Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ - Андрей Бронников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слегка оробел и нетвёрдо ответил наивным вопросом на вопрос:
— Какие фотографии? Кому?
— НОКиСу, — так же сурово произнёс Латаев.
Батяня-комбат майор Латаев и замполит капитан Осипов
Взгляд Владимира Ильича был почти всегда обманчив. Это потом мы уже научились различать гнев и участливость Латаева. Одно отличалось от другого тем, что в первом случае глаза его наливались кровью, и тогда наш командир начинал, что называется, «бычать».
Новый комбат своим вопросами проявлял заботу о своём подчинённом. Дело в том, что совсем недавно прибыл новый начальник отделения кадров майор К-ов. Вместо того чтобы подготовить документы на присвоение воинского звания «старший лейтенант» и сообщить, что я должен принести фото, он скромно промолчал. Под этим предлогом не делал ничего. Таким мелким пакостным методом третья звёздочка на моих погонах появилась позже на несколько месяцев. Майор К-ов был не просто негодяем, но ещё и… впрочем, по порядку. Последующие события случились весной и летом будущего года, но, чтобы закрыть тему о новом начальнике кадров, уместнее рассказать об этом прямо сейчас.
Произошло ЧП. Из окна второго этажа штаба выбросился сержант Харламов. Произошло это глубокой ночью. Боец по долгу службы частенько засиживался в штабе допоздна. Он, конечно, остался жив и только слегка повредил ногу. Однако причины этого оставались непонятны. Сержант был абсолютно трезв, но находился в состоянии очень нервном и на вопросы не отвечал. Харламов по штату состоял в шифровальном отделе, а туда отбирались исключительно добросовестные, умные солдаты, поэтому заподозрить в хулиганстве либо в чём-то подобном никак не могли. Начальник отдела старший лейтенант Завьялов оставался в полном недоумении, как и все остальные.
Отдел курировал местный «особист» капитан Иванов. Именно он способствовал тому, что это происшествие замяли, но кажется, что он знал разгадку этого случая.
Через пару месяцев, в начале лета, в роте Сани Зайкова пропал солдат второго года службы рядовой Кова-люк. Был он достаточно слабовольный, но издевательствам, в силу армейского возраста, уже не подвергался. Более того, через пять месяцев солдат намеревался остаться на сверхсрочную службу. Работал он тоже в штабе части. Случилось это в пятницу. В составе бригады его искали сутки, затем — батальоном, а в воскресенье рота Зайкова была переведена на казарменное положение. Всех остальных отпустили до понедельника домой. Изрядно уставший, я брёл в сторону ДОСа через КПП, что случалось довольно редко. Обычно я ходил напрямую через стадион и лесок.
Я топал, уставившись под ноги, считал шаги и предвкушал короткий отдых. Внезапно я поднял глаза и увидел перед собой пропавшего рядового Ковалюка. Сил изливать на него свой гнев уже не было, и я сквозь зубы прошипел:
— Ты где, сука, был?
Боец, разумеется, молчал. Он явно был с глубокого похмелья и выглядел не то чтобы помятым, но подавленным и растерянным. Я ухватил Ковальчука за пояс и дёрнул в сторону казармы. Возле входа в расположение роты нас встретил его командир роты. Все трое мы вошли в каптёрку, и Зайков с помощью нескольких тумаков быстро добился от дезертира признания.
Оказывается, всё это время солдат пропадал в квартире начальника кадров. Последний напоил Ковалюка до бесчувствия и принудил вступить с ним в половую связь. Так они и провели двое суток в пьянстве и гомосексуальных оргиях. Попросту говоря, этот человек в офицерских погонах оказался не только негодяем, но ещё и пидором.
Мгновенно в кадрах штаба округа на него был подготовлен соответствующий приказ, и майор К-ов исчез из бригады. Спустя некоторое время на его место прибыл из Германии капитан Сергей Хрененко. Отличный и незаносчивый офицер, он делал всё четко и вовремя. Изредка «забывал» внести в наши личные дела объявленные начальством взыскания.
Как обычно, на два месяца позже приехали выпускники рязанского училища лейтенанты Хамзин, Никонов, Куба и Мишарин. Все они, не отслужив в Забайкалье положенного — пятилетнего — срока, уехали в Чирчик, что, по сути, было лишь короткой остановкой перед Афганистаном. Сергей Куба ещё с училища имел прозвище «Кубинец» и был по характеру достаточно немногословным, но при этом доброжелательным человеком. Я даже и не знал, что его отец был высокопоставленным военным.
Лейтенанты Никонов и Загнойко, старший лейтенант Бронников
Мишарин за свою некоторую наивность был прозван «князем Мышкиным». Дай бог, чтобы по прошествии многих лет он сохранил это положительное качество. Женю Никонова за соответствующую внешность и телосложение иногда называли «болгарским штангистом».
Во время проводов Серёга Лукьянов интересовался, как там мужики без женщин два года. Позже он сам отправился исполнять «интернациональный долг» и прислал пространное письмо. В самом его конце была короткая приписка: «кстати, про баб, член не только не стоит — висит неправильно». На его долю там выпали тоже достаточно суровые испытания. В результате тяжёлого ранения потерял ногу. Был награждён орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.
Письмо с войны
Андрей, привет!
Спасибо за письмо, очень рад от тебя получить.
Служба идёт, безработица с началом весны заканчивается, Киселёв (мой шеф) вот-вот заменяется. Остаётся Рыжик (поедет в июне зам. по ВДП* в Пухи). Женька Никонов был сегодня. Он тут с декабря, успел в «жопу» попасть, у Гилуча служит. Не знаю, простят ему или нет: 4-х у него убило. Широков тут, Панин тут. Гоша Колосов дослуживает — поедет в пригород Ленинграда в тихую заводь в июне-месяце.
Духи мириться не хотят, ибо чуют скорый вывод отсюда. Всех несогласных лупим со страшной силой, после черт его знает, что тут будет, видимо, они тут сами разберутся.
Сроки скоро видимо обнародуют, после переговоров в Женеве.
Вот пока всё. Пиши, Андрей.
Крепко жму руку.
Ст. лейтенант КУБА Сергей Владимирович(из воронежской Книги Памяти)
Старший лейтенант, командир группы спецназа, родился 16 ноября 1962 г. в гор. Киров, украинец. В Вооруженных Силах СССР — с 5 августа 1978 г. Окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. В Республике Афганистан — с августа 1985 г. Службу проходил в в/ч пп 96044. Принимал участие в 15 боевых выходах. Погиб 26 января 1986 г.
Произошло это в 40 километрах северо-западнее Кандагара. Он командовал группой захвата каравана с оружием. Во время боя получил смертельное ранение…
Рассказывает Марина Куба — вдова: «По натуре — гусар, мог на последнюю десятку купить мне цветы или истратить ее на такси. На год раньше своих сверстников пошел в школу и, опасаясь, что его, 16-летнего, могут не принять в училище, написал письмо министру обороны СССР. Тот дал “добро" на поступление…
…После училища нас ждала Чита: глухой гарнизон, дома, насквозь промерзающие зимой. Ребенок болел, и Сережа сильно переживал, думал, как выбраться из глухомани. И Афганистан, очевидно, в его мыслях возник как вариант, хотя и опасный. А меня при слове “Афганистан" трясло. Из ДРА приезжал в отпуск, вместе встретили 1986 год. Его отец, в ту пору занимавший достаточно высокий военный пост, настоял, чтобы сын прошел обследование — у Сережи были боли в спине, сказывалась давняя травма.
6 января я провожала его, и на перроне почему-то пришла мысль, что вижу в последний раз, хотелось бежать за поездом. Отец мог оставить его в Союзе, но не стал: “Мой сын офицер и коммунист" После гибели Сережи он прожил недолго — не перенес…»
Награжден орденом Красной Звезды (посмертно), медалью «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».
Похоронен на Коминтерновском кладбище г. Воронежа, братская могила № 3.
Что тут скрывать, Сергей дважды ошибся, и обе ошибки были роковыми, но за это поплатился только он. Во-первых, место расположения группы было выбрано неверно — она со всех сторон оказалась окружена превосходящими высотами, чем и воспользовался противник. Во-вторых, вместо того чтобы руководить боем, Сергей сам начал вести огонь из пулемёта, не меняя позиции.
Как бы то ни было, но на нём нет чужих жизней — в тот раз он оказался единственной потерей в группе. Скорее, он даже принял на себя чужую судьбу — смерть штатного пулеметчика.
Из письма капитана Зайкова:
Здравствуй, Андрюха!
Вчера собрался тебе письмо написать — очень тоскливо было на душе, но отложил, уж больно тоскливое получилось.
Я уже на новом месте около двух недель.