым условием Его помощи. Тем более – истины о таком важном предмете, как наш противник. Закрыть глаза на истину в духовном бою – все равно что зажмуриться перед выстрелом.

Ты говоришь о “лефевровцах”, неприязненно относящихся к Православию: хороший пример. Последователи Лефевра, истинные римо-католики, вынуждены именовать нас “восточными схизматиками” – иначе, по логике вещей, они сами должны стать православными. Они, подобно нам, стремятся к истине и не поступятся своей совестью. Пусть они заблуждаются, пусть ошибаются: мы можем вести с ними разговор, не “экуменический диалог” по базарному методу “ты мне – я тебе”, а честный, открытый диспут двух несогласных друг с другом сторон с тем, чтобы, как это многократно бывало, наши оппоненты отказались от своих заблуждений, увидели истину и приняли ее. Сравни-ка их с официальным Ватиканом, который норовит назваться нашей “Церковью-сестрой”. Как подходит сюда парафраз замечательной русской пословицы: лучше с честным потерять, чем с жуликом найти.

Но есть и другое соображение в пользу попыток рассеять “густую западную тьму”, менее очевидное, но не менее серьезное. Оно следует из упомянутой выше аналогии между русскими беженцами-антикоммунистами и силами, которые противостоят сегодня Новому мировому порядку на Западе. 30–40 лет назад призыв различать Россию и СССР у многих вызывал такое же раздражение, как сегодня у тебя – мой призыв различать Запад и глобализм. Но кто оказался тогда прав?..

Сегодня мы не просто стоим на пороге войны (или уже перешагнули этот порог); сегодня мы входим в зону невиданных исторических бурь и водоворотов, где единственной надежной навигационной картой остается Святое Писание. “И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам”, — мы не можем позволить себе пройти мимо этих слов, не задумавшись о том, как они претворяются в жизнь и что требует от нас в этой связи Спаситель».

Первые шаги

Яблоко

Шли вдвоем от всенощной. Сетка дождя над переулком светилась размытыми кругами фонарей.

– Мам, как сушат яблоки?

– В русской печке, наверное. А что тебе?

– Можно засушим? – Мальчик достал из кармана куртки большое желтое яблоко.

– У нас-то откуда печка? Плита газовая.

– А в плите нельзя?

– Что тебе вздумалось его сушить? Красивое какое… Где ты взял?

– Подарили.

– Кто, отец дьякон?

– Нет, тетенька. Женщина одна.

– Какая женщина?

– Худая такая. В платке.

– Я вон тоже в платке. И худая. Вся церковь, считай, в платках. Ты не попрошайничал ли?

– Не-е… Я ей сказал, чтоб она не разговаривала.

– Да ты что? Взрослым замечания делать! Господи…

– Сама же всегда говоришь: «Если с терпением и вежливо…» Вот я терпел, терпел, а она все бу-бу-бу, бу-бу-бу. Дед Матвей стал канон читать, и ничего не слышно. Я ей сказал очень даже вежливо: «Пожалуйста, не разговаривайте. Слушайте канон. Кончится всенощная, тогда будете разговаривать».

– Она тебя небось за ухо?

– Нет, пошла куда-то. К свечному, кажется. А как первый час стали читать, все пошли к иконам прикладываться, смотрю, она опять идет. Подходит ко мне и яблоко дает. И говорит: «Прости меня, сынок, если я не так что сделала».

– Ну а ты что?

– Что я? – Мальчик как-то по-взрослому передернул плечами. – Бог простит, говорю, и вы меня простите.

Мать отвернулась. Дождевая влага ложилась на веки, ресницы, пробиралась в глаза. Держась за руки, обошли лужу с отраженными лодочками фонарей.

– Мам, так что? Яблоко засушим?

– Яблоко-то… Ты знаешь что… – Голос матери звучал растерянно; казалось, ей трудно вспомнить, о чем шла речь. – Не все сорта можно сушить. Загниет, жалко будет. Ты лучше его отцу подари. И расскажи по порядку. Он все мучается, что ему замечания делают… И яблоки он любит.

– Какой смысл освящать дома, квартиры, предприятия? Ведь Бог – это Дух, Он везде…

– Бог – действительно Дух, но человек – не дух. Человек состоит из души и тела, живет и движется к спасению одновременно в духовном и материальном мире. Поэтому и необходимо соединять физические, материальные действия с духовными.

Верно, что духовная, невидимая сторона нашей молитвенной жизни и богослужения важнее, чем внешняя, видимая. Но обе они направлены к одной и той же цели, причем внешняя устроена так, чтобы направлять, поддерживать внутреннюю. К сожалению, люди этим часто пренебрегают и даже иной раз идут на обман, вольно и невольно уклоняясь от полноценного богопочитания. Вот, например, что пишет нам учительница из Белоруссии:

«…Наш директор четыре года боялась освятить школу. И если бы не эпидемия менингита, которая осенью была в Минске, так бы ее и не освятили. А тут, видя, что ни одноразовая посуда, ни очищенная вода в каждом классе, ни швейцарские дозаторы с жидким мылом и бумажными полотенцами, ни постоянная дезинфекция хлоркой не помогают, она вызвала меня и сказала: “Давай освятим школу, я уже не знаю, что делать. Дети продолжают болеть”. Школу освятили, дети перестали болеть, и на педсовете зимой громко заявили, что на 65 % снизилась заболеваемость детей благодаря одноразовой посуде и туалетной бумаге».

– В конце литургии священник погружает в Кровь Господню частицы, вынутые из просфор на проскомидии о здравии и об упокоении. Я не понимаю, какая польза от этого тем, за кого эти частицы вынимались? Такая же, как от причащения Святых Тайн, или нет?

– Разрешение вашего недоумения – не в каких-то формальных «юридических» тезисах (чем прославился с недоброй стороны римо-католицизм), а в понимании того факта, что молитва – это усилие любви, подвиг любви. В данном случае это подвиг всей полноты Православной Церкви в лице священника, совершающего литургию, ради поминаемых на проскомидии людей.

Богослужебный чин, форма литургического действия диктуется не логическими построениями (в любом случае они появились гораздо позже самой евхаристии!), а живым Преданием Церкви: так молились, так совершали евхаристию отцы и отцы отцов… Профессор А. И. Осипов в одной из своих бесед цитирует Эразма Роттердамского (XVI в.), с горькой иронией писавшего о латинских схоластах: «Куда до них апостолам… Те просто молились, совершали евхаристию – а эти рассуждают, в какой точно момент хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь!..»

Но раз уж вы спрашиваете о пользе, давайте обратим внимание на пользу вашего вопроса. Состоит она в том, что вы, надеюсь, пересмотрите, переосмыслите свое восприятие Святых Таинств и вообще всех сторон духовной жизни: станете искать в них прежде всего и главным образом Самого Христа, Его любви и своей ответной любви к Нему, покаяния и исправления собственной души. Иначе наше отношение к Богу становится потребительским, коммерческим: нужен нам будет уже не Сам Христос, а «польза», которую можно от Него получить под тем или иным видом. Не Иудин ли это грех?..