Три холма, охраняющие край света - Михаил Успенский

- Но ведь нельзя без налогов! Это святое!

- Налог, Терентий, они тоже платят. Но это государству, а у Никона свой налог, он посерьёзнее будет… - Это же рэкет!

- Он самый. Но всё честь по чести, в присутствии официальных лиц…

- Это же коррупция!

Сергей Иванович досадливо крякнул и устремил на тупого герцога всеобъясняющий перст:

- Терри! Ты только при людях не вздумай употребить это слово! Штраф дадут или даже срок. Запомни: согласно Закону о терминах и понятиях, никакой коррупции в России не было, нет и не будет. У нас есть тра-ди-ция! Британия ведь чтит свои традиции, а мы что - рыжие? Раньше у нас была безудержная демократия, потом суверенная, а вот сейчас - традиционная точечная! Лидуха! Могла бы и объяснить далёкому зарубежному другу!

Леди с упоением нажимала сенсоры на пульте, отчего чудо-соколоид то расправлял, то складывал крылья.

- За вами не поспеешь! - сказала она, не отрывая взгляда от волшебного устройства. - То у вас на дворе этническая гибкость, то избирательная толерантность. Весело живёте! То вставите в гимн Аллаха милостивого, то выбросите…

- Вах, женщина, ничего не понимаешь умом, а верить не хочешь… Все пороки от праздности, поэтому - едем! Не мучай птичку! Уже в кабине Лидочка пожаловалась Дюку:

- У Дядьки ничего не поймёшь - когда правда, когда гон…

- Кто бы говорил, - простонал Терри.

«Додж» выехал за ворота. Дюк с большим интересом наблюдал, как Чуня закрывает створки лохматой башкой.

Они миновали рощицу, окружавшую разбойничий замок, и поехали по грунтовке.

- В пейзаже нашем никакой геометрии не наблюдается, - объяснял Сергей Иванович гостю. - Поля и колки, поля и колки - вот эти самые мелкие лески. Их ещё зовут лесными островами - не правда ли, точное определение? Даже песня есть - «В островах охотник целый день гуляет, если промахнётся, сам себя ругает»… А где ему ещё гулять? Там как раз вся дичь собирается… Птицы, зайцы…

- Эта земля кому-нибудь конкретно принадлежит? - на всякий случай поинтересовался Дюк.

- Эта земля за десять лет сменила столько хозяев… - Дядька махнул рукой. - Раньше была колхозная, отчего Филимоныч на неё и претендует: то, что до речки, моё, да и то, что за речкой, - моё же…

- Но вы же отменили колхозы… - неуверенно сказал Дюк.

- Но не отменили Филимоныча! - с удовольствием сказал Дядька. - У него и при коммунистах был порядок, и теперь… Хозяин! Величина! Трижды Герой Социалистического Труда! У него даже своя теоретическая база была подведена - трудизм-неленизм! Чуть из партии не выгнали, из старой, а в новые он и не вступал. Познакомлю обязательно, коли всё обойдётся нынче… Лидка в детстве любила в Шалаболихе арбузы жрать! Представляешь - бегает голый ребёнок по пыльной дороге с громадной скибкой, сколько жидкости в организм втекает, столько и вытекает… Присядет и грызёт…

- Дядька! - Леди взмахнула чучелом на заднем сиденье. - Ты что клевещешь? Я в трусиках бегала! Фотка есть!

- Пришлось снять! - невозмутимо парировал Сергей Иванович. - Иначе не настираешься. Чумазая, как дьявол, - сок-то сладкий. Вот в каких тяжёлых условиях формировалась девичья красота!

Дюк отогнал жуткое педофильское видение и спросил, желая поменять тему: - А… разве в Сибири растут арбузы?

- То в Сибири, а то у Филимоныча! Захотел бы - и дурианы вырастил, только, увы, не нуждалась никогда наша Родина в дурианах. А называется его держава колхозом имени Кири Деева. Ни разу не переименовывали! - Я даже стихотворение про Кирю написала - во втором классе! - похвалилась Лидочка. - И со сцены читала: «Карателей белых позорный отряд реально к деревне крадётся. Но юный разведчик не знает преград, в нём что-то там с чем-то там бьётся…» Вот, уже забыла… Дядька! Не цитируй! Ты всё равно какую-нибудь похабщину вставишь! Но Дядька был неумолим:

- «На хитрую пулю патрон есть с винтом, обломятся белые гады! Стал Киря заслоном, не хилым притом, восьмой партизанской бригады!» Вот видишь - и где твоя похабщина? А на самом деле парнишка завёл карателя ротмистра Радишевского в Синие Горушки, где оба они и сгинули бесследно - каждый за своё правое дело…

- В болоте? - с ужасом спросил Терри.

- Если Горушки - откуда болото? Просто место такое… Так, а теперь без паники!

У герцога и времени не хватило бы на панику: взревел двигатель, и хилый мосточек остался позади. Только теперь Терри увидел, какой он был ветхий и через какую неприятную речушку перекинут. Дюк выдохнул и сказал облегчённо:

- Джеффри тоже подобные стихи сочинял. На гэльском. «Зарезал англичанина шотландский паренёк, простой народ на площади ликует…» Называется «Баллада о том, как Тэм Макдугал съездил на ярмарку в Ньюхо». У нас тоже есть национальные герои, сэр! Куда это вы? По траве?

- Тут же колея, парень! Разъездили! Парочки приезжают в лесок, или там выпить кто со берётся…

В колке было прохладно и пахло папоротниками.

- Ну, здесь уже никто не увидит, - сказал Дядька и заглушил двигатель. - Ну-ка, разбирайте оптику и следите за большаком. Теперь посмотрим, на что британская птичка способна и почему её так любят новозеландские командос…

ГЛАВА 20

Перемены в державе Вера Игнатьевна стала замечать, лишь когда учителям и врачам вовсе перестали платить, а на сэкономленные деньги воздвигли храм Христа Спасителя. Подобно тысячам своих товарок, она подалась в торговлю, где знание языков очень даже пригодилось. Поэтому субтильной преподавательнице не пришлось самолично тягать многотонные клетчатые сумки - она вступала в долговременные и разовые союзы со всякими фирмами, разбиралась в коварстве венчурных договоров, побывала за два года на всех континентах, кроме Антарктиды, ничего не успела толком рассмотреть, зато заговорила практически на десяти языках, столкнулась со всеми слоями зарубежного общества и бесстрашно заглянула капитализму прямо в звериное его лицо. Причём на равных. Лицо поморщилось, но стерпело.

Она с удовольствием переехала из коммуналки в отдельную «хрущёвку» и стала подумывать о своём собственном деле. Тут подвернулась одна провинциальная фирмочка по производству косметики, и госпожа Попова поехала во Владивосток за сырьём.

Сырьё было редкое и стыдно звучащее - сперма морских ежей. «Вот даёт тётка!» - хохотали рыбаки, глядя, как столичная дама очумело крутит в пальцах колючие шарики. Разумеется, они щедро давали смелые и двусмысленные советы по повышению добычи морского продукта. Но плохо они знали Веру Игнатьевну!

Она обратилась к товарищам по несчастью - научным работникам из института океанографии. Ещё не всех запугали менты и уголовники, не всех подрядили на оформление псевдонаучных квот вылова, и крошечный арендованный катерок вышел в Японское море.

Учёные мозги так поставили дело, что недоверчивые обычно моллюски чуть ли не в очередь становились со своими дарами! Вера Игнатьевна с гордостью отмечала, что во время кампании ни один морской ёж не пострадал. Это уж потом несчастных колючек капиталистические хищники перемалывали на шаровой мельнице, крутили на центрифуге и осаждали продукт кислотой. Щадящая технология быстро была забыта, да и знали её немногие. А тогда слухи ходили самые разные - например, утверждали даже, что для ежей специально опускали под воду стенды с крошечными порнографическими фотографиями, сделанными в период спаривания.

Первые результаты Вера Игнатьевна опробовала на себе, словно Пастер какой. И сделалась, словно Софи Лорен какая. Если бы Азазелло был физическим лицом, он бы со своим жалким дьявольским кремом от зависти окривел и на второй глаз.

И тут все поняли, что тридцатилитровая фляга-термос с дарами моря стоит столько долларов, сколько всем русским людям, вместе взятым, и не снилось.

Но было это в те баснословные времена, когда на улицах Владивостока открыто сияли неоновые вывески «Скупка краденого», а фирмы по взысканию долгов попросту вывешивали над входом утюг и паяльник.

Косметическим чудом заинтересовался тогдашний бандитствующий губернатор (это потом его сменил губернаторствующий бандит) - точнее, супруга вышеупомянутого. Мигом появились щедро татуированные японцы. Уже к шапочному разбору подгреблись всякие «Кливены» и «Лореали». Все совали пачки долларов и отказа не принимали. Фирма, не успев толком просуществовать, была четырежды продана. Вера Игнатьевна поняла, что пора линять.

Она отлила из ставшего смертоносным термоса в тёмную пивную бутылку немного драгоценного компонента и, прикинувшись прежней старой девой, в наколке горничной покинула свой полулюкс и вышла из гостиницы через кухню.

Никто не успел даже влюбиться в преображённую госпожу Попову…

Ровно через пять минут в её номере вспыхнул спор хозяйствующих субъектов.