Из сборника Оборванец - Джон Голсуорси

Наутро их разбудил автомобильный рожок: это доставили вместе со счетом купленный "форд". Ральф не стал платить, заявив, что "все будет в порядке". Он поставил машину в гараж и написал стряпчему, прося сообщить ему о ходе дела и прислать сто фунтов в счет наследства. Через несколько дней, вернувшись вечером из города, Ральф застал Айлин в столовой непричесанной с письмом в руке. Она посмотрела на него: "Читай!" Ральф взял письмо.

"Юридическая контора Лоджерс и Уэйберн, Ипсвич.

Уважаемый мистер Уотчет!

В ответ на Ваше письмо от пятнадцатого сообщаю, что я официально утвердил завещание, уплатил все долги и распределил имущество в соответствии с волей умершей. Распродажа мебели состоялась в прошлый понедельник. В настоящий момент я имею честь представить при сем полный и, Как я полагаю, окончательный отчет, из которого видно, что Вам, как законному наследнику, причитается остаток в сумме сорока трех фунтов. Боюсь, такой результат разочарует Вас, но Вам, вероятно, было ранее известно (я же, к сожалению, не был еще в курсе дела, когда имел удовольствие видеть Вас), что большая часть собственности Вашей тетушки отошла в другие руки по дарственной записи, и весьма вероятно, что она за последние годы неоднократно обращалась к основному капиталу, чем основательно его истощила.

Ваш преданный слуга

Эдвард Лоджерс"

У Ральфа отвисла челюсть, и в наступившем молчании слышалось только частое дыхание Айлин. Лишь через минуту она сказала:

- Ты никогда ни словом не упоминал о дарственной записи и, как всегда, все перепутал!

Ральф ничего не ответил: он был слишком зол на старуху, которая оставила "этой жирной вороне", адвокату, сто фунтов для того, чтобы обеспечить ему, Ральфу, сорок три.

- Ты всегда веришь только в то, во что тебе хочется верить! воскликнула Айлин. - Ну что ты за человек!

На другое утро Ральф отправился в Ипсвич. После тщательной проверки отчета стряпчего ему удалось увеличить свое наследство на пятнадцать шиллингов, что было значительно меньше расходов на билет, гостиницу и гонорар адвокату за консультацию.

Душевная боль, которую причинил Ральфу поступок тетушки, не поддавалась описанию: как она могла дать ему повод думать, что никакой дарственной записи не было, да еще жить на свой основной капитал! И Ральф, содрогаясь, вспомнил насмешливое выражение лица покойницы. Он вернулся домой, голова у него шла кругом. Поднявшись на другой день утром, он сказал:

- Авось, сумею выручить сотню за нашу машину. Пойду займусь этим делом.

- Захвати и это, - ответила Айлин, подавая ему кулон.

Ральф взял его и тяжело вздохнул:

- К счастью, на изумруды сейчас большой спрос. Я нарочно его купил.

К вечеру Ральф вернулся повеселевший. Он продал автомобиль за шестьдесят пять фунтов, а кулон - за сорок два, очень удачно, потому что изумруды уже упали в цене! Он убедил Айлин, что, получив наследство в сорок три фунта, они после уплаты за птицу и курятник потеряют на всей операции только четырнадцать фунтов. Кроме того, у них останутся куры, а цены на яйца растут. Айлин согласилась, что сейчас подходящее время для птицеводства: можно надеяться на большой доход. И, подняв голову, она прошептала:

- Поцелуй меня, милый!

Ральф поцеловал жену и, улыбаясь своей неизменной улыбкой, с жадной надеждой уставился поверх ее головы на что-то, видимое только ему. В конце концов ведь им достанется ее имение. Оно все-таки когда-нибудь перейдет к Айлин.

МАТЬ ВСЕХ КАМНЕЙ

Перевод Ю. Жуковой

После обеда пятеро пожилых англичан заспорили о причинах войны.

- Конечно, джентльмены, - сказал Трейверс, - вам лучше знать, но, верьте или нет, а я вам сейчас назову настоящую причину войны.

Трейверс был высокий седой бородач с румяным лицом, маленькими живыми глазами и спокойной, неторопливой речью. На него тотчас обрушился град насмешек, и только мистер Аскью, хорошо знавший Трейверса, сказал, смеясь:

- Ну что ж, послушаем!

Трейверс медленно обвел присутствующих взглядом своих живых глаз и начал застенчиво и неуверенно:

- Так вот, мистер Аскью, эта история приключилась с одним моим большим приятелем в шестьдесят седьмом или в шестьдесят восьмом году. Рей был из тех, что всю жизнь хлопочут, чтобы разбогатеть, да так и остаются ни с чем. Возвращался как-то этот самый Рей на юг из того места, что сейчас называется Бечуаналенд, - он там тогда охотился. Похвастать ему было нечем. И вот однажды вечером он в самом жалком виде забрел в лагерь к какому-то старику буру. Теперь такие буры вывелись. Ферм своих у них не было, и они просто переезжали с места на место со всем добром и ребятишками. Найдут хорошее пастбище, распрягут фургоны и живут себе, пока скотина не поест всю траву, а потом снова в путь-дорогу. Этот старик бур тут же пригласил Рея поужинать с ними, но только одному богу ведомо, что у них там был за ужин, потому что эти буры самого дьявола слопают без всякого соуса да еще и пальчики оближут. После ужина старик с Реем уселись у входа в палатку - нужно сказать, что в те времена буры-кочевники жили в палатках, - и принялись болтать, покуривая трубочку. Возле них в пыли дети играли камешками. Камешки были круглые, три или четыре штуки, и дети подбрасывали их, стараясь подхватить вместе с камнем, который они называли на своем языке Moer-Klip, что значит "мать камней". Раз, два - поймали, два, три - поймали, - вы ведь, наверное, знаете эту детскую игру в шарики. Солнце стало садиться, и тут Рей заметил, что эта самая "мать камней", в которую дети бросали камешки, вдруг заблестела. Тогда Рей заинтересовался и спросил старика бура, что это за камень такой у детей. Старик поглядел на камень, поглядел на Рея, да и говорит: "Камень как камень" - и снова задымил трубкой.

Рей встал на колени, поднял камень и взвесил его на ладони. Камень был величиной с орех, а по виду... по виду он походил на квасцы. И чем дольше Рей смотрел на него, тем увереннее думал: "А ведь это, ей-богу, алмаз!"

Наконец он спросил старика, где дети взяли этот камень. Старик ему отвечает: "Камень-то? Пастух где-то подобрал". А Рей опять: "Где подобрал?" Старик махнул рукой: "Там, на холме, за рекой. Да откуда мне знать, брат? Ведь камень он и есть камень". Рей ему тогда сказал: "Разрешите мне взять его с собой". Старик знай себе курит, а потом и говорит: "Что один камень, что другой - какая разница? Бери, брат". Тогда Рей сказал: "Если этот камень то, что я думаю, я заплачу вам половину тех денег, что мне за него дадут". Старик улыбнулся: "Ладно, брат, бери его, бери!"

Наутро Рей пошел дальше. На прощание он сказал буру: "Знаете, по-моему, это ценный камень!" А старик только улыбнулся, он-то знал: что один камень, что другой - все они одинаковы. :

В первом же городке, куда он пришел (это был С...), Рей снял комнату в гостинице. Вечером он стал рассказывать о камне, но все над ним только подсмеивались, потому что в те дни никто и слыхом не слыхал об алмазах в Южной Африке. Тут Рей рассердился, вытащил камень и всем его показал. Но никто не поверил, что это алмаз, и все стали еще пуще смеяться над ним. И только один человек сказал, что если это алмаз, он должен резать стекло.

Рей взял камень и вырезал им свое имя на оконном стекле. Я сам видел это окно в баре гостиницы. И что вы думаете: на следующее же утро Рей отправился обратно, прямо туда, где, по словам старого бура, пастух нашел этот камень. Пришел он к туземному вождю по имени Джойнти и говорит: "Джойнти, я уезжаю. А пока меня не будет, ты пошли своих ребят, чтобы они искали вот такие блестящие камешки. И если ты к моему возвращению насобираешь их мне побольше, я дам тебе ружье". Джойнти сказал: "Ладно, хозяин".

Рей поехал в Кейптаун и отнес камень к ювелиру, и ювелир сказал, что это алмаз в тридцать или сорок каратов, и дал за него Рею пятьсот фунтов. А Рей купил фургон и упряжку быков для старика бура и вернулся к Джойнти. К тому времени черномазые насобирали ему полные мешки всяких камней, и среди них Рей обнаружил три или четыре алмаза. Он принялся за дело, взял себе в компанию одного малого, который дал ему денег, и вдвоем они расшевелили правительство. Началась суматоха, сначала нашли то местечко возле Кимберли, потом Де-Берс, а потом и самый Кимберли.

Трейверс умолк и обвел присутствующих взглядом.

- Рей, надо полагать, разбогател?

- Нет, мистер Аскью. Бедняге почти ничего и не досталось. Таким всегда не везет.

- Но какое все это имеет отношение к войне? Трейверс снова обвел всех взглядом и произнес еще

медленнее:

- Не играй тогда дети в камешки, разве была бы найдена "мать камней"? Не будь этой "матери камней", разве был бы Кимберли? Не будь Кимберли, разве был бы Роде? Не будь Родса, разве был бы Рейд? Не будь Рейда, разве стали бы буры вооружаться, а не начни буры вооружаться, разве началась бы англо-бурская война? А не будь англо-бурской войны, разве произошел бы тот инцидент, когда мы задержали два немецких судна, и разве разгорелись бы в Германии страсти, так что в 1900 году кайзер начал строить флот? Не построй немцы флота, разве зазнались бы они до того, что бросили вызов всему миру, и разве началась бы война?