Черный город - Александр Тамоников

– И как автомат с собой прихватил, тоже не помнит?

– Нет! Автомат лежал рядом с ним, когда я нашла его.

– Мы проверим, стрелял ли твой муж или нет. Тарасюк!

– Я, товарищ капитан! – донеслось из комнаты.

– Магазин автомата раненого посмотри!

– Ну?

– Он полон или нет?

– Полон! Все тридцать патронов на месте, в патроннике тоже пусто. Запах пороховых газов не ощущается. Видно, дух не стрелял.

– Ясно!

– Я же говорила, Алим не хотел воевать, не хотел никого убивать, – сказала женщина. – И не убивал.

– Ладно… Да не трясись ты! Не тронем мы твоего мужа; только предупреди, чтобы больше оружия в руки не брал.

– Да, конечно. Спасибо! Мне собрать вам продукты? Возьмите, а я по городу пройду, что-нибудь достану.

– Ты за кого нас принимаешь, женщина? Чтобы мы отняли еду у детей?

– Извините!

– Извините… Думай перед тем, как что-то сказать. Лекарства лечить мужа и ребенка есть?

Женщина вздохнула:

– Нет… Муж выкарабкается, организм крепкий. За сына боюсь, простыл сильно. А сейчас даже аспирина в городе не найти.

Сомов достал из кармана бушлата пакет:

– Держи, Бэла. Это санитарный пакет. Боевая аптечка вам ни к чему, а пакет будет в самый раз. Там и бинты, и йод, и лекарства на первое время. А потом наши выбьют дудаевцев, обратишься в любой медпункт или госпиталь. Помогут.

На глазах у женщины выступили слезы. Она прижала пакет к своей полной, красивой даже через черное платье груди:

– Спасибо вам! Я этого никогда не забуду. И дети мои тоже!

– Не за что. Сбей жар ребенку, и продолжим разговор.

– Может, чаю поставить? Сахара, правда, нет.

– Можно и без сахара. Прохладно у тебя в доме…

– Днем печку растоплю, сейчас страшновато.

– Боишься соседей, что через улицу в сохранившемся доме устроились?

– Да. А вы откуда о них знаете?

– На то, Бэла, мы и разведка, чтобы знать, что происходит в тылу противника.

– На разведчиков вы не похожи. Больше на окруженцев.

– Так и надо… Ладно, не теряй времени, у нас его немного.

– Да, да, я быстро!

Вскоре женщина принесла чайник, разлила крепкий, обжигающий и хорошо тонизирующий напиток по кружкам.

– Вот, пожалуйста!

– Спасибо! Лекарства ребенку дала?

– Да.

Пока закипал чайник, Бэла отнесла сына в комнату дочери.

– А что за люди в соседнем доме? – спросил у женщины Сомов. – Сколько их? Когда пришли?

– Пришли в сумерки, к нам зашли, осмотрели все. Их было семь человек, все с автоматами и в форме. Потом соседний дом осмотрели, по развалинам ходили; перешли улицу – и там все ходили по садам, затем в доме, что за дорогой, остановились. Я следила за ними. А кто они, зачем пришли, не знаю. Но слышала, один из них спросил другого: когда начнем зачистку, ночью? Второй – он, видимо, старший – ответил: нет, ночью в секторе опасно; пойдем, как рассветет.

Капитан отставил кружку:

– Так и говорили – зачистку?

– Да.

– Утром?

– На рассвете.

– Понятно. Нам, Бэла, укрыться на день нужно; не подскажешь, где это можно сделать? Отдохнуть, не опасаясь нарваться на боевиков?

Женщина заговорила задумчиво:

– У нас вам оставаться нельзя – те, кто в доме через улицу, могут еще раз зайти. В развалинах холодно, а в подвалах многоэтажек, что рядом с сектором, полно беженцев. Возможно, они и не сделают вам ничего плохого, но могут и выдать боевикам. Многие семьи потеряли дома, квартиры, родственников во время бомбардировок. От дудаевцев тоже пострадали многие, но их боятся. Особенно наемников. Те творят что захотят, могут зайти в подвал, забрать женщин и увести с собой. А если кто-нибудь пытается воспротивиться им, расстреливают на месте. Такое было. Вот если…

– Что «если», Бэла?

– Если вам в нашем доме спрятаться, в нашей квартире? Там холодно, но относительно безопасно. День провести можно.

– В твоей квартире?

– В нашей с Алимом и детьми квартире.

– И где эта квартира, в каком доме?

– Таблички с номерами исчезли, но найти дом просто: он второй, если идти по улице. Второй справа, сразу за прачечной. Вход в подъезды со двора. Затемно пройти вдвоем можно. Наш подъезд второй, третий этаж, квартира с лестницы прямо. Окна и на улицу, и во двор. Когда уходили, даже дверь была; сейчас, наверное, беженцы сняли топить буржуйки в подвале.

– А еду мы в доме найти можем?

– Да я соберу вам!

Сомов повысил голос:

– Я же сказал тебе, у детей не возьмем.

Но женщина махнула рукой:

– Ничего, от банки тушенки да буханки хлеба не оголодаем. Да и найду я продукты. Мне же проще это сделать.

Капитан вынужденно согласился:

– Ладно. Но немного, поняла?.. А в домах, значит, мы ничего не найдем?

– Вряд ли, хотя кто знает… Может, где-то что-то и осталось. На улицу почти никто не выходит, это опасно, люди боятся.

– А ты, значит, не испугаешься? Когда пойдешь искать еду?

– Так мне кого бояться? Дудаевцев встречу – так у меня муж воевал на их стороне, раненый. Сами дадут или пропустят. А если район займут ваши войска, еще проще. Не откажут женщине с двумя детьми.

– Наши не откажут! – кивнул капитан. – Хорошо. Нам пора.

– Минутку, я соберу пакет.

– А вода у вас есть здесь?

– Воды много.

– Есть во что набрать?

– Канистра чистая…

– Пойдет!

– Я быстро.

Женщина ушла из комнаты. Сомов подозвал солдата:

– Тарасюк?

– Я, товарищ капитан.

– Иди сюда!

Вошел Тарасюк. Спросил:

– Уходим?

– Чаю попей по-быстрому. Чайник еще не остыл.

– Чай – это хорошо. Эх, остаться бы здесь…

Капитан приложил палец к губам – молчи, мол – и сказал:

– Нельзя здесь оставаться, и в секторе нельзя, пойдем в квартиру этих чеченцев.

Тарасюк недоуменно посмотрел на капитана. Но тот вновь приложил палец к губам:

– Ты пей, пей чай.

– Пью. В квартиру – значит, в квартиру. А там безопасно?

– Посмотрим. Хозяйка дома уверяет, что безопасно, и я ей верю.

– А куда она делась?

– Пошла еды немного собрать да наполнить канистру водой.

– Это хорошо. Но вы же не хотели брать продукты?

– Не хотел, но хозяйка настояла. Да ты не переживай, много не положит. Нам двоим – на слове «двоим» Сомов сделал ударение – хватит.

– Понял!

Женщина принесла пакет и канистру. Забрав еду и воду, Сомов с Тарасюком покинули жилище Бэлы. Отошли в глубь сада. Прислушались. Тихо. Снегопад ослабел, но еще продолжался.

– Вы серьезно собрались вести группу в хату этих чеченов? – спросил Тарасюк.

– А что?

– Да сдаст она нас боевикам.

– Не веришь этой женщине?

– Не верю. Да и не в этом дело. Заподозрят боевики неладное, придут к ним, приставят стволы к головам детей – и мать все расскажет. И кто приходил, и когда приходил, и куда ушел.

– Верно! Ради детей мать пойдет на все. Поэтому в квартал пятиэтажек мы не пойдем.

– А где же дневать будем?

– А в соседнем доме, что рядом с нами. Духи его осматривали перед тем, как уйти через дорогу. На зачистку местности – женщина слышала обрывок разговора между боевиками – пойдут на рассвете. И пойдут в глубь сектора. Мы же перекантуемся в брошенном доме. Тем более сейчас что перекусить у нас есть, вода есть, продержимся. А ближе к сумеркам прикинем, куда идти дальше. А может, к утру и наши сюда выйдут.

Солдат отрицательно покачал головой:

– Это вряд ли. Хотя… черт его знает, как карта ляжет. Кстати, чего эта Бэла нам пожрать положила? – Открыл пакет. – О, неплохо! Две банки тушенки, две – консервов, хлеба буханка… Нормально. Еще бы спиртику литрушку да табачка… – Прищурившись, Тарасюк взглянул на замполита: – Да, товарищ капитан?

– Облизнешься, Илюша! Радуйся тому, что имеешь.

– Эх, товарищ капитан, даст бог, вернусь в Рязань, нажрусь до чертиков! Свалю в самоход к девочкам из медучилища – и нажрусь…

– Зачем же к девочкам, если хочешь нажраться? – улыбнулся капитан. – К девочкам за другим ходят.

– Другое потом! Сперва нажрусь, а все остальное – после. Возьму свое по-любому!

– Давай, Илюша, сначала вернемся…

– Да! К своим надо выходить. Не по кайфу по тылам духов бродить. И прятаться стремно. Интересно, товарищ капитан, нас еще живыми считают или уже в сгинувшие записали?

– Не знаю! Да и какая разница?

– Что значит «какая»?! Возьмет писарюга в штабе да отпишет домой бумагу: мол, уважаемые родители, сын ваш Илюша Тарасюк героически пропал без вести при штурме города Грозного. Или еще хлеще: погиб при исполнении служебных обязанностей. У нас, помню, в конце восьмидесятых в деревню цинк из Афгана пришел – ну, а до этого, естественно, похоронка. На пацана одного. Вот вою было! Но похоронили героя как положено, с оркестром, с салютом. Памятник на кладбище поставили гранитный. А герой через месячишко и заявился в деревню. Живой. Оказывается, ранен был в бою, попал в госпиталь, а там его с кем-то перепутали да и отправили похоронку домой. Ну, а потом из части – и цинк, набитый всякой хренью из обмундирования. Торопились: вывод войск начинался. Пацан про это и знать не знал. Выписался – да до дому. Короче, в деревне все охренели. А потом с неделю пили. Говорили, жить теперь ему долго. Да не угадали – летом утонул герой по пьяни в реке. С девкой своей пошел искупаться вечером, туда, где кусты, – ну, чтобы потом с ней того… Нырнул – и башкой в бревно притопленное. В общем, похоронили его в той же могиле. Старый гроб вытащили, новый опустили. Вот такая история.