Эпоха раздела. Начало. Книга первая - Владислав Картавцев

По окончанию дня наступал «Вечер» – первый и второй. Кроме того, «Второй вечер» еще носил название «Последней летней тени», а «Первое утро» – «Первой летней тени». Точно так же, «Пятый день» назывался «Последней зимней тенью», а «Первый день» – «Первой зимней тенью».

Чанг с солдатами отправились отдыхать. Командир разведчиков попросил Джеррда выдать ему на время песочные часы, чтобы не пропустить начало состязаний. В ответ староста заверил Чанга, что тому не о чем беспокоиться, и они могут спокойно отдыхать. А Джеррд даст задание Шану следить за временем, и тот оповестит разведчиков, когда выходить.

Вернувшись к себе, Чанг приказал Сипту и Кинаху заняться лошадьми, а сам с Нагом (который так же, как и он, все еще был участником турнира) наскоро перекусил (закуски уже были заботливо расставлены на столе) и отправился отдыхать.

Времени, отведенного на отдых, хватило только на то, чтобы немного вздремнуть и расслабить мышцы – казалось, что они только легли, как со двора послышался звонкий голос Шана, пришедшего их будить.

Когда они вновь возвратились на лобное место, зрители уже все были на своих местах, и вокруг снова царило веселое оживление. Плотно перекусив, горожане с новым жаром обсуждали поединки и строили предположения, кто же станет победителем …

Глава 7. Кругом магия

…Тем временем состоялась очередная жеребьевка участников турнира, и Чанг снова оказался в самом конце.

Зато Наг будет сражаться в первом же поединке. Чанг подошел его подбодрить, еще раз напомнил об осторожности и даже приказал в первые минуты боя не предпринимать активных действий и попытаться получше изучить стиль ведения борьбы противника. Он знал горячность своего солдата, но все же рассчитывал, что тот обратит внимание на его слова.

Схватка началась. В это раз с Нагом боролся низкорослый, но широченный в плечах мужчина, лицо которого было практически полностью скрыто под густой бородой. Зато лысина сверкала на солнце, как хорошо начищенный медный ковш для воды. Он был голым по пояс, на теле было несколько шрамов от когтей животных и ударов клинками. Это был настоящий воин, против которого сражаться будет нелегко.

С первых же секунд соперники бросились друг на друга. Чанг огорченно помотал головой. Наг, казалось, совсем забыл о тех наставлениях, что давал ему его командир, и тут же поплатился за свою беспечность. Кулак противника, словно кувалда, с громадной силой, пробив защиту разведчика, врезался ему в грудь и сбил дыхание. Второй такой же удар через мгновение повалил его на землю. Схватка была закончена. И закончена совсем не так, как того хотел Чанг.

Теперь из его отряда не осталось никого, кто мог бы и дальше продолжать поединки, не считая, конечно, самого командира. И никого, кто бы вызывал интерес Чанга – никого, кроме Илии.

Он увидел ее чуть в стороне. Она о чем-то весело болтала с красивым улыбчивым молодым воином, который ни на мгновение не отрывался взглядом от ее лица. Скорее всего, это был один из претендентов на ее руку и сердце.

Чанг отвернулся. Отчего-то ему вдруг стало грустно и захотелось побыстрее вернуться к себе – в степь, к своему дому и к женщине, которую он пока не выбрал, но которая, без сомнения, уже ждет его там.

Он усилием воли смог подавить внезапный приступ грусти, и – как ему ни хотелось уйти отсюда – нацепил на себя маску заинтересованности и принялся с видимым интересом наблюдать за единоборствами. Однако внутри сделался холодным, как лед. Он вдруг осознал, что все окружающее его действо по-настоящему не имеет к нему никакого отношения.

Здесь он всего лишь чужак, волею случая оказавшийся на незнакомом и непонятном ему празднике, где правила игры неясны, и неясна роль, которая ему предназначена. А самое главное – здесь ему не на кого опереться, а кажущееся радушие его теперешних хозяев в любую минуту может обернуться бедой для него самого и его солдат.

– Как ты думаешь, для чего человек рождается на свет? – как-то раз спросил Чанга его мудрый наставник.

– Не знаю, я не думал, – ответил ему Чанг. – Наверное, чтобы воевать и побеждать врагов.

– Нет, это не так. Человек рождается, чтобы видеть. Чтобы понимать суть вещей. Вокруг нас много неизвестного нам. Вокруг нас живут силы, о которых мы даже не догадываемся. Вокруг нас столько чудес, что и десяти жизней не хватит, чтобы о них рассказать. А человеческая жизнь так коротка и так жестока, что у нас почти не остается времени, что мы можем посвятить разгадке тайны.

Вот взять, например, тебя. Ты считаешь себя воином, и это так. Но я, несмотря на свой возраст, в любой момент могу уничтожить тебя с помощью невидимого колдовства, о котором ты ничего не знаешь. Зато знаю я.

Колдовство может быть разным, и совсем необязательно, что на тебя нападут, скажем, духи или другие силы, с которыми ты должен будешь бороться, чтобы остаться в живых. Нет. Колдовство может быть незаметным – хитрым, как степная лисица, и молчаливым, как песчаная гадюка.

Оно может подкрасться незаметно, лишить тебя воли, лишить тебя силы к сопротивлению. И есть люди, которые очень хорошо им владеют.

Вот посмотри. Ты вдруг решил взять себе женщину, но у тебя есть соперник, который тоже жаждет заполучить ее. Что он может сделать – убить тебя или натравить на тебя своих родственников? Или прибегнуть к колдовству, которое отвадит тебя от нее, и ты потеряешь к ней интерес?

И если ты не владеешь знаниями, чтобы обнаружить и победить это колдовство, ты проиграешь и никогда не узнаешь настоящую причину своего проигрыша…

Чанг поймал себя на мысли, что в кровь сжимает кулаки. Он сделал три глубоких вдоха, потом еще три. Наваждение, вставшее перед глазами в образе его деда, чуть-чуть отступило. Но слова вспомнились настолько четко, словно это было вчера.

Кроме того, Чанг внезапно почувствовал, что сейчас на него направлено могущественное колдовство, которое пытается сломить его – сломить его волю и выведать все возможные секреты. И оно действует в союзе с его противниками по турниру из плоти и крови.

Чанг вспомнил, что несколько раз с ним происходили подобные внезапные перемены настроения – столь сильные и глубокие, что хотелось забиться в самый дальний угол, лечь и уснуть навсегда – настолько глубоким и студеным было отчаяние в душе. Дед называл их «невидимыми колдовскими ударами», а сам он был настоящим мастером их нанесения.

– Я могу заставить тебя смеяться, я могу заставить тебя плакать, я могу даже заставить тебя попытаться покончить жизнь самоубийством, – говорил он, – а ты так и не узнаешь, что все это сделал я. А теперь посмотри, как это делается…

То, что сейчас произошло с Чангом, очень сильно напоминало магическую атаку, использованную его мудрым наставником, когда он демонстрировал на нем свое искусство.

– Запомни, наше настроение – как тонкий прутик сухого ковыля. С ним можно делать все, что заблагорассудится. Например, я могу согнуть его в сторону печали, а потом тут же перевести в сторону радости. Это очень просто.

Основой нашего настроения служит повседневность. Она дает нам опору. И как только нами завладевает что-то, далекое от повседневности, наше настроение, неготовое к такому повороту, может моментально измениться.

А если оно качнулось в одну сторону, его легко можно перенаправить и в любую другую. Здесь главное сделать так, чтобы человек получил сильную встряску – неважно, какую. Важно, чтобы она была внезапной.

И тогда, воспользовавшись тем, что человек открывается и забывает про спасительную повседневность, можно нанести ему колдовской удар. А для тех, кто видит, суть и владеет тайными знаниями, это очень просто…

Чанг все еще продолжал глубоко дышать. Дыхание служило тем якорем, который всегда можно было использовать, для восстановления душевного равновесия. И только после того, как ум прояснится, и настроение придет в норму, можно будет попытаться избавиться от приникших глубоко в него колдовских чар.

– Если ты эмоционально сломлен – дыши! Если ты боишься – дыши! Если ты сомневаешься в себе – дыши! Если ты не веришь в себя – дыши! Смотри, как твое дыхание наполняет тебя и дает тебе уверенность! Смотри, как твое дыхание успокаивает тебя! Смотри, как твое дыхание дает тебе силы!

Дед прохаживался по юрте после очередного магического удара, который он только что обрушил на Чанга.

Его шаги были размеренны и монотонны, и ничто не говорило о том, что мгновение назад он сломил Чанга сокрушительным колдовством, ввергнувшим того в пучину грусти и печали. Оно, как болото, засосало его по самую макушку, и Чанг чувствовал, что он раздавлен и уничтожен.