Элита. Незаконченное дело - Абриль Замора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что сказала мать Венди: «Моя дочь была нездорова, она не пережила смерть своего бывшего парня. Да, Анна-Роза, он повесился. Бедняга покончил с собой… Но не думаю, что моя дочь сделала какую-то глупость. У нее было много добрых намерений. Однажды она сказала мне, что собирается попытать счастья в качестве актрисы в Лос-Анджелесе. Но для этого она попросила бы денег, не так ли? Нет, мою дочь похитили. Она бы не оставила свой родной дом, свой Йоркшир, нет, никогда. Он был ее жизнью… Моя девочка казалась всем злой, но на самом деле она была хорошей. Анна-Роза, правда, она была хорошей, и ее сердце было разбито, словно его вырвали из ее груди… Я надеюсь, что она вернется. Я надеюсь, что, если она в плену, ее похитители попросят выкуп и вернут ее нам».
Что думала мать Венди: то же самое, в точности то же самое.
Полиция, гражданская гвардия и все жители города приступили к поискам. Они прочесали лес, болото, территорию вокруг ночного клуба, в котором в последний раз видели Венди. Это дело стало предметом внимания СМИ, общественным скандалом, потому что исчезновение Венди было вершиной айсберга, факт которого общественность боялась признавать, но рано или поздно правда вынуждает посмотреть ей в глаза.
Родители других детей в Лас Энсинас были в ужасе. Сначала смерть Марины, затем самоубийство Марио, а теперь еще и исчезновение Венди. А если добавить к этому еще тот факт, что Нано, единственный подозреваемый в смерти Марины, уже находился на свободе, то во всех домах, где жили подростки, ввели комендантский час. По крайней мере, так было в доме Горки. По словам мальчика, родители, особенно отец, стали злоупотреблять родительской властью. Они контролировали все: его расписание, передвижения, забирали из спортзала или из дома Андреа. Ситуация все больше выходила из-под контроля.
Черт, я понимаю, что отец беспокоится, что заботится обо мне и боится потерять, но он ведет себя так, будто вообще меня не знает. Я осторожный парень. Никогда, или почти никогда, не попадал в неприятности, так уж сложилось… А эти чертовы правила кажутся мне скорее недоверием, чем беспокойством за мою жизнь. Что со мной случится? У меня нет ни одного друга. Я ни с кем не разговариваю. Я понимаю, что сейчас тяжелые времена, поэтому веду себя аккуратно. Тем более теперь, когда у меня есть девушка. Я не собираюсь хулиганить или бездумно принимать наркотики. Я не в бессознательном состоянии. Я – Горка, такой же, как всегда, но в улучшенной версии себя. Горка 2.0. Что я имею в виду? Ну, я делаю шаги к… к… к… к… к зрелости, не знаю. Секс – это ведь тоже один из ее этапов, не так ли? Но мне не хочется затрагивать эту тему… помедленнее.
Письмо Марио и подозрение, что он не покончил жизнь самоубийством, – это то, что Жанин хотела сохранить в тайне. Но умение хранить тайны не входило в число ее талантов. За это братья всегда называли ее болтушкой. Несмотря на то, что сейчас она не была такой уж болтушкой, она всегда грешила тем, что несколько отпугивала от себя людей. Она рассказала обо всем Венди, но та исчезла… Ей нужно было с кем-то поговорить об этом. Выслушать мнения. Исчезновение Венди подлило масла в огонь ее подозрений о насильственной смерти Марио, и это только добавило происходящему таинственности. Для нее это были вещи, которые, несомненно, имели какую-то связь, а единственный человек, на которого она могла рассчитывать, исчез…
Было страшно. Было чертовски страшно.
Расследование приобретало слишком большие масштабы. Ей уже недостаточно было играть в «Улики» в одиночку: она начинала бояться. Она знала, что нужна поддержка взрослого человека, того, кто возьмет дело в свои руки или разделит ее теорию и поможет сделать шаг. Но кого? Ее братья и сестры были немного глуповаты и ничего бы не поняли… Отец был как один из ее братьев, только старше и озлобленнее, так что он тоже не мог помочь. Была еще мать, женщина, которая ходила по дому, как душа, страдающая от боли. Ее водянистый, слегка раздражающий голос, и эти ее странные действия, каждое из которых, казалось, кричало: «Простите за существование!» – очень мешали дочери видеть воспринимать ее как образец для подражания. Жанин была самой умной в семье, самой эмпатийной, к тому же она хорошо рисовала, и по этой причине ее считали белой вороной, странной, чудаковатой. Она воспользовалась тем, что мать пересаживала цветы в саду. Честно говоря, она не знала, удачное ли это время, потому что садоводство для матери было эквивалентом диеты для ее дочери: она прикладывала много усилий, но ничего не получалось. Все растения пропадали, но, поскольку у них были деньги, они покупали еще много всего в Эко Саду, и были счастливы. Жанин подкралась к ней, и мать, хоть и не сразу, заметила ее.
– Что такое, дочка?
– Ничего…
– Ты хочешь помочь мне?
– Нет, не особо…
Разочарование на лице матери было настолько явным, что девушке пришлось отступить.
– Ну, ладно, давай. Что делать?
Мать объяснила, как вынуть азалии из пластикового горшка и аккуратно закопать их в заранее вырытые ямки. Было очевидно, что женщина слишком часто поливает растения, поэтому они перенасыщаются влагой. Но мама Жанин не знала, что вредит такой гиперопекой своему саду. Ей казалось, что если она слишком сильно все смочит, то почва, в которой росли цветы, смешается между собой, и количество влаги сбалансируется. Но сейчас это было не столь важно. Мать с дочерью никогда не занимались чем-то совместным, не проводили время вместе, и мать восприняла появление дочери как подарок. Она не знала, что интерес ее дочери был притворным. «Активные и жизнерадостные» – это не те прилагательные, которыми можно было бы описать родителей Жанин, но они были хорошими людьми. Доноса Жанин на Марио редко обсуждался в их семье. Честно говоря, они вообще мало о чем говорили.
– Мама, я хочу тебе кое-что сказать.
Ее мать встрепенулась от возможного искреннего разговора с дочерью. Она никогда не слышала этой фразы из уст дочери и думала, что та говорит о каком-то парне, о какой-то мечте или о том, что ей захотелось обновить гардероб, поэтому она была так потрясена,
