Делириум - Лорен Оливер

На дверях дома Ханы установлен кодовый замок. Я набираю четырехзначный код и проскальзываю внутрь. Код мне Хана дала еще в восьмом классе. Это был с ее стороны, как она сама выразилась, жест доверия. А еще она сказала, что, если я кому-нибудь выдам код, она «нарежет меня на ленточки». Я не стучу — родители Ханы вряд ли дома, а она сама никогда не подходит к дверям. Вообще-то, кроме меня, к ней никто и не приходит. И это странно — Хана всегда была в школе популярной. Девчонки уважали ее, и каждая хотела быть на нее похожей, но, несмотря на то что Хана ко всем относится дружески, она не стала ни с кем сближаться… кроме меня.

Мы подружились во втором классе. Тогда миссис Яблонски посадила Хану за одну парту со мной. Временами я думаю, не жалеет ли она об этом? У Ханы фамилия Тэйт, а я тогда уже числилась под фамилией тети — Тиддл, так что все дело было в алфавите. Может, Хана предпочла бы сидеть с Ребеккой Трэлони, или с Кэти Скарп, или даже с Мелиссой Портофино? Порой мне кажется, что я не очень ей подхожу, она могла бы выбрать в подруги какую-нибудь «особенную» девочку. Как-то Хана сказала, что я ей нравлюсь, потому что я настоящая, потому что я способна испытывать настоящие чувства. Но в этом вся проблема — насколько я на это способна?

— Есть кто дома? — кричу я, едва шагнув за порог.

В прихожей, как всегда, темно и прохладно. У меня на руках волоски встают дыбом. Не важно, сколько раз я бывала у Ханы, меня всегда поражает мощность невидимых, встроенных в стены кондиционеров. Какое-то время я просто стою и вдыхаю запахи мебельной политуры, «Виндокса» и свежесрезанных цветов. Из комнаты Ханы на втором этаже доносится ритмичная музыка. Я пытаюсь узнать, что это за песня, но не могу разобрать ни слова, только басы пульсируют сквозь потолок.

Поднявшись наверх, я останавливаюсь. Дверь в комнату Ханы закрыта. Определенно я не в состоянии узнать песню, которую она врубила так громко, что можно оглохнуть. Я вынуждена напомнить себе, что дом Ханы со всех сторон окружен газонами и деревьями и никто не станет доносить на нее регуляторам. Такую музыку мне никогда не приходилось слышать. Какие-то пронзительные, агрессивные звуки, энергия и неистовство. Я даже не могу понять, кто поет — мужчина или женщина. По моему позвоночнику как будто бы пробегает слабый разряд электрического тока. Такое же чувство я испытывала, когда совсем еще маленькая прокрадывалась в кухню и пыталась стянуть из буфета печенье. Именно это я ощущала за секунду до того, как у меня за спиной скрипели половицы и в кухню входила мама. Я оборачивалась, а руки и физиономия у меня были все в крошках.

Я встряхиваюсь и толкаю дверь в комнату Ханы. Она сидит за компьютером — ноги закинула на стол, кивает в такт музыке головой и отбивает ладонями ритм на ляжках. Как только Хана меня замечает, она рывком придвигается к столу и ударяет по клавише на клавиатуре. Музыка мгновенно обрывается. Странно, но наступившая тишина кажется такой же оглушающей, как и грохотавшая до этого музыка.

Хана перебрасывает волосы через плечо и откатывается на компьютерном кресле от стола. На ее лице мелькает какое-то выражение, но я не успеваю определить какое.

— Привет, — щебечет Хана как-то слишком уж радостно. — Не слышала, как ты вошла.

— Если бы я вломилась, ты бы тоже вряд ли услышала.

Я прохожу через комнату и падаю на кровать. У Ханы кровать королевских размеров, с тремя подушками. Когда лежишь на такой кровати, чувствуешь себя на небесах.

— Что это было?

— «Было» что?

Хана поджимает ноги и делает полный оборот на кресле. Я приподнимаюсь на локтях и пристально на нее смотрю. Хана прикидывается дурочкой, только когда ей есть что скрывать.

— Музыка.

Хана продолжает смотреть на меня, как будто ничего не понимает.

— Песня, которую ты тут слушала. Такой грохот, у меня чуть барабанные перепонки не полопались.

— А, это…

Хана откидывает челку со лба. Еще один прокол. Она постоянно теребит челку, когда блефует в покер.

— Так, одна новая группа, нашла в Сети.

— В БОФМ? — продолжаю допытываться я.

Хана меломанка; когда мы учились в средних классах, она могла часами серфинговать по библиотеке одобренных фильмов и музыки.

— Не совсем, — отвечает Хана и смотрит в сторону.

— Что значит «не совсем»?

Как и все остальное, Интранет в Соединенных Штатах контролируется и мониторится для нашей же безопасности. Все веб-сайты, весь контент, включая перечень разрешенных развлечений, который обновляется каждые два года, пишутся правительственными агентствами. Цифровые книги размещаются в БОК, библиотеке одобренных книг, фильмы и музыка — в БОФМ, библиотеке одобренных фильмов и музыки. За небольшую плату их можно скачать в свой компьютер. Конечно, если он у вас есть. У меня — нет.

Хана вздыхает и наконец поворачивается в мою сторону.

— Ты умеешь хранить секреты?

Вот теперь я уже сажусь по-настоящему и передвигаюсь на край кровати. Мне не нравится, как Хана на меня смотрит. Такой взгляд не сулит ничего хорошего.

— О чем ты говоришь, Хана?

— Ты умеешь хранить секреты? — повторяет она.

У меня перед глазами всплывает картинка: мы стоим перед лабораториями в день эвалуации, солнце жарит немилосердно, Хана наклоняется ко мне и шепчет о счастье и несчастье. Мне вдруг становится страшно. Я боюсь Хану и боюсь за нее.

— Да, конечно.

— Ладно. — Хана смотрит вниз, теребит пару секунд манжеты на шортах, потом делает глубокий вдох и говорит: — В общем, на прошлой неделе я познакомилась с одним парнем…

Я чуть с кровати не падаю.

— Что?

— Расслабься, — Хана поднимает руку с раскрытой ладонью. — Он исцеленный, понятно? Работает на городские власти. Вообще-то он цензор.

Пульс у меня приходит в норму, и я снова откидываюсь на подушки.

— Понятно. И что?

— А то, — тянет Хана, — мы с ним вместе в очереди к врачу сидели. К физиотерапевту, ты знаешь. Ну и разговорились.

Хана замолкает. Осенью она растянула связки голеностопа и теперь раз в неделю ходит на физиотерапию. Куда она клонит? Я не понимаю, как физиотерапия связана с музыкой, которую она только что слушала, и поэтому молча жду продолжения.

И Хана продолжает.

— В общем, я рассказывала ему об экзаменах, о том, что очень хочу поступить в Ю-эс-эм, а он рассказывал о своей работе, о том, чем занимается, ну, понимаешь, изо дня в день. Он кодирует доступ в он-лайн, чтобы никто не мог писать, что хочется, или постить, чтобы не размещали в Сети ложную информацию или всякие подстрекательские мысли, — («подстрекательские мысли» Хана закавычила пальцами и закатила при этом глаза), — ну и все такое прочее. Он что-то вроде охранника в Интранете.