Инквизиция - Иосиф Григулевич

Верующим приказывалось исповедоваться трижды в год — на рождество, пасху и троицын день. За выдачу еретика церковь обещала платить доносчику 2 серебряных марки в год в течение двух лет. За помощь еретикам виновник лишался имущества и передавался в распоряжение сеньора, который мог сделать с ним «что пожелает». Дом еретика сжигался, собственность его конфисковывалась. Примиренный с церковью еретик терял гражданские права, еретикам-врачам запрещалось заниматься лечебной практикой. Местные власти под страхом отлучения и конфискации имущества обязывались следить за исполнением этих решений Тулузского собора.

Наконец, следует отметить еще одно важное нововведение: верующим запрещалось иметь Библию и читать ее даже на латинском языке, что становилось прерогативой исключительно духовенства. Этот запрет церковь не замедлила распространить на верующих и других стран.

Решения Тулузского собора, включенные в Парижский трактат, представляют важный этап в своеобразной эскалации, завершением которой явилось установление постоянно действующего инквизиционного трибунала.

Крестоносцы истребили в ходе 20-летней кровопролитной войны в Лангедоке свыше миллиона мирных жителей, превратили его цветущие города и селения в руины. Катары были в буквальном смысле стерты с земли.

Но почему некоторые исследователи, подобно французу Эрнесту Форнерону, утверждают, что альбигойская война «все еще продолжается»?.[129] Потому, что и в наше время находятся сторонники «истинной веры», которые продолжают поносить катаров, продолжают клеветать на них, стремясь таким образом оправдать их палачей и сам принцип истребления всех тех, кто оспаривает угодный им социальный порядок.

Еще церковник Вакандар в начале XX в. оправдывал истребление катаров тем, что их вероучение носило будто бы «антисоциальный» характер. Он писал: «Жестоко преследуя катаров, церковь истинно действовала в интересах общественного блага. Государство было обязано оказывать ей помощь силой, если не желало само погибнуть вместе со всем социальным порядком. Это объясняет и в известной мере оправдывает объединенные действия государства и церкви, направленные на истребление катарской ереси».[130]

Подобного рода оправдания убийств и разбоя, учиненного церковью и ее союзниками феодалами над катарами, раздаются и в наше время. Так, французский историк Фернан Ниэль утверждает, что доктрина катаров была «опасной, аморальной, антисоциальной», что альбигойцы были «анархистами, угрожавшими обществу», что их «истребление спасло человечество».[131] Невольно возникает вопрос, а не стремятся ли благочестивые авторы подобного рода аргументацией натолкнуть своих читателей на мысль, что и сегодня можно «спасти» человечество и эксплуататорский социальный порядок, уничтожая «анархистов, угрожающих обществу»?

Кровопролитная война в Лангедоке закончилась полной победой папского престола, вынудившего светскую власть участвовать в искоренении ереси. Светская власть долго сопротивлялась этому, ибо истребление части производительного населения не было в ее интересах, однако династические соображения и стремление расширить свои владения одержали верх над соображениями морального и другого порядка. Кроме того, светские правители нашли в инквизиции инструмент, способствующий укреплению их собственного влияния.

Это понял Людовик IX, которому церковь в признательность присвоила звание «святого». Еще раньше него к такому же выводу пришел император Фридрих II (1218–1250), внук Барбароссы.

Фридрих II был просвещенным человеком и весьма критически относился к вопросам веры. Ему даже приписывали авторство еретического памфлета «О трех обманщиках», в котором подвергались едким насмешкам Моисей, Христос и Мухаммед. Папский престол непрестанно враждовал с Фридрихом II, видя в нем серьезного соперника в борьбе за политическое влияние в христианском мире. Григорий IX (1227–1241), племянник Иннокентия III, избранный папой в 86-летнем возрасте и к удивлению всех доживший до ста лет, дважды отлучал Фридриха II от церкви.

Одолеть интриги Рима Фридрих II оказался не в силах, относительное спокойствие он купил себе обещанием расправиться с еретиками. В 1224 г. в Падуе Фридрих II огласил эдикт о борьбе с ересью, предусматривавший наказание еретиков, осужденных церковью и переданных светскому правосудию, различными карами вплоть до смертной казни. Светская власть обязывалась по требованию церковников или просто ревностных католиков арестовывать и судить всех подозреваемых в ереси. Еретики, примиренные с церковью, принуждались участвовать в розыске других еретиков; отрекшиеся от ереси под угрозой казни, а затем, по «выздоровлении», вторично впавшие в нее, осуждались вновь на смертную казнь. Оскорбление божия величества сильнее преступления оскорбления человеческого величия, гласил эдикт. Так как бог наказывает детей за грехи отцов, чтобы научить их не подражать своим родителям, то и потомки еретиков до второго поколения лишались права занимать общественные и почетные должности. Исключение делалось только для детей, сделавших донос на своих родителей.

Существенным элементом эдикта с точки зрения истории инквизиции было согласие императора оказывать всемерную поддержку и покровительство доминиканским монахам в преследовании ереси. «Мы хотим также, — заявлял император, — чтобы все знали, что мы взяли под свое особое покровительство монахов ордена проповедников, посланных в наши владения для защиты веры против еретиков, а также и тех, кто будет им помогать в суде над виновными, будут ли эти монахи жить в одном из городов нашей империи, или переходить из одного города в другой, или сочтут нужным возвратиться на прежнее место; и мы повелеваем, чтобы все наши подданные оказывали им помощь и содействие. Поэтому мы желаем, чтобы их принимали всюду с благорасположением и охраняли от покушений, которые еретики могли бы против них совершить; чтобы та помощь, в которой они нуждаются для выполнения своего дела и миссии, порученной им ради веры, была им оказана нашими подданными, которые должны арестовывать еретиков, когда они будут указаны в местах их жительства, и держать их в надежных тюрьмах до тех пор, пока они, осужденные церковным трибуналом, не подвергнутся заслуженному наказанию. Делать это надо в убеждении, что содействием этим монахам в освобождении империи от заразы новой установившейся в ней ереси совершается служба богу и польза государству».[132]

Эдикт Фридриха II означал большую победу церкви, ибо распространял на всю Германскую империю сформулированное на XII вселенском соборе положение об ответственности светской власти за преследование и искоренение ереси. Теперь, как отмечает Г. Ч. Ли, обязанность преследовать еретиков была возложена на всех, начиная от императора и кончая последним крестьянином, под угрозой всех духовных и телесных кар, какими располагала церковь в XIII в.[133]

Участие Фридриха II и Людовика IX в преследовании еретиков создало благоприятные условия для учреждения инквизиционных трибуналов, действующих под непосредственным контролем папского престола. В феврале 1231 г. Григорий IX издал очередной эдикт («генеральную конституцию»), вновь отлучавший еретиков от церкви и призывавший церковные и светские власти преследовать и подавлять их. В том же году римский сенатор (губернатор Рима, подчиненный папе) Аннибале назначил специальных инквизиторов с полномочиями преследовать (арестовывать и судить) еретиков. Вскоре папа послал инквизиторов с такими же полномочиями в Майнц, Милан и Флоренцию. Следующим этапом в установлении инквизиции были две буллы Григория IX от 20 апреля 1233 г., поручавшие преследование еретиков во Франции монахам доминиканского ордена. Первая из этих булл, «Ille humani generis», была обращена к епископам Франции. В ней папа не без лицемерия писал: «Видя, что вы поглощены вихрем забот и что с трудом можете дышать под гнетом тяготящих вас тревог, мы находим полезным облегчить ваше бремя, чтобы вы могли легко переносить его». «Облегчение» заключалось в посылке на подмогу епископам доминиканских монахов с неограниченными полномочиями по преследованию еретиков. Епископы, считавшиеся по церковной традиции верховными правителями своих епархий, не желали разделять власть с нищенствующими монахами, не говоря уж о том, что они сами испытывали немалый страх перед этой тайной папской полицией, которая могла при желании зачислить в еретики не только строптивых, но и не в меру ретивых в своей ненависти к ереси епископов. Папа умолял епископов «во имя уважения, которое вы питаете к св. престолу», дружески принять его посланцев и помогать им, «дабы они могли хорошо выполнить свою задачу».

Вторая булла, «Licet ad sapiendos», была обращена к «приорам и братьям ордена проповедников, инквизиторам». В ней Григорий IX уполномочивал доминиканцев: «Во всех местах, где вы будете проповедовать, — в случае, если грешники, несмотря на предупреждения, будут продолжать защищать ересь, — навсегда лишать духовных их бенефиций и преследовать их и всех других судом, безапелляционно, призывая на помощь светскую власть, если в этом встретится надобность, и прекращая их упорство, если нужно, посредством безапелляционного наложения на них духовных наказаний».[134] Эта булла практически поручала доминиканскому ордену вести борьбу с ересью во всем христианском мире.