Сын Зевса - Любовь Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь они стали союзниками и вместе восстанавливали Фокиду. Этим они приобрели себе новых друзей – фокидян, которые не забыли, что сделал с ними Филипп.
Наемников же под начальством афинянина Хореса и фиванца Проксена направили в Амфиссу, которую Филипп уже успел разорить. Там они и стали гарнизоном, в двухдневном переходе от основной армии.
Союзная армия стояла у самой беотийской границы. Отсюда их военачальники руководили своими партизанскими отрядами, которые теперь то и дело схватывались с македонянами и то и дело их побеждали.
Эти маленькие победы радовали и поднимали дух союзного войска.
– Не всегда и не везде побеждать Филиппу, – говорили эллины, – пожалуй, это будет его последняя битва!
– Да, пора положить конец его безобразиям. Демосфен прав!
Афинян вдохновляло на битву присутствие в войсках самого Демосфена: Демосфен был в отряде гоплитов – тяжеловооруженных. Надежда на победу росла и укреплялась.
Так в набегах и в мелких стычках прошла зима. Филипп по-прежнему сидел в Элатее. Союзники даже не пытались выбить его оттуда. Они считали, что победа их – дело решенное. В Афинах и Фивах уже готовились празднества в честь этого необычайного события, в честь победы, над македонским царем Филиппом!
А Филипп готовил удар.
Как только засияло по-весеннему солнце и с гор схлынули весенние потоки, ворота Элатеи открылись. Часть македонского войска, с царем Филиппом во главе, через горные проходы спустилась к Амфиссе.
Никто этого не ожидал. Начальники наемных войск Хорее и Проксен, успокоенные тем, что враг далеко, ни о чем не заботились. Они мирно жили в Амфиссе, радовались наступающей весне, спокойно спали по ночам, будто у себя дома, за крепкими стенами своих больших городов. И ни один страж не стоял у них в горных проходах, ведущих сверху, из долины реки Кефиса, от Элатеи в Локрийскую равнину, к Амфиссе.
Филипп напал внезапно. Он разбил войско наемников так, что от этого войска ничего не осталось, и занял город Амфиссу.
Противники Филиппа были обескуражены. Как же все это случилось? И что делать им теперь?
Филипп из Амфиссы сразу прошел к Навпакту Ахейскому, напал так же внезапно – и город сдался. Захватив Навпакт, Филипп тут же, как и обещал, передал его своим союзникам этолянам. Из Навпакта Филипп быстрым маршем вернулся в Элатею.
Союзные войска занимали сильную оборонительную позицию. Но Филипп обошел их и оттеснил к Херонее. Херонея – маленький городок на самой границе Беотии. Отступать от Херонеи союзникам было нельзя, они открыли бы путь в свою страну.
Уже кончалось лето, когда произошла эта знаменитая битва между союзными и македонскими войсками. Наступил роковой день, который решил судьбы эллинских государств, – седьмое число месяца метагитиона, начала августа.
Сражение произошло в узкой долине между горами Херонеи и рекой Кефисом.
Беотийцы под командой Феагена занимали почетное место – правый фланг. В центре стояли отряды коринфян, ахейцев и других союзников. Левое крыло, у Херонеи, заняли афиняне под командой Хореса, Лисикла и Стратокла.
У македонян на правом фланге, против левого крыла неприятеля, против самого сильного врага – афинян, встал сам Филипп. А на левом фланге, против беотийцев, во главе тяжелой конницы, занял позицию его сын Александр.
Александр в полном вооружении, в шлеме и в панцире, с мечом у пояса и копьем в руке, сидел на своем неизменном Букефале. И конь и всадник чувствовали нервное напряжение друг друга. Букефал, не признававший никого, кроме своего молодого хозяина, повиновался малейшему его движению. Его ноздри раздувались, уши ловили каждый звук, он ждал сигнала броситься в битву.
Перед Александром стоял опасный противник – фиванская фаланга. Это был «священный отряд» – триста человек самых опытных и неустрашимых воинов, не знающих поражений. Александр глядел на них, на высокие гребни их шлемов, на сверкающую стену их сомкнутых щитов и длинные огни копий, поднятых над щитами… На мгновение вспомнилась мать.
«Тебе не страшно, Александр?»
И он повторил чуть не вслух:
«А все-таки, что такое страх?.. Нет, не страшно. Лишь бы скорей затрубили трубы!»
Александр был благодарен отцу, что тот доверил ему командование в такой важной и трудной части фронта. Теперь Александр должен оправдать это доверие. Или умереть, как говорят в таких случаях отважные люди. Но это – пустые слова. Александр не может умереть. Он может только победить. И победит.
Но вот завыла труба. Букефал вздрогнул, и мускулы его заиграли под атласной шерстью. Александр тотчас рванулся в битву, увлекая за собой могучую конницу.
Оба войска сошлись на равнине. Засверкали копья, зазвенели мечи, тучами полетели глухо гудящие стрелы и дротики…
Филипп, зная силу фиванцев и опасаясь за сына, стремительно двинулся на афинян, чтобы потом зайти в тыл фиванским отрядам. Он теснил афинян, а его правое крыло медленно отходило назад.
Афиняне, увидев это, бросились на отступающих. В радости от такой легкой победы, они, не оглядываясь, мчались за отходящими македонянами. Они кричали как победители, они торжествовали!
И не видели, что делается на поле сражения…
Пока афиняне гнались за бегущими с поля, Александр напором своей тяжелой конницы прорвал фиванский фронт, и это сразу решило исход битвы. Сейчас фиванцам нужна была немедленная помощь, но афиняне в своем обманчивом торжестве и не оглянулись на них. Фиванцы смешались, их полководца Феагена убили, и они, не слыша команды, стали отступать без всякого порядка и почти без сопротивления. Лишь «священный отряд» сражался до конца. Он весь погиб на этом кровавом поле. Все триста человек полегли здесь, как один, никого из них в живых не осталось. Они умирали, не отступив ни на шаг с того места, где их поставил военачальник.
«Священный отряд» пал. Фронт прорван. Фиванцы разбиты. Афиняне, увидев, что они обманулись в победе, побежали.
Бежал со своим отрядом и Демосфен.
– Они умеют побеждать, – сказал Филипп, – но не умеют удерживать победу!
Филипп мог бы догнать афинян, мог бы напасть на них теперь и уничтожить.
Но он не стал преследовать их. И Александр, распаленный битвой, повинуясь его команде, опустил окровавленную сариссу и остановил покрытого пеной коня. Он снял шлем, вытер пот со лба, оглянулся. Так недавно стоял перед ним грозной стеной враг, так недавно реяли на ветру султаны их шлемов, сверкали щиты и копья… И вот нет никого, только мертвые тела лежат по всей долине…
Александр молча повернул Букефала к своей палатке, стоявшей под дубом на берегу журчащего Кефиса. Здесь он сошел с коня и сам вытер с него пот и пену, огладил его, успокоил. Букефал тихонько ржал, словно разговаривал с Александром, – они любили и понимали друг друга.
Отряд Александра, уставшие в битве воины понемногу собирались к своему юному военачальнику. Жестокое торжество победы светилось в их глазах. Александр чувствовал, с каким уважением они смотрят на него, он улавливал их речи, полные удивленного восхищения, признания, похвал…
А на другом конце поля, где стоял шатер царя Филиппа, слышались громкие голоса, раскатистый хохот, выкрики.
В палатку Александра заглянул Гефестион. Он уже успел снять с себя и шлем и панцирь – победа полная, бояться некого.
– Хочешь посмотреть, что делает царь Филипп?
– А что он делает?
Александр и Гефестион направились к царскому шатру. Но не дошли, остановились.
Царь Филипп, пьяный – не то от своей огромной победы, не то уже успев выпить вина, ходил, приплясывая, по окровавленной долине и громко выкрикивал в такт своей пляске формулу тех многочисленных псефисм,[26] которые выносил на Народных собраниях против него Демосфен:
– Демосфен, сын Демосфена, пеониец, сказал следующее!.. Ха-ха!
Приближенные Филиппа, его этеры, упоенные победой, хохотали. Александр увидел среди них и афинян, державших сторону Филиппа. Вот Эсхин по-актерски красиво стоит, подпершись в бок рукой. Вот и Демад, чьи красноречивые речи не раз улаживали дела Филиппа (говорят, что Филипп ему хорошо платил). Военачальники заметили Александра.
– Царь Филипп, – крикнул Фердикка, как видно тоже хлебнувший лишнего, – перестань плясать! Вот стоит человек и смотрит на тебя. А ведь он, клянусь Зевсом, больше похож на царя, чем ты!
Филипп остановился.
– Как он опрокинул фиванцев, а? – подхватил Птолемей. – Вы видели, как он их опрокинул?
– Вот настоящий царь македонский! – засмеялись этеры, указывая на Александра. – А ты, Филипп, хороший полководец, но какой же ты царь?!
Александр молчал, сурово сжав губы. Гефестион с тревогой смотрел на Филиппа. Но Филипп, счастливый своей победой, и не думал сердиться. Увидев Александра, стоявшего в латах, но с открытой головой, он с пьяной нежностью улыбнулся:
