Это трава - Алан Маршалл

— Вы калека, — сказала она и добавила, окидывая меня оценивающим взглядом: — самый настоящий калека. Сколько вам лет?

— Двадцать.

— Вас никто не возьмет на работу в вашем положении и в вашем возрасте, но мне жаль вас. Я знаю, что никогда не найду равноценную замену тому работнику, который уходит с этой должности, но ничего не поделаешь. Я возьму вас на его место, но вы, конечно, не можете рассчитывать, что я буду платить вам жалованье, полагающееся нормальному здоровому человеку; как-никак я иду на известную жертву, поскольку качество работы в конторе, безусловно, понизится. Расторопный юноша ваших лет, насколько мне известно, получает по тарифу три фунта в неделю, я буду платить вам тридцать шиллингов.

Я заколебался, глядя в пол.

— Дело ваше. — Она отвернулась от меня.

— Хорошо, — сказал я. — Я согласен, но примете ли вы такое условие: если я проработаю год за эту плату и моя работа будет вас удовлетворять, станете ли вы платить мне полную тарифную ставку через год? Мне тогда исполнится двадцать один год.

— Да, — сказала она. — Конечно. Если вы будете хорошо работать у меня этот год за тридцать шиллингов в неделю и если я решу оставить вас у себя, я, конечно, буду платить вам полную тарифную ставку. Докажите, на что вы способны, а за мною уж дело не станет.

Теперь, когда сделка по покупке рабочей лошади была благополучно завершена, миссис Смолпэк отбросила неприязненный тон. Упряжь была крепкой, животное готово тащить груз.

— Вы сможете начать завтра? — Она улыбнулась.

— Да, — ответил я.

— Ровно в девять, — предупредила она. — Полчаса на обед, кончаете вы в пять.

Миссис Смолпэк поднялась со стула, она была высока ростом, широкая в кости, крепка, как погонщик волов.

— Все! — твердо, как команду, отрубила она.

Я подтянулся, встал и покорно пошел к дверям — я уже тащил груз.

Прежде чем вернуться в Уэрпун, я купил газету и просмотрел объявления о сдаче комнат внаем. Я выбрал адрес поближе к деловой части города: в восточной части Мельбурна предлагали комнату со столом «одинокому мужчине». Сел в трамвай и поехал прямо туда. Толстая женщина улыбнулась мне материнской улыбкой и показала маленькую отдельную комнатку, выходившую окнами на задний двор. Узнав, что каждую субботу я буду уезжать домой, она снизила плату до семнадцати шиллингов шести пенсов в неделю «с обедом, но без стирки». Я согласился и обещал переехать на следующий же день после работы.

Отец был не очень доволен работой, которую я получил, тем не менее, когда на следующее утро мы ехали с ним на вокзал, он высказал уверенность, что миссис Смолпэк станет платить мне полную ставку еще до конца года.

— Совесть не позволит ей поступить иначе, когда она увидит, как здорово ты справляешься с работой, — рассуждал он. — Ни одна женщина не пойдет на такую подлость.

Магазинчик миссис Смолпэк занимал часть здания, известного под названием «Дом Библии»: на нижних этапах дома продавались религиозные брошюры и библии. Товары, которыми торговали Смог и Берне, не требовали большого помещения, и магазин расположился на одном этаже — четвертом, самом верхнем. Полки по стенам центрального зала были заполнены картонными коробками с пряжками, бусами, сетками для волос, нитками простыми и шелковыми, бигуди, гребнями и щетками — всевозможными украшениями и предметами женского туалета.

Свободное пространство было беспорядочно заставлено столами, на них лежали вороха лент и кружев, вышитые салфетки и скатерти, льняные передники и куски материи с узорами для вышивания, изображающими испанских танцовщиц с тамбуринами, украшенными пучком лент, охотников, трубящих в рог, лошадей, берущих барьеры.

Со временем каждый такой кусок материи окажется в руках какой-нибудь одинокой женщины или девушки на выданье, и она искусными пальцами превратит узор в вышивку, которую затем будет долго и бережно хранить и с гордостью показывать гостям за чаем.

Покупатели обходили магазин в сопровождении мисс Брайс, если им нужны были рисунки для вышивания, миссис Фрезер, если они интересовались бусами и другими украшениями, и мистера Робинса, если их привлекали вещи, лежащие на верхних полках.

Директор магазина, мистер Осберт Слейд, вежливо пожимал руку клиентке, приветствуя ее словами: «Кого я вижу! Ну, как поживаете? А мы уж думали, вы нас совсем забыли», — и затем поручал покупательницу заботам одного из трех продавцов.

Мистер Слейд был маленький толстый человечек; у него были усы неопределенного цвета, с изжеванными кончиками, и он носил очки, сквозь которые, должно быть, видел хорошо, только когда откидывал голову. Во всяком случае, он всегда ее откидывал, когда на кого-нибудь смотрел. В обществе покупателей мистер Слейд часто потирал руки, но никогда не делал этого, оставшись в одиночестве.

Когда ему казалось, что никто на него не смотрит, он неуверенно оглядывался по сторонам, не зная, что же, собственно, делать дальше. Мистер Слейд не без опаски стал поверять мне свои мысли. Это были мысли обиженного человека; он отваживался даже критиковать миссис Смолпэк, но, отважившись, тотчас же раскаивался в своей смелости. Раскаяние делало его раздражительным, он начинал быстро ходить взад и вперед, стремясь избавиться от неприятного воспоминания о своей неосторожности. Сама миссис Смолпэк в магазине показывалась редко Она занималась благотворительными делами в компаний тех самых дам общества, для которых в свое время готовила угощение, когда покойный ее хозяин устраивал приемы.

— Но чем меньше вспоминать об этом, тем лучше, — предупреждал меня мистер Слейд и отправлялся кружить по магазину.

Имя миссис Смолпэк часто упоминалось в хронике светской жизни: «Присутствовала, как обычно, и миссис Смолпэк, всегда готовая протянуть руку помощи нуждающимся».

— Она предпочитает тратить время, но не деньги, — замечал в этих случаях мистер Слейд и, покраснев, спешил прочь.

— Миссис Смолпэк много делает для больниц и для инвалидов, — сообщал мистер Слейд громко, уже не оглядываясь и стоя на месте. — Уж кто-кто, а она понимает трудность вашего положения…

Я восседал на высоком табурете за конторкой, отгороженный от магазина невысокой перегородкой. Посматривая поверх нее, я видел покупателей и мисс Брайс и миссис Фрезер, хлопотавших вокруг них.

Мисс Брайс работала в фирме Смог и Берне недавно, это была женщина лет пятидесяти, с пушистыми седыми волосами и милой улыбкой, — маленькая, изящная, всегда одетая в черное. Держалась она с покупателями почтительно, но с достоинством, и покупатели хотя и имели право рассчитывать на услужливость продавщиц, тепло откликались на ее дружелюбие. Это умение держать себя мисс Брайс приобрела за годы работы в фешенебельном магазине «Робертсон и Моффат», который перешел недавно в руки Майер Эмпориум крупнейшему торговому предприятию Мельбурна.