Солнце на продажу - Уильям Пауэрс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем наступило лето. В сельской местности вся зелень побурела, как после недавнего пожара. Реки едва сочились, Темза превратилась в зловонный грязный ручеек. Над выжженными пустошами Дербишира летали грифы.
Разговоры о сэре Мартине Хэмблтоне шли сначала в трактирах, потом в прессе и наконец в палате общин. Вот тут-то все и объяснилось.
15 августа Би-би-си в утренних новостях сообщила радиослушателям:
«Сегодня на Даунинг-стрит, 10 было сделано официальное заявление о том, что установка ОЗХ, позволившая Англии совершить революцию в экономике, вышла из строя. Заявление сделал премьер-министр совместно с сэром Мартином. Ученый заявил, что установка в начале года получила повреждение от небольшого толчка (в этом месте я хихикнула). Пытаясь наладить механизм, сэр Мартин работал полгода не покладая рук, однако его усилия оказались тщетными. Установку невозможно ни отключить, ни направить лучи в другую зону. Ее придется уничтожить, что и будет сделано завтра».
Действительно, 16 августа в 10 часов утра ОЗХ была взорвана и разлетелась на мелкие кусочки. Почти вся страна наблюдала за взрывом на экранах своих телевизоров. Зрители увидели сначала смерч из осколков, а затем — крупным планом — горестное лицо сэра Мартина.
Уже через минуту толпы людей высыпали из домов. Знакомое одеяло серых туч снова висело у них над головами. Вскоре почти всю территорию Британских островов поливал дождь. Изможденная засухой почва, словно гигантская губка, впитывала нескончаемые потоки воды, а мужчины, женщины и дети, истерически смеясь, шлепали босиком по лужам.
Сэр Мартин был сломлен, и сломлен навсегда. Он потерял все.
Прошло какое-то время. Однажды утром, выглянув из окна спальни, я увидела сэра Мартина в сыром саду. Он понуро стоял с опущенной головой. Кстати, не так уж я жаждала снова с ним соседствовать. Однако следует все же рассказать, чем кончилась вся эта история.
Сейчас сэр Мартин человек средних лет. Ему недавно стукнуло сорок пять, но седые волосы делают его старше. Поговаривают, что история с ОЗХ повлияла на его психику — и правда, он изменился. Исчезло высокомерие, появилась сдержанность. Он по-прежнему работает в своей лаборатории и не пускает посторонних на порог. Впрочем, я не могу сказать, что им слишком интересуются. Лорд Хэмблтон давно забыт.
Месяца два назад Мартин снова возбудил мое любопытство. Он пришел ко мне (да, мы снова разговариваем) и попросил помочь ему измерить участок позади дома. Ему нужна была очень точная крупномасштабная карта сада, чтобы нанести на нее не только каждое дерево и клумбу, но и буквально каждый цветок. Сперва я подумала, что Мартин решил перепланировать сад, но потом, увидев, с какой тщательностью он наносит на карту широту и долготу, поняла, что он задумал что-то другое. Затем я увидела крестик между розарием и земляничным деревом.
— Это вполне подходит, — заметил Мартин.
Увидев шезлонг на месте, обозначенном крестиком, я уже не сомневалась в том, что за этим последует. Мартин сел в шезлонг и начал натираться кокосовым маслом, хотя сад тонул в пелене дождя.
Вот и все. К сожалению, не имею времени на то, чтобы продолжить рассказ. Спешу в церковь к двум часам: нужно открыть праздник. Тоскливое занятие, но мне часто навязывают его — видимо, потому, что фраза «праздник откроет леди Хэмблтон» хорошо смотрится в программе. Бедный священник! Через полчаса хлынет дождь, и мы не в силах его предотвратить.
⠀⠀
⠀⠀
Ллойд Бигл-младший
Памятник
⠀⠀
I
О’Брайен вдруг осознал, что скоро умрет.
Он лежал в прочном, сплетенном из стеблей вьющихся растений гамаке, и до него на самую малость не долетали брызги морских волн, разбивавшихся о косу. Ласковое тепло солнца просачивалось сквозь ажурную листву деревьев сао. Игривые порывы ветерка, благоухавшего морем, то и дело доносили до него возгласы мальчишек, которые на косе охотились с копьями за рыбой. У его локтя висела бутыль из выдолбленного плода с освежающим напитком. О’Брайен мирно дремал, убаюканный ощущением довольства и покоя, как вдруг его лениво шевелившееся в полусне сознание молнией пронзила мысль о близости смерти, и он мгновенно проснулся.
Он скоро умрет.
Приближающийся уход из жизни взволновал его меньше, чем то, что мысль об этом пришла ему в голову только сейчас. Момент появления на свет — это уже первый шаг на пути к смерти, а пора младенчества О’Брайена осталась далеко позади. Иногда он пытался подсчитать, сколько ему лет. Сто — это уж точно, но, возможно, и все сто пятьдесят.
В этом сказочном краю, где одно время года ничем не отличается от другого, где по ночам моросит дождь, а днем мягко пригревает солнце, где мерилом возраста служит мудрость, трудно, не сбиваясь со счета, держать палец на едва слышном пульсе времени. Практически невозможно.
Но О’Брайен не нуждался в календаре — он и без него знал, что состарился. Его волосы, огненно-рыжие в молодости, поблекли и цветом напоминали теперь покрытое пятнами ржавчины железо. После дождливых ночей он по утрам не мог разогнуть суставов. Вокруг хижины, которую он некогда выстроил на живописном пригорке над мысом, выросла деревня, и она все увеличивалась по мере того, как его сыновья, внуки, правнуки, а теперь и праправнуки приводили сюда своих жен.
Это была деревня лангру, деревня пламенноволосых людей, уже прославившихся по всей планете, уже ставших легендой. Девушки мечтали выйти замуж за сыновей огня, рыжих ли или белокурых, как аборигены, — неважно. Самые сильные и мужественные юноши из других мест ухаживали за дочерьми огня, и многие вопреки обычаю селились в деревне своих жен.
⠀⠀
Жизнь О’Брайена была долгой и счастливой. Он знал, что никогда не дожил бы до такого возраста в бешеном водовороте цивилизованного мира. Но теперь смерть на пороге, и ему уже не суждено осуществить ту великую мечту, которая, однажды зародившись, все больше овладевала им, пока он окончательно не постиг главный смысл своей жизни среди этого народа.
Он резко выпрямился, погрозил кулаком небу и на языке, на котором не говорил целую вечность, хрипло прокричал:
— Чего же вы медлите? Чего медлите?
Когда О’Брайен вышел на берег, к нему, шлепая по мелководью, бросилась ватага мальчишек.
— Лангри! — наперебой восклицали они. — Лангри!
Мальчишки с поднятыми над головами рыбами возбужденно запрыгали вокруг него в надежде услышать похвалу
