Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта - Ефим Курганов

На его месте, собственно, мог быть совершенно кто угодно, и вёл бы он себя примерно также – ну, может, не столь резво, как Иван Осипович, необычайно пылкий, быстрый, услужливый. Но вне зависимости от характера и степени подлости, другой сделал бы в принципе ровно то же самое, дабы заслужить расположение своего государя.

Хочу подчеркнуть, что в уничтожении бугского казачества Витт был лишь исполнителем высочайшей воли, и не более того, но, правда, исполнителем не только образцовым, но и ревностным. Однако, как видно, он отнюдь не превышал данных ему полномочий, тем более что они были предоставлены ему практически неограниченные.

Собственно, всё, что происходило, развивалось по высочайшему плану: генерал Витт устроил зверскую расправу, а государь Александр Павлович потом явил свою особую «милость».

В результате зачинщиков и участников восстания оставили в живых, но зато их отделали шпицрутенами по милую душу и выслали потом в Сибирь, и они пропали там, сгинули бесследно, а бугское казачество, как таковое, исчезло напрочь, уступив место военным поселениям юга России. Вот и вся «милость».

И картинка вырисовывается соответствующая: плохой сатрап Витт, и добрый царь, прощающий бунтовщиков. А ведь ежели бы не воля императора, пожелавшего превратить процветающее бугское казачество в крепостных военных поселян, то Витт в данном направлении не стал бы вообще ничего предпринимать.

Повторяю: я отнюдь не желаю выгородить графа Витта (вина его понятна, очевидна и обжалованию не подлежит), а просто говорю о том, что именно произошло, что, собственно, по большому счёту предшествовало восстанию, и что последовало за ним.

Я убеждён, что самой преступной и бесчеловечной была сама идея военных поселений, засевшая в императорской голове, – вот где главная, корневая причина восстания, поднятого бугским казачеством.

Когда я думаю о сей ужасной катастрофе, до сих пор кровь закипает у меня в жилах, и я ощущаю, как начинается во мне приступ бешенства, или как дикое отчаяние душит меня.

Да, грозное у нас отечество и зачастую такое безжалостное к собственным гражданам своим, даже если они и служат ему верой и правдой!

Теперь-то я в отставке, но ещё совсем недавно у меня была власть, очень много власти, но на самом деле я всё время чувствовал, что сам, в первую очередь, принадлежу ей, а не она мне, и что в любой момент она вольна распорядится мною по своему бесконтрольному и даже дикому усмотрению.

Пребываю нынче на покое и радуюсь несказанно, что не пострадал особо от власти своей, и что вышестоящие не угробили меня в ответ за верную службу мою.

А вот бугцев, этих самоотверженных, свободолюбивых воинов, мне от всей души жаль, и даже более: мне томительно больно за них всех, да ещё больно и за отечество моё, столь вероломно с ними поступившее.

Бугцы искали защиты у единоверной с ними православной Руси, а что нашли? Даже страшно вымолвить…

Между прочим, государя в бугском вопросе осуждали даже лица, всегда бывшие исключительно лояльными по отношению к Его Величеству.

Когда я сообщил генералу Павлу Дмитриевичу Киселёву о восстании бугцев, то он ответил мне мягко, осторожно, но при этом с совершенно недвусмысленным осуждением жуткого императорского замысла: «Сейчас получил письмо твоё от 20 июля сего 1817 года и спешу тебе на оное ответствовать с нарочно посланным фельдъегерем, касательно Бугского войска, для усмирения коего велено послать столько войска, сколько потребует граф Витт. Вот новые плоды цветущему и обдуманному поселению, и если во всех местах, где будут поселяться войска, появится сия новость, то не совсем последствия могут быть приятные…»

Под «последствиями не совсем приятными» (выражение вкрадчивое, сказанное с опаской, но при этом ясное) разумелся, конечно же, мятеж, жестоко усмирённый и при этом ещё подвергнутый общественному умолчанию.

Возмущение вероломством и беспощадностью императора и его приспешников в бесславном, позорном бугском деле можно было тогда выражать лишь в частной переписке, да и то более или менее закамуфлированным образом.

Итак, бугцы оказались вдруг в смертельной ловушке. За что, за что им такая страшная «награда»? За исключительную преданность новому отечеству своему?!

Их родители и деды пришли в пределы нашей империи, в основном, из оттоманской Порты, то бишь из Турции, ибо никак не желали потерять личной своей свободы, но попали в итоге из огня да в полымя, ибо оказались уже в самом настоящем, самом неприкрытом рабстве.

Что касается Витта, то он просто сделал то, что ему велели. А велели ему сделать очень большую гнусность. И сие есть чистейшая правда. Но самое ужасное то, что в царствование Николая Павловича эта гнусность была многократно усилена.

Так что подавление восстания бугского казачества фактически было только началом, симптомом конца, предвестием нынешнего крымского позора.

Проблема-то вся в том, что верное, по договору, по кодексу дворянской чести, служение вассалов своему сюзерену отчего-то никак не устраивало и не устраивает российских монархов. Они непременно хотели и хотят не свободного, а именно рабского служения, что привело уже у нас, и не раз, к таким ужасающим последствиям.

Поразительно всё-таки! Вольное служение себе вызывает у наших монархов глубочайшее недоверие (они как бы не верят в него), и предпочтение отдаётся служению только подневольному. Вот он страшный, трагический парадокс!

Бугцы служили царю верой и правдой, бились за него истово. Так нет, этого оказалось недостаточно: надобно было их ещё сделать рабами.

И что же? Кто выиграл? Да никто, а вернее, все проиграли.

То, что содеял со славным бугским казачеством Александр Благословенный, а довершил брат его Николай, было не чем иным, как самым настоящим государственным вредительством.

Бугское казачество – это была своего рода охранная стража, к тому же безупречно функционировавшая. Зачем нужно было его расформировать, а прекраснейшее бугское хозяйство превращать в полунищее и недоходное, приносящее убытки?! Непостижимо!

И поразительно всё-таки, что император Александр Павлович пошёл в бугском деле не по пути своей сверхразумной бабки, тщательно пестовавшей его, а по кривой дорожке своего безумного родителя, многие действия и обыкновения коего он как будто прежде осуждал.

Светлейший князь М. С. Воронцов,

генерал-фельдмаршал.

г. Одесса

Октябрь 1856 года

(из секретной папки)

Часть четвёртая. Ян и Каролина или заговор. Годы 1821 – 1825

Ефим Курганов. Генерал И. О. Витт, тайный сыск и движение декабристов

(научно-популярный очерк)

Вводный этюд: вена. 1808–1815 годы

Когда в 1808–1809 годах Иван (Ян) Осипович Витт оказался вдруг в Вене, и сошёлся, а затем женился на Юзефе Валевской, то это привело к необычайно крутому витку в судьбе отставного полковника русской гвардии, и витку очень даже не простому.

С одной стороны, сойдясь с прелестною Юзефой, Витт прямиком попадал в окружение Наполеона, ибо новоиспечённая пассия его по мужу ведь приходилась роднёю Марии Валевской и даже дружила с нею, избранницею императора Франции.

Судя по всему, Юзефа и была выбрана Виттом как своего рода тропинка в окружение Наполеона. Скорее всего, Иван Осипович действовал по плану, самолично утверждённому царём Александром Павловичем.

Хочу напомнить, что Юзефа Валевская (1778–1875) была урождённою княжною Любомирской. Отец её – генерал-лейтенант российской службы Каспер Любомирский (умер в 1780 году).

Однако соединившись с Юзефой, Витт не только вышел на Валевских, а достиг ещё одной немаловажной цели.

Всё дело в том, что у Юзефы Валевской, помимо Марии, был в Вене ещё один близкий и важный человек.

Я имею в виду Розалию Ржевусскую, урождённую княжну Любомирскую. Она был дочкой княгини Любомирской, погибшей на эшафоте вместе с Марией Антуанеттой и приходилась Юзефе роднёй по своему отцу.

Юзефа нередко посещала Розалию (а сойдясь с Виттом, они являлись втроём: Юзефа, её муж граф Михал и Ян Витт; в польской среде последний проходил как Ян).

Розалия Ржевусская была хозяйкою одного из самых блистательных венских салонов, и он даже слыл едва ли не первым в Европе по уму, любезности и просвещённости его посетителей. Попасть в этот салон для тайного доверенного лица российского императора, каковым являлся граф Витт, было крайне важно.

Интересно при этом, что Розалия Ржевусская была вполне лояльна к Александру Павловичу, и даже выполняла кой-какие его дипломатические поручения. Впрочем, тогда об этом почти никто не догадывался. Более или менее узнали о прорусской ориентации Розалии лишь в 1815-м году во время Венского конгресса, когда российский император зачастил к ней. А в 1808–1809 годах Витт посещал знаменитый салон, не вызывая никаких подозрений.