XVII. Аббат (СИ) - Башибузук Александр

Ругать и наказывать я его не стал. В самом деле, не за что, парень старался как мог. К тому же, даже этой попойки с головой хватит для полной компрометации фрейлин. А завтра, когда они проспятся, я постараюсь по полной воспользоваться ситуацией.

Уже у себя в кабинете подошел к распятию и горячо попросил:

— Господи! Прости мя грешного! Токмо за обитель радею! Нет во мне корысти и гордыни! Волей твоей иду…

Молился на всякий случай, а случаи, как известно, разные бывают.

Молился на русском, но Господь всемогущ, значит языками должен владеть.

После вечернего развода, Артемон мне заявил:

— Уже при первой встрече с вами, я понял, что вы незаурядный, разносторонний человек. Вы одновременно блестящий кавалер, прекрасный пастырь, умудренный жизнью мудрец и ученый, а еще… — он немного смутился. — Простите за мою откровенность, но иногда в вас проглядывает настоящий разбойник. Как это у вас получается?

— Сам не знаю, мой друг, — соврал я. — Сам не знаю.

Ну не могу же я ему признаться, что верчусь как уж на сковородке, потому что очень хочу жить. А кто я такой на самом деле мне самому непонятно.

— Его преподобие отличался мудростью с самого детства! — влез в разговор Саншо. — Помню он надул жабу засунув ей соломинку в жопу, так вот… — но увидев мой взгляд, зачастил. — Все, все, ухожу, ухожу, ваше преподобие…

— Жабу через соломинку? — заинтересовался Артемон.

Пришлось выгнать и его.

Ну что за люди? А жаба как-то из моих воспоминаний стерлась.

Ночь прошла штатно, а утром, предо мной на коленях валялись две фрейлины, а я с каменной мордой изображал из себя сурового, но справедливого судью.

— Ваше преподобие… — заливаясь слезами, горячо молила Анжелика де Ла Файет. — Простите…

— Простите, — хлюпала носом Мария де Отфор. — Если его величество узнает…

И они дружно взвыли, заламывая руки:

— Простите!!!

Вдобавок ко всему: судя по припухшим бледным личикам их мучало дикое похмелье. Что добавляло трагизма и искренности в сцену.

Сначала я думал разнести их до заикания, чтобы неповадно было, но потом передумал. Как ни крути, я настоящий добряк.

Улыбнулся улыбкой доброго пастыря и мягко ответил:

— Дети мои, мой долг не карать, а находить отклик в душах… — аккуратно поднял с колен фрейлин и повел их к столу.

После чего налил испанской виноградной водки в маленькие рюмочки и подвинул их к девушкам.

— Ваше преподобие⁈ — фрейлины шарахнулись от водки, как черт от ладана.

— Пейте, дети мои, — мягко настоял я. — Я разрешаю. Вам сразу станет лучше. И больше не грешите. А я позабочусь, чтобы эта история не коснулась лишних ушей. Господь милостив, но всегда все помнит…

Они меня тоже прекрасно поняли.

Вот так я и посадил на крючок почти весь состав свиты ее величества королевы. Все бы хорошо, вот только при этом я сам умудрился сеть на крючок маркизы дю Фаржи.

Последние дни паломничества пролетели очень быстро.

Последняя встреча с Анной вышла неожиданно трогательной.

Я старательно промывал ей волосы ромашковым настоем, а королева сидела в корыте с горячей водой и тихонько плакала.

— Господи! — неожиданно воскликнула она. — Я вас люблю!

Я промолчал, потому что не нашел подходящих слов. А еще мне было немного стыдно, потому что никакой любви к ней у меня и в помине не было.

— Я чувствую, что во мне появилась новая жизнь… — она провела ладошкой по своему животу и доверчиво прижалась к моей руке щекой. — Не веришь? Женщины такое чувствуют. И я хочу, чтобы ты знал: он никогда не узнает, кто его настоящий отец, но…

— Почему «он»? — ляпнул я от растерянности. — Может это будет девочка?

— Молчи! — строго приказала Анна. — Это будет мальчик! Он никогда не узнает, кто его настоящий отец, но в его сердце всегда будет признательность к тебе. И в моем сердце…

Честно говоря, я отнесся к ее словам скептически. Чувствует она, видите ли. Не королева, а какой-то ходячий средневековый аппарат УЗИ. Дьявол с ним, пусть даже она забеременела, но в нынешнее время одно дело зачать, а совершенно другое благополучно выносить и родить. И вырастить. Потому что двое из трех младенцев не доживают даже до пяти лет. А она еще о какой-то признательности твердит. Сегодня признательна, а завтра прикажет отравить, чтобы убрать опасного свидетеля. Святые ангелы и распутные девки, за что мне это? Вечно вляпаюсь, как не в дерьмо, так в партию.

В общем, ни на что хорошее я даже близко не надеялся. Хотя, если честно, было немного жалко расставаться с королевой.

Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…

Глава 11

Глава 11

— Из меня словно сердце вырвали… — кислая морда Саншо олицетворяла собой искреннее горе.

— Какая женщина… — его братец Мигель всхлипнул и утер рукавом слезинку на морде. — Она уехала, но обещала вернуться…

Я хотел шугнуть братьев за лишнюю впечатлительность, но не стал, самому немного не по себе.

Проклятье, сам не знаю, что со мной происходит, но чувствую себя отвратительно, словно потерял, что-то очень ценное для меня.

Королева не красавица, обычная серенькая мышка: мордашка круглая, носик картошечкой, подбородок остренький, неплохо сложена, но слегка полновата, в делах любви абсолютно невежественная, в общем, ничего особенного, но, черт побери, Анна каким-то загадочным образом запала мне в сердце. Нет, любовь здесь не причем, я ее точно не люблю, просто…

Даже не знаю, как сказать.

«Чего думать? Потому что ты до нее никогда не спал с королевами, — неожиданно подсказала самая трезвая честь моего рассудка. — Королевский венец сразу делает из женщин восхитительных прелестниц, если они даже приблизительно не такие. Гребанная магия, не иначе…»

— Иди ты к черту… — шепотом послал я сам себя и стал дожидаться, когда королевская процессия наконец свалит из аббатства.

Процесс отбытия ее величества смотрелся эпично, но несколько странновато. Анна и свита с лицами как на похоронах, выстроенные повзводно монахи с ошалело-восхищенными мордами, бьющиеся в экстазе местные жители, неведомым образом прознавшие о королеве и как вишенка на торте, чуть поодаль, машущие своими чепчиками падшие прелестницы из борделя мадам Луизы вместе со своей хозяйкой. Но эти, в основном провожали браво гарцующих гвардейцев и мушкетеров, которых ободрали как липку за время паломничества.

Неожиданно раздался несколько истеричный вопль:

— Господи помилуй, ваше величество!!! У-у-ууу, Христа ради, подождите…

Я даже вздрогнул, предполагая какой-то очередной пиздец, простите за мой французский.

Но источником причитаний оказался мой повар и кастелян в одном лице, брат Гастон. Громила несся, спотыкаясь к карете королевы неся на вытянутых руках…

Козленка.

Гвардейцы и мушкетеры сомкнули строй, лязгнули шпаги, но Анна властно приказала расступиться.

— Ваше величество!!! — он брякнулся на колени и протянул королеве юное парнокопытное. — Возьмите, молим, на память. Ой… он обкакался, какая прелесть…

Я машинально перекрестился. Вот как это назвать? Идиотизм чистой воды, впрочем, как всегда со мной в последнее время. Я что, притягиваю к себе упоротых мудаков?

Королева неожиданно улыбнулась, взяла козленка, поцеловала его в пушистый лобик, а повар удостоился от нее одобрительного кивка и по своему обыкновению брякнулся в обморок.

Толпа взвыла в восхищении, на дарителя никто не обращал внимания, королева села в карету и вскоре колеса затарахтели об камни на дороге.

Я провел их взглядом, еще раз перекрестился и выдохнул.

Проводили, хвала Деве Марии, чтоб им ни камня, ни колдобины на дороге.

Немного подумал и отдал команду строить личный состав в дворике клуатра, используемого как плац.

Помедлил, прошелся вдоль строя, а потом тихо сказал.

— Хвала господу, мы справились. А посему, сегодня… винная порция не ограничена, а мессы заменяются личными молениями. Пейте сколько влезет, собаки сутулые. Брат Гастон, открыть винные погреба…