Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл

Выражение ее лица сделалось оценивающим. Что, черт побери, она сделает? Когда она вновь сдвинулась, он уловил ее неповторимый запах. Она протянула руку и провела ладонью по его руке. При этом нежном прикосновении мышцы его словно окаменели.

– Ты такой теплый… – пробормотала она, словно говорила сама с собой. – Как печка.

Он попытался придумать ответ, но когда она нырнула рукой под рубашку и скользнула по соску, слова застряли у него в горле.

– Какое интересное мужское тело. – Она пропустила волосы на груди сквозь пальцы, и от трения кожи о кожу сердце его пустилось в бешеный галоп. – Ты совсем не такой, как статуи, которые я видела.

У Меррика вырвался сдавленный смешок.

– Совсем не такой?

Она метнула в него неодобрительный взгляд.

– Статуи не передают размера и силы.

Он сдержал порыв поведать ей о размере и силе одной конкретной части своего тела. Руки его непроизвольно стиснули простыню.

– Проклятье, Сидони, избавь же меня от мучений!

Она изучала его так, словно он являл собой математическую задачу. Ее спокойствие немного раздражало. Разрази ее гром, она должна волноваться! Должна вся трепетать перед поцелуем.

– Думаю, тебе лучше сесть, – задумчиво проговорила Сидони.

– Как прикажете, миледи. – Он поднялся, подложил подушки себе под спину.

После едва заметного колебания она прижала ладони к его лицу. Он непроизвольно дернулся. Он терпеть не мог, когда кто-то дотрагивался до его шрамов. Черт, для нее он хотел бы быть без шрамов. Хотел бы быть молодым, чистым, галантным и достойным. Но это было не так.

Она наклонилась к нему, и он потонул в ее запахе, теплом и сладком с утра. Затем мягкие руки обвили его шею, укрытая в бархат грудь толкнулась в его грудь, теплое дыхание овеяло лицо.

Их губы встретились.

Недолгая уверенность Сидони улетучилась. Руки Меррика лежали на простыне, а рот под ее ртом оставался плотно сжатым. Она хотела, чтобы он перехватил инициативу и увлек ее в огненный рай.

Ничего.

Дрожащая неуверенность росла. Росла достаточно долго, чтобы она отметила гладкость его губ. Тихий свист дыхания. Жар тела у ее бедра. Она пробно пошевелила губами, затем отдернула их от стремительного прилива покалывающего удовольствия. Рот Джозефа дернулся от ее пугливости.

– Не смей смеяться надо мной, – сурово проговорила она.

– Никогда.

Щеки его под ладонями были шершавыми от утренней щетины. Она получила доступ к скрытому Меррику, которого никто никогда не видел. Еще непрошеная, нежелательная интимность. Приняв его вызов, она как-то незаметно для себя перестала притворяться, будто делает это по какой-то иной причине, кроме желания поцеловать его.

Испорченная, испорченная девчонка!

– Краснеете, мисс Форсайт?

Сидони не собиралась отвечать, но разглядывала его рот. Этот рот выдавал так много. Страсть. Юмор. Уязвимость, в которой он не признался бы даже под пытками. Она облизала губы, вспомнив, что этим ртом вчера он целовал ее.

Ах!..

– Ты сейчас похожа на кошку, которая добралась до сметаны.

Ей доставил удовольствие его настороженный тон.

– Да?

Не задерживаясь на шрамах, она погладила лицо, затем поцеловала уголки рта. Он испустил приглушенный стон. Наконец-то она чего-то добилась. Взяв с него пример, мягко прикусила нижнюю губу и втянула ее в рот.

Вкус у него был чудесный. Солоноватый. Горячий. Отчаянный. Она обвела губы языком, затем подняла голову, чтобы встретиться с его серебристым взглядом.

– Проклятье, Меррик, прекрати сопротивляться мне!

– Что-то ты плохо стараешься. – Он силился говорить небрежным тоном, но осипший голос выдал, насколько ее неумелые ласки возбуждают его.

– Я только начала, – тихо сказала она.

Джозеф приготовился к новым мучительно-сладостным поцелуям. Чтобы сдержать себя, когда Сидони пробовала на вкус его нижнюю губу, ему потребовалась вся сила воли. Ад и все дьяволы! Он же пообещал не заводить поцелуй никуда дальше. Кажется, ему надо проверить голову.

Она проложила невыносимо приятную дорожку легких покусываний вниз по шее.

– По-моему, ты уклоняешься от работы. – Даже под угрозой проклятия ему не удалось бы скрыть дрожь в голосе.

Сидони поцеловала подбородок.

– Просто готовлю почву.

На этот раз, когда ее рот встретился с его, Джозеф был не в силах сдержаться. Губы его раскрылись, и ее язык метнулся вкусить его. Он тихо застонал. Она напряглась и отстранилась. Словно ища заверений, что он лучше, чем она думает, Сидони посмотрела на него. К несчастью, он не мог предложить такого подтверждения. И что еще хуже, хотел ее так сильно, что чуть не пообещал измениться, доказать, что он достоин.

Это началось как утренняя игра. Теперь же желание играть испарилось. И все же безмолвный диалог продолжился.

«Я хочу тебя».

«Но ты не можешь меня получить».

«Ты нужна мне».

«Ты меня не достоин».

«Это правда. И все равно ты желаешь меня».

«Да, я все равно желаю тебя».

Он услышал, как она резко вздохнула, затем медленно – ах как медленно! – опустила голову и прильнула к его губам ласково, как легкое касание крыла ангела.

Джозеф Меррик по натуре не был мягким человеком. Поскольку жестокость расколола его детство, нежность была ему неведома. Строительство деловой империи только укрепило его безжалостность. После смерти отца он никого не любил и был уверен: броня вокруг его сердца так крепка, что никогда и не полюбит. Поцелуй Сидони пронзил эту броню, которую он считал неуязвимой.

Она провела языком вдоль губ, и на этот раз он впустил ее. Вздохнув, она поцеловала его с не сдерживаемым ничем удовольствием. Сидони быстро учится. Будь он проклят, если это не так.

Застонав, Джозеф капитулировал. Руки его обвились вокруг нее, притягивая ее. До сих пор, несмотря на все свои уловки соблазнителя, он старался не напугать ее, но она подтолкнула его за грань сдержанности. Сидони тихо застонала и откликнулась на его страсть. Он перекатился вместе с ней, оказавшись сверху, и дрожащей рукой стащил одеяло. Он не мог припомнить, когда в последний раз дрожал перед женщиной. Перед Сидони это случилось.

Джозеф плавно скользнул ей между ног, приподняв пеньюар – его ладонь встретилась с ее бедром. Оказалось, он дрожал не один. Она трепетала в его объятиях как лист на ветру.

Очень медленно, чтобы не спугнуть, он повел рукой выше. Перспектива коснуться ее лона воспламеняла его. Пальцы обхватили холмик и запутались во влажных завитках. Джозеф погрузился в скользкий жар, омывая пальцы ее желанием. Она ахнула от потрясения и отдернулась, прерывисто дыша.

Проклятье! Слишком быстро. Слишком резко. Слишком много.