Лики земного родства (сборник) - Анатолий Гурский

Слово взяла нарушаемая лишь соловьиной трелью тишина. Словно ждущая сейчас непременно женского голоса.

– Ну да, «жаркое»… Видать, такое смачное, что сосед на нём целый крольчатник вскормил прям у межи, – зло съехидничала хозяйка. – Только вот почему эта серость повадилась именно на наши грядки?

«А ещё на чьи ж им вадиться-то, если не на ваши», – мысленно ответил ей убирающий на своей стороне межи следы куриного разгула Юсуп.

Не заметившие его супруги безмолвно переглянулись, каждый по-своему оценивая увиденное и сказанное. Семёнов поправил сползающие уже к кончику вспотевшего носа очки и хотел было что-то уточнить, но лишь махнул на жену рукой. Их такой неслышимый даже самой природе супружеский диалог оборвал налетевший внезапно ветер. Казалось, он уподобился массовому спуску горных лыжников, решивших хоть ненадолго доставить в пропахшую осенними дарами долину всю прохладу всегда заснеженных вершин. А то просто погреться здесь, на обласканной солнцем земле.

Родившийся в белёсом поднебесье ветер собрал на своём пути все маленькие и жиденькие облака, превратив их в единое туманное месиво. Оно с нарастающей скоростью и лесным шумом стало скатываться вниз. Завихрило здесь, заураганило так, что в буйно вальсирующем танце оказалась даже земная пыль. Закачались в разные стороны ещё только сейчас стоявшие гордо деревья, почти полегли кустарники. А величавая у сарая старая груша словно застонала от очередного воздушного порыва, тяжело заскрипела. И её свисающая на постройку самая могучая ветвь с глухим треском упала на хлипкую крышу. Она тут же провалилась, накрыв собой короткий птичий гвалт.

Подгоняемые уже уставшим от шальной работы ветром Семёновы подоспели туда, едва из-под завала вылезла единственно уцелевшая курочка.

– Ко-ко-ко-ку… докудахтались мы, доклевались, догребли-и-ись! – выпалила она в качающейся от страха походке.

Хозяйка привычно всплеснула загоревшими в дачном труде руками и безнадёжно прослезилась.

– Я понял, кажется… додул-таки! – чуть не крикнул ей в лицо супруг. – Вот те и ответ на твои «за что» да «почему»…

Успокоились немного и взялись за раскрутку спонтанно, подобно самому урагану, созревшего плана. Она удалилась превращать всю оставшуюся и пригодную для дела живность в субботний обед. А он с осторожностью кроликов, чтобы не привлечь внимание ещё отдыхающего от недельной усталости соседа, направился к их жилищу. Пробрался почти по-пластунски меж кустарников и чуть не уткнулся носом в последние мелковорончатые следы своих уже отживших птиц. «Оказывается, вон как они тут гарцевали», – со стыдливым удивлением подумал Семёнов. ещё пара метров, и впервые увидел потаённую яму так «полюбившихся» ему зверьков. Прикинул её параметры и тем же маршрутом вернулся на своё подворье.

Смастерил здесь просторную клетку-«общежитие» и, довольный таким изобретением, направился к появившемуся у межи соседу.

– Ты что, друг Семёнов, решил вслед за страной свой сарайчик перестроить? – спросонья посмотрел на развалины и лениво спросил тот.

– А вот приходи, Юсуп, вместе с хозяйкой на обед, за столом и всё узнаешь… Твой интерес гарантирую, – задумчиво поручковался с ним пострадавший сосед. И, заметив его не очень доброе расположение к себе, подумал: «Выходит, пришла пора восстанавливать не сарай, а наши отношения».

Получив наигранно улыбчивое согласие дачного кроликовода, быстро накрыл с супругой стол под тенистой яблонею и развёл мангал. Подоспевшие как раз к первым зарумяненным «палочкам» соседи поначалу даже несколько растерялись: неужто выпустили из внимания какую-то важную дату. Семёнов, как «очкарик», уловил это их сомнение и, разливая по рюмкам домашнее вино, интригующе сказал:

– Что ж, дорогие соседушки, давайте отметим наше прощание с птицеводством!

Те переглянулись в ещё большем недоумении, словно сейчас им предстоит стать свидетелями и слушателями чего-то самого неожиданного, малоприятного. И хозяин не стал томить гостей ожиданием, а добавил:

– Да-да, прощание… Вот с их остатков и отведаем сейчас шашлычки.

Соседи опять посмотрели друг на друга, но уже с трудно скрываемой улыбкой на переменившихся лицах. А «на посошок» хозяин предложил тост за то, чтобы теперь соседи выходили на свой участок без боязни увидеть следы куриных проделок. Расхохотались дружно, и вскинувший брови Юсуп озабоченно вымолвил:

– Намёк понял. Теперь и мне надо насчёт кролов что-то придумать.

– Не заморачивайся, друг, я тебе помогу, – весело взял его за локоть Семёнов и повел к стоящей поодаль клетке. – Только пособи её в твою яму затащить, и пусть прощаются с норами ушастые!

– Да я их тут долго не задержу, потихонечку буду отправлять для обогащения меню своего общепита, – благодарно тронул того за плечо Юсуп.

Довольные таким исходом, мужики обнялись на своей соседской меже. И превратилась она из границы их внешне скрытого раздора в полоску совместно посаженных кустов японской айвы с лимоновидными плодами. Как символ человеческого умения по-добрососедски уживаться даже на самом малом клочке дарованной небесами земли…

Записка с колокольчиком

– Наконец-то, кажется, нашу жизнь покинула «чёрная полоса», – смахнув слезу, впервые за многие месяцы улыбнулась Татьяна и весело кинулась устраивать вернувшегося из больницы мужа.

Прооперированный после долгих желудочных болей и врачебных консультаций, он тоже почувствовал себя словно вторично рождённым. И тот же тесноватый для его семьи домик с шиферной крышей показался ему роскошным, и небо – небывало голубым, и солнце – более ласковым. Даже прежних, не очень добрых по отношению к нему людей, и тех он стал воспринимать почти за друзей. Но уже неделю спустя все домашние заметили, что с их папаней что-то не то. Всё чаще стал браться за бок и живот, покрываться холодной испариной и меньше говорить.

– Что с тобой, Слава… опять плохо?! – заметив его скорченность от боли, шмыгнула своим курносьем меж ямочками на щеках встревоженная супруга.

Он ещё сильнее сжал слегка посиневшие губы и отвёл от неё взгляд. Та тронула его за плечо. Зная настойчивый характер этой невысокой русокосой женщины, он пересилил себя и с натянутой ухмылкой прошептал:

– Ничего, Танюша, пройдет… Шов, наверное, так заживает.

«Какой там шо-о-ов», – мысленно оценила его состояние жена и с тревожно застучавшим сердцем поспешила в больницу. Но оказалось, что сам хирург уже слинял по «мандату свободы и демократии» в дальнюю страну проживания. Сделали снимок желудка и, не выказывая пациенту своего корпоративного удивления, предложили новую операцию. Под надуманным предлогом «лишь ускорить внутреннее заживление». Быстро и без лишних ассистентов вскрыли полость, удалили оттуда забытые прежде маленькие ножницы и окружили Славу небывалым вниманием. Жена даже подумала: «Не запала ли на него эта рыжая с бегающими глазками врачиха?» И стала после каждого её утреннего обхода забегать в палату к мужу.

– Ну, как себя чувствуешь, мой горбоносенький говорун? – в ответ на его вернувшуюся улыбчивость с оттенком ревности спросила она. – Опять вдохнула в тебя силу, надежду и любовь… Пора бы уже к семье возвращаться.

С этим её заключением согласилась вскоре и врач. Стали готовить идущего на поправку пациента к выписке. Оставалось сдать ещё один напоследок анализ, и его настроение заметно поупало. Как будто он просто не хочет покидать эту больничную белоснежность. её сомнение вмиг сняли наступившие приступы тошноты, переходящие в рвоту. С каждым днём они стали сгибать Славу до предельного побледнения всё чаще и дольше. Опять пробил час наркоза, скальпеля и очередного обмана. Вместо обещанной супругам «всего лишь лёгкой починки изношенного сосудика курильщика» молча достали из его брюшной полости уже загнивающий бинт. И снова достойный младенца медуход, настораживающие Татьяну улыбки и комплименты.

Истинную их «цену» она смогла узнать лишь по окончательном возвращении супруга домой. Выполняя врачебные назначения, сделала ему после завтрака знакомый внутримышечный укол, обед дополнила одной капсулой, а ужин – ещё двумя и снотворным. Но уже на следующий день он посмотрел на все эти «грёбаные пилюли» и с удивлением спросил:

– А разве, Танюша, больше никаких лекарств тебе не выписывали?

– Не-а… Что-то забыли?

– Сделать меня инвалидом так не забыли. А вот лекарство от этого самого… где?! – почти выкрикнул перекосившийся в лице Слава.

Супруга заметила резкое ухудшение его настроения и аппетита, опять забеспокоилась и поспешила к врачу. Та услышала малоприятную для себя информацию и вынужденно призналась:

– Понимаете, в чём дело… Ваш муж человек очень эмоциональный, прошёл через три месяца сильных болей, операций. Поэтому простые снотворные часто уже не помогали, пришлось прибегать и к инъекциям морфия. Но оказывается вот, судя по вашим словам, у него появилась даже крайне нежелательная тяга к этому средству «благости наркомана». Уже простая физиологическая тя-я-яга.