Пророчица - Барбара Вуд

Когда Кэтрин достала свитки и аккуратно разложила их на столе, Джулиус не поверил своим глазам.

– Где ты это взяла?

Она быстро ввела его в курс дела, рассказав о находке. Он изумленно слушал, затем нежно прикоснулся к первой «странице». Джулиус просто не мог отвести взгляд от этой хрупкой золотистой бумаги.

– Прежде всего мне необходимо провести исследования, – продолжала Кэтрин. – Газовую хроматографию, ультрафиолетовый анализ – словом, все, что поможет нам выяснить возраст и происхождение свитков.

Джулиус молча смотрел на папирусные книги, затем поднял глаза на нее.

– Ты хочешь сказать, что ты их взяла? Ты забрала их с раскопок, а затем контрабандой вывезла из страны, никому не сообщив о находке?

– Мне пришлось так поступить для того, чтобы государство не отняло их. Ты же знаешь историю Кумранских рукописей и Евангелий Наг Хаммади. Их же просто спрятали от людей. И кучка ученых ревностно их охраняет.

– Что особенного в этих свитках?

Она показала перевод письма Перпетуи.

– Взгляни на это слово, Джулиус, – «дьякон». Описывая особенности мессы во втором веке, святой мученик Джастин сказал, что во время причастия дьяконы давали людям хлеб и вино, то есть делали то, что сегодня входит в обязанности священников. Следовательно, в эпоху ранней Церкви дьякон скорее походил на современного священника, чем на собственно дьякона. И в обращении к Эмилии используют слово «дьякон»!

– Женщина-священник?

– Священница христианской Церкви, Джулиус! Подумать только, ведь у нас в руках, возможно, находка века, да что там века – тысячелетия!

– Прекрасно, – сдержанно произнес он. – Я понимаю, почему эти книги так взволновали тебя. Но, Кэтрин, украсть, вывезти контрабандой из Египта? Ты считаешь, это правильно?

Она знала, что в работе Джулиус всегда очень осторожен. И все же была разочарована его реакцией.

– Мудрым этот поступок не назовешь, – призналась она. – Но так нужно было. Джулиус, если я передам свитки в руки государства, я их больше не увижу. Они пробудут у меня лишь до тех пор, пока я не закончу перевод, а затем я их отдам кому надо и опубликую перевод.

– Предположим, ты переведешь их и опубликуешь свое открытие. Но ведь свои тезисы ты будешь доказывать материалом, который попал тебе в руки весьма сомнительным образом. И кто станет прислушиваться к тебе? На тебя будут нападать со всех сторон, Кэтрин. Мыс тобой знаем, каким беспощадным может быть мир библейской науки, насколько ревностно отстаиваются теории и как молниеносно набрасываются на оппонентов. Ты дочь своей матери, ты сама тому свидетель. А ведь она суровыми методами боролась с церковными законами! Ты всего-навсего кое-что нашла, ты еще ничего не написала о находке и не изложила своих методов археологических исследований; ты даже не можешь доказать законность владения этими свитками! И ты спешишь поскорее сесть за перевод? Да над тобой посмеются или назовут сумасшедшей, и это в самом лучшем случае.

Он присел на диван рядом с ней и взял ее руку.

– Кэтрин, послушай меня. Я понимаю, как много все это значит для тебя. Но это не сможет вернуть доброе имя твоей матери, этим ты лишь запятнаешь свое. Ты потеряешь все, что досталось тебе с таким трудом, тебе перестанут верить, тебя не будут уважать, не говоря уже о том, что к раскопкам тебя и близко не подпустят и не разрешат издавать работы! Ты собираешься именно так помочь матери? Кэтрин, пожалуйста, передай свитки египетскому консульству в Сан-Франциско. Пока у тебя еще возможность сказать, что ты думала, будто свитки хотят украсть или уничтожить, что вывезла их из Египта для их же сохранности. Ты все еще можешь спасти себя, Кэтрин.

Когда она отрицательно покачала головой, он с мрачным видом добавил:

– Ты совершаешь самоубийство в профессиональном смысле, ставишь под вопрос собственную честность, репутацию. После этого с тобой не захотят знаться.

– И ты тоже? – тихо спросила она.

– Я всегда буду на твоей стороне, Кэтрин, и ты это знаешь. Но не могу не признаться, что твоя затея пугает меня.

– Меня тоже, но я должна сделать это, Джулиус. Если я не сделаю этого сейчас, когда у меня в руках такой шанс, если я упущу эту возможность, как я смогу жить дальше, зная, что могла вернуть доброе имя матери и не сделать этого?

– И ты рискуешь своей карьерой!

– Если понадобится, я пойду на это. Дело в том, что потом мне, возможно, будет дан шанс искупить вину, а моя мать мертва и поэтому беззащитна.

– А тебе не кажется, что это попахивает кровной местью? – проговорил он, беря ее за руки. – Нападение на Церковь за ее прошлые деяния? Кэтрин, вина лежит не на всей Церкви, а лишь на одном человеке.

Она отдернула руки.

– У тебя есть право на свое мнение, но я считаю совсем по-другому. Отец Маккинли был католическим священником, а священники являются инструментом Церкви.

– Священники еще и люди.

– Которые остаются верны прежде всего Церкви.

– Ты хочешь сказать, что все священники одинаковы? К ее удивлению, память нарисовала перед ней образ отца Гарибальди. Он вспомнила, как он пробирался через толпу, чтобы помочь «женщине»-бедуинке.

– Кэтрин, – продолжал Джулиус, – ты позволяешь прошлому управлять твоей жизнью. Ты должна наконец распрощаться с обидой, прочно засевшей у тебя внутри, иначе она тебя же и уничтожит.

– Это шанс, и я не имею права его упускать.

Он смотрел на нее некоторое время, затем поднялся и снял со спинки стула куртку.

– Мне нужно в лабораторию. В горах за Бель Эйром обнаружили человеческие останки. Мы думаем, что где-то неподалеку находится индейское кладбище, но следователь попросил нас провести уксусно-бензидиновую экспертизу и установить возраст останков. – Он выдвинул ящик стола и стал искать ключи от автомобиля. – Если кости окажутся старше ста лет, их исследованием будут заниматься археологи и полиция оставит их в покое. Если же они моложе, тогда, как предписывает закон, в полиции будет возбуждено уголовное дело.

Кэтрин встала.

– Джулиус, неужели всегда нужно жить только по правилам? Разве ты ни разу не совершал чего-то лишь по велению сердца?

– Конечно же, совершал. Только этим и можно объяснить мое поведение сейчас. Именно потому, что я люблю тебя, я пытаюсь отговорить тебя совершить глупость.

– Я не об этом. Ты меня не слушаешь. Я знаю, что поступаю опрометчиво, игнорирую государственные и этические законы. Разум твердит мне, что ты прав, но сердце подсказывает, что я должна пройти путь, который выбрала.

Он потряс головой.

– Кэтрин, у меня плохое предчувствие. Я думаю, ты создаешь для себя, для нас опасную ситуацию.