Моя дорогая Кэролайн - Адель Эшуорт

Розалин внимательно смотрела на нее, потом засмеялась и покрутилась на месте. Остановившись, она вновь заглянула в глаза приемной матери и опять указала на дикую розу. Кэролайн осторожно повторила свой жест, и Розалин опять показала на шиповник. На маленьком личике читалось разочарование.

— Что она хочет? — тихо спросил Брент.

— Не знаю, — прошептала Кэролайн. Но в следующую минуту ее глаза просияли. — Сейчас я попробую с ней поговорить, только ты не мешай.

Сказав это, она встала на колени, посмотрела на девочку и написала жестами слово «роза», изобразив каждую букву с помощью придуманного ею алфавита.

Розалин перевела взгляд на отца, опять взглянула на цветок и показала на себя.

Испытав прилив радостного волнения, Кэролайн жестами изобразила слово «Розалин».

— Что ты делаешь?

— Пишу ее имя.

— Что?

— Ш-ш…

Увидев озадаченный взгляд девочки, она медленно повторила написанное, старательно выводя каждую букву.

Повисла пронзительная тишина. Даже ветер ненадолго умолк. Кэролайн ждала, затаив дыхание. Наконец лицо Розалин осветилось пониманием. Ее губки расплылись в улыбке. Она указала себе на грудь, потом изобразила жестом цветок.

Кэролайн заметно побледнела.

Брент быстро поднялся на ноги.

— В чем дело, Кэролайн? Что она сделала?

— Она со мной говорила…

— Что?!

— О Боже, Брент, она со мной говорила! — повторила Кэролайн, не сводя глаз с девочки.

Розалин стояла перед ними, теребя подол голубого платьица, и робко улыбалась.

Брент перевел взгляд с жены на дочь.

— Ты уверена?

— Да.

— И что же она сказала? — с недоверием спросил он. Кэролайн смеялась и плакала одновременно, изумленно покачивая головой.

— Она сказала: «Я — цветок».

— Я — цветок? — растерянно переспросил Брент. Кэролайн радостно хлопнула в ладоши, подняла глаза к небу и крепко обняла Розалин.

— Она показала на себя, говоря «я», а потом сделала жест, который я ей показала. Он означает «цветок».

Брент опустился на колени, больше не в силах стоять на дрожащих ногах.

— Не понимаю.

Кэролайн взволнованно прижала малышку к груди.

— Она связала два слова — «роза» и «Розалин». Они оба пишутся одинаково. — Кэролайн посмотрела на мужа мокрыми от слез глазами. — Она говорила со мной при помощи жестов, Брент! Она наконец поняла. Теперь ее можно научить самым разным словам.

Вытерев слезы, Кэролайн встала и взяла Розалин за руки. Они начали прыгать, смеяться и кружить по лужайке.

Брент смотрел на них, и к глазам его подступали слезы.

За всю свою жизнь он еще никогда не испытывал такой радости. Сердце его растаяло. Только сейчас он понял, что сделала для него жена. Он выжил из-за любви к Розалин, и в один прекрасный день благодаря Кэролайн он сможет сказать дочке, как сильно ее любит.

Вдруг он вскочил, подбежал к ним и закружил их в своих объятиях. Они повалились на землю и принялись весело барахтаться.

— Мои девочки, — приговаривал Брент счастливым голосом, — мои девочки…

Кэролайн первая перестала смеяться и легла на траву, раскинув руки и обнимая мужа и девочку. Ее волосы, освободившись от ленточки, разметались в разные стороны. Улыбаясь, она отпустила Розалин и обернулась к Бренту.

На его счастливом лице сияла такая же улыбка, а в зеленых глазах она прочла благодарность.

Розалин кое-как поднялась и побежала к дому. Кэролайн и Брент этого не заметили.

Он выпустил ее из своих объятий и приложил ладони к ее щекам.

— Моя дорогая Кэролайн, — прошептал он и припал к ее губам в страстном поцелуе.

Она провела пальцами по его волосам, вдыхая одному ему свойственный аромат и чувствуя крепость его тела. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.

Она тихо застонала, но Брент прервал поцелуй и погладил ее пылающие щеки.

— Кэролайн… — прошептал он, — спасибо тебе за все. Смаргивая слезы, она смотрела в зеленые омуты его глаз. Но тут опять появилась Розалин. Она встала перед Кэролайн на колени и потянула ее за платье, требуя внимания. Кэролайн подняла глаза, взглянула в сторону дома и чуть не сгорела от стыда. Шагах в тридцати от них стояли три ее сестры и смотрели на них.

— О Боже, они уже приехали, — пробормотала она и попыталась оттолкнуть мужа, но он крепко держал ее за талию и весело улыбался.

— Отпусти меня, Брент, — попросила она. — Они подумают…

— Что они подумают?

Его беспечность разозлила Кэролайн.

— Пусти же!

— Поцелуй меня еще раз.

— Они нас увидят.

— Они уже нас увидели, Кэролайн. Поцелуй меня…

— Нет!

— Если ты меня не поцелуешь, я дам им хороший повод для всяких обсуждений.

Она закатила глаза, потом нагнула голову и чмокнула его в щеку. Но Брент опять притянул ее губы к своим. У нее занялся дух от этого нового поцелуя.

Наконец он ее отпустил.

— Знаешь, о чем я думаю, Кэролайн?

— Мне все равно, — отозвалась она чуть отступая в сторону.

Он улыбнулся:

— Твои сестры подумают, что ты счастлива.

— Я действительно счастлива.

Быстро отвернувшись, она пригладила волосы и дрожащими руками забросила их за голову, потом отряхнула платье от налипших травинок.

«Мои сестры подумают, что я в тебя влюблена, мой милый муж. И что я действительно счастлива».

Глава 12

Он предпочитал пить по утрам густой крепкий кофе, но, увы, агенту, выполняющему секретное задание, необходимо придерживаться обычаев страны. Он терпеть не мог чай — так же, как и саму Англию.

Филипп Рене Руссель помешивал сахар в чашке, вежливо улыбаясь сидевшему перед ним тучному рябому мужчине.

— Спасибо, сэр Стэнли. И постель, и завтрак, и чай — все просто превосходно. — С трудом изобразив блаженство, он отхлебнул горячую жидкость. — Только побывав на войне, начинаешь ценить уют.

Страдающий простудой сэр Стэнли Гроттон сидел за полированным дубовым столом перед нетронутой тарелкой с сосисками, яичницей и тостами и время от времени прикладывал платок к красному носу.

— Честно говоря, я не понимаю, как вы, ребята, пережили всю эту катавасию с Бонапартом. Хорошо, что многие из вас вернулись из такой жуткой передряги.

Филипп стиснул ручку чашки и сделал еще глоток, чтобы унять нарастающий гнев. Он приехал в эту гнусную страну вовсе не затем, чтобы выслушивать рассуждения старого борова о таких вещах, в которых он ровным счетом ничего не смыслил. «Передряга»! Как мог этот жирный ублюдок назвать передрягой великую битву? Ему, Филиппу, приходится жить в доме с плохой мебелью, есть пресную пищу и терпеть глупые разглагольствования. Впрочем, эта жертва в конце концов должна окупиться.