Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

— Да, правда. На чём я остановилась? Вот слушай дальше:

«Но сегодня папу укусила, должно быть, какая-то муха. Он напророчил Рэю крупные неприятности, говорил даже, что «Грави» накличет бурю на биржах, а после будет тяжёлый земельный кризис. Я так и не поняла, почему именно земельный, а у Рэя боюсь спросить, он закатывает глаза, кричит и норовит поломать какую-нибудь мебель. С папой я их помирила, но оба до вечера ходили надутые, как два пузыря, и распрощались холодно. Странно… Они о каких-то пузырях ещё говорили… Начали о финансовых, а потом… Нет, ничего я не поняла из их разговора. Что же, посмотрим, кто был прав, но мне всё-таки хочется, чтобы на этот раз повезло Рэю, он всё это слишком близко к сердцу принимает, а папу хлебом не корми, дай предсказать очередной апокалипсис».

— Очередной что?

— Ты не знаешь слова «апокалипсис»?

— Нет, ну знаю, ты мне сама вроде что-то такое…

— Очень большая неприятность для всех сразу. Конец света. Катастрофа.

— А, ну да. Я уже вспомнила. Но действительно же Рэй оказался прав, и никакого конца света…

— Вот послушай теперь, что Арина пишет в тридцать третьем году:

«…доели на ужин. Никто даже не заметил, что…» — ой, Иронька, что-то не то. А вот о кризисе: «Сегодня Рэй кис прямо с утра. Я думала, это он из-за вчерашнего ужина, но оказалось — всё хуже. Когда спросила, почему повесил нос на квинту, он буркнул: «Твой папаша прав оказался. Накаркал земельный кризис», — я даже не сразу вспомнила, о чём он, пришлось пролистать дневник. Ну да, теперь понятно, какое отношение пузыри имели к земле. «Грави» просто не в состоянии поставить столько баблов, сколько требует рынок, они растут в цене, а земельные участки — наоборот, падают. Вернее, не падают уже, потому что не стоят ничего. А тут ещё эти фрилэндеры…»

— Фрилэндеры? — перебила Ирис. — Кто это такие?

— Понимаешь, Иронька, данные у меня уж очень противоречивые. С одной стороны, получается — люди, захватившие пустующие никому уже не нужные земли, с другой — была организация с таким названием: «Фрилэнд», — пытавшаяся в тридцать четвёртом году остановить войну за землю. Не знаю, что с этой организацией произошло после, данных о Запрещённых Землях у меня нет.

— Так это правда?! Всё это безобразие за барьером происходит, на Запрещённых Землях?

— Да, девочка. Он поэтому и появился — барьер. «Грави», чтобы оградить граждан от посягательств, пришлось установить его по границам Запрещённых Земель. Но это много позже, в тридцать девятом, когда была построена Планетарная Машина и появилась «Грави Инкорпорейтед».

— Она же была уже! Ты сама говорила: «Грави то, Грави сё…»

— Нет, до этого компания называлась «Грави лимитед», в тридцать девятом году она была реорганизована, все граждане Земли стали её акционерами, каждый получил право владеть баблом.

— А фрилэндеры?

— Не знаю. Может быть, они не захотели жить в баблах? Ничего не могу сказать, Арина не любила писать об этом.

— Они хотели, — уверенно заявила мисс Уокер. — Я знаю, потому что говорила с одним фрилэндером, и он… Хотя, ладно, это потом расскажу. Что ещё Арина писала о земельном кризисе?

— Почти ничего. Есть ещё одна запись, я, правда, не смогла разобраться, о чём она. Арина пишет в тридцать шестом:

«Всё-таки папа был абсолютно прав тогда. Думаю даже, он специально подсластил пилюлю, чтобы не слишком огорчать Рэя. Кризис принёс нам не просто «неприятности», а самые настоящие беды, трудно даже предположить, каким станет мир после него. Рэй хорохорится, но что бы он ни говорил… Нет, не могу я допустить, чтобы Алиса выросла в мире без притяжения. Приму меры.»

— вот и всё, Иронька. Больше о кризисе — ни слова. Что это за меры, были они приняты, или Арина только собиралась их принять — не спрашивай даже, не знаю.

— А я ничего никогда не слышала ни о каких бедах, — пробормотала задумчиво Ирис. — Знать бы, что прабабушка имела в виду. Саше и этому его Лаэрту с Марса легче было бы разобраться…

— Лаэрту с Марса? — переспросила Арина. — Знаешь, девочка, Арина получила когда-то несколько писем от человека, подписавшегося так.

— Да? Арина, милая, как интересно! Расскажи…

— Понимаешь, письма-то личные. Можно даже сказать, любовные.

— Любо-овные? Но Арина же была тогда замужем? Или это раньше было? Может быть, это прадедушка так подписывался — Лаэрт?

— Нет. С этими письмами путаная получается история. В Арину был когда-то влюблён некий молодой человек, имени я тебе не назову, скажу только, что они росли вместе. Потом, когда с Марса вернулся Рэймонд Нортон, тот парень получил отставку и больше не написал Арине ни разу. И вдруг ей стали приходить письма от этого Лаэрта. Я, конечно, не могу утверждать наверняка, мои аналитические способности ограничены, но, сличив стиль посланий одного и другого, я пришла к выводу — это тот самый получивший отставку парень. Письма горькие, мальчик и бросился-то на Марс, очертя голову, только чтобы отомстить твоей «бессердечной» прабабушке. Впрочем, скоро он перестал писать, думаю, не получил ответа. Я решила, что подпись «Лаэрт» выбрана именно поэтому. Скорее всего, Арина в последнем разговоре с ним намекнула, что относится к нему, как сестра, это показалось ему оскорбительным и…

— Погоди… Ничего не понимаю! Саша мне рассказывал сказку, в ней Лаэрт — всего лишь отец Улисса!

— Да нет же, Иронька. Во-первых, он не только отец Улисса, но и царь Итаки в той истории, о которой ты говоришь. Она называется «Илиада», я тебе рассказывала когда-то, ты просто забыла.

— Илиада? Да, что-то такое помню… Там ещё был такой герой — Одиссей.

— Одиссей и Улисс — одно и то же лицо. Но ты не дослушала. Во-вторых, тот Лаэрт, о котором говорю я, — сын Полония и брат Офелии из «Гамлета». Помнишь такую сказку?

— Одиссей и Улисс — одно и то же лицо, — бормотала Ирис, пропустив мимо ушей последний вопрос мудрой электронной своей наперсницы. — Улисс — это Саша, Лаэрт — царь Итаки, значит, он с Марса, а тот парень, которому Арина отказала, тоже оттуда. И он назвал себя Лаэрт. Не может быть. Сколько же ему должно быть лет? Восемьдесят? Девяносто? Помнится, Саша называл его стариком.

Она вскочила с кровати, исполнившись решимости разузнать во что бы то ни стало сколько лет марсианскому Лаэрту. Ведь если окажется, что…

— Саша! Саша! — звала, шлёпая по ступеням лестницы купальными тапочками.

— Ну что ещё случилось? — Волков с неудовольствием отвлёкся от монитора. На экране у него — карта. Океан, какой-то островок, похожий на рыбу. Откуда островок, ведь один же океан на обзорных экранах?!

— Саша, я только хотела спросить… Что с тобой?

Волков, мгновение назад выказавший недовольство тем фактом, что его посмели оторвать от важных дел, теперь вид имел весьма ошеломлённый: отвисшая челюсть, блуждающий взгляд… Да что же с ним такое? «Может, со мной что-то не так?» — Ирис оглядела себя и обнаружила, что выглядит в высшей степени по-домашнему. Мокрые волосы, купальный халат, шлёпанцы — ужас! Ещё и накраситься не удосужилась. Мисс Уокер запахнула халат так сильно, как смогла, и решила уйти, но капитан Волков успел уже очнуться от столбняка, вызванного видом принцессы Грави. Он отвёл глаза с видимой неохотой, откашлялся и переспросил, уже обычным тоном:

— Ты спрашивала что-то, Ирис?

Не обратив внимания на то, что назвали её на этот раз полным именем, мисс Уокер пристально посмотрела на собеседника и спросила:

— Саша, сколько лет твоему Лаэрту?

— Сколько лет? — Брови Волкова приподнялись. Едва заметно, так, миллиметра на три. — Даже не знаю, выглядит он на все сто. Я имею в виду, — поспешно пояснил не любивший двусмысленности капитан, — что если бы я узнал, что ему исполнилось сто лет, нисколько не удивился бы. Удивительно было бы, если б отыскался человек, похожий на развалину в большей степени, чем он. Да он к тому же ещё и парализован полностью, одни глаза живы. Но в черепушке есть ещё кое-что. Вот, к примеру, явившись однажды ко мне в лабораторию…

Но Ирис отвлеклась от анекдота из жизни пожилого мужчины, похожего на развалину, отметила только мимоходом крохотное несоответствие — получалось у хитроумного Волкова, что полностью парализованный пожилой мужчина ходит с визитами по лабораториям своих друзей. «Не это важно, — досадливо отмахнулась от мысли об очередной лжи правдолюбивая мисс Уокер, — а то, что он, этот Лаэрт, запросто мог быть знакомым с Ариной! Может быть, этот притворщик всё знает, но скрывает от меня?» Ирис пригляделась к рассказчику внимательней. Ишь, как разошёлся:

— …свернуть по оставшимся четырём переменным. Представляешь? Завёл свои гипнотизёрские очи горе, и тут же выдал мне, как будто заранее знал точный ответ. Уел меня, по стене размазал. Пока я тихо выпадал в осадок, сказал мимоходом, почему у меня не получается ничего и что нужно сделать с базисом, чтоб получилось. О! Лаэрт — могучий старец. Я только через полчаса после того, как он улизнул из лаборатории, прихватив мой любимый бозометр…