Приключения мальчика с собакой - Остроменцкая Надежда Феликсовна

— По-царски их угощу, — пообещала повариха.

Наполнив глиняную миску полбяной кашей и кусочками жирного мяса, Елена поставила ее перед Клеоном.

— А твоему псу кости со стола самого Гнея Станиена, — сказала она, ставя другую миску на пол. — Ешь, — обратилась она ко Льву. — Смотри, сколько на них козлятины! Зубы у нашего хозяина плоховаты, не то что твои.

Мальчик и собака сильно проголодались и набросились на еду. Клеон рассматривал кухню, не переставая удивляться богатству этого дома: какой большой очаг, сколько в нем треножников с горшками, сколько посуды на полках вдоль стен, какие тяжелые расписные амфоры[71] на полу!.. А там, где нет полок, на стенах написаны картины: на одной богиня домашнего очага — Веста, на другой — лары и змей, покровители дома, как объяснил мальчику Панфилон; в нише третьей стены стоял алтарь с пенатами, заботой которых было изобилие кладовой и охрана ее от грабителей.

«Сколько они денег тратят на украшения! — думал Клеон, прожевывая мясо. — Если бы мне дали один только столик из той красивой комнаты, я бы мог уплатить долг отца и выкупить у Дракила нашу землю!»

Панфилон, подперев щеки руками, с удовольствием глядел, как сицилиец уплетает кашу.

— В первый раз продан? — спросил он. Клеон кивнул.

— Трудно тебе тут будет… Хозяин-то ничего… правда, жадноват и нрав у него бешеный, но, в общем, не злой человек. А вот хозяйка… — Панфилон покачал головой. — Такой мегеры[72] во всем Риме не сыщешь. Рабыни, что за ней ходят, покрыты шишками да синяками. Самая худшая мука, говорят, причесывать ее: чуть дернешь волос или уложишь прядь не так, она — шпилькой!.. Да еще обязательно в лицо вонзит!..

Дверь открылась. Высокий сухопарый старик, с бичом в руке, переступил порог кухни. Клеон, сидевший лицом к двери, равнодушно посмотрел на него. Елена загремела посудой, чтобы заглушить слова Панфилона. Но Панфилон не обернулся, пока бич не стегнул его по спине.

— Клянусь Вулканом!.. — подскочил он. — Ну и удар, почтенный Хризостом!

Опять бездельничаешь? — напустился на него Хризостом. — Один убыток от тебя господину: корми да одевай, а работы не спрашивай. Ступай сейчас же на огород!.. А ты, — обратился он к Клеону, — скорее кончай еду. Пойдешь со мной за покупками.

Панфилон, схватив лопату, вышел. Клеон отодвинул миску, намереваясь встать из-за стола.

— Мальчик еще голоден, домоправитель, — вмешалась Елена. — Дай ему доесть… Я сейчас положу тебе сладкой запеканки, — обратилась она к Клеону.

— Что-о?! — загремел Хризостом. — Ты кормишь запеканкой с господского стола мальчишку, который, едва вступив в дом, наделал столько бед, что господин приказал увести его с глаз долой?

— Да ведь остатки… — оправдывалась Елена. — Все равно выбрасывать. Все уж пообедали… Ешь, мальчик!

— Я сыт, благодарение богам и тебе. — Клеон отпил глоток кислого вина из кружки, которую пододвинула ему Елена, и поднялся: — Я готов.

Видя, что хозяин встал из-за стола, Лев также оставил еду и подошел к нему.

— Собаку привяжи возле двери, — приказал Хризостом.

— Разреши взять Льва с собой, — попросил Клеон. — Я прицеплю к ошейнику свой пояс и буду крепко его держать. Беспокойства Лев тебе не причинит. А если ты сделаешь много покупок, он поможет нам их нести.

Последний довод подействовал. Домоправитель бросил Клеону ремешок:

— Возьми. Привяжи его к ошейнику. Не пристало рабу Станиена идти по улицам распоясанным.

Глава 8. О чем шептались в мастерских и лавках Рима

Чем дальше Клеон и Хризостом уходили от Палатина, где жил Станиен, тем плотнее становилась толпа вокруг. Крестьянские ослики, с корзинами, полными плодов и овощей, лениво тыкались мордами в спины прохожих. Клеон то и дело отставал от Хризостома: то пришлось пропустить целую процессию носильщиков, нагруженных тяжелыми камнями и досками; то напугала его диковинная машина, протащившая к постройке огромное бревно, словно длинная железная рука, протянувшаяся над головами прохожих — того и гляди, уронит и раздавит!.. Хризостом, бранясь, возвращался, разыскивал мальчика, и они шли вместе, пока опять не задерживала Клеона какая-нибудь случайность.

Большинство лавок и мастерских, мимо которых они проходили, были со стороны улицы открыты: на длинных мраморных прилавках лежали товары, а вместо вывесок у входа каждой лавки на дверных косяках, а то и просто на стенах были нарисованы предметы, которые здесь продавались.

Хризостом останавливался то у одного, то у другого прилавка. Из его разговоров с торговцами Клеон понял, что многие из них вольноотпущенники Станиена, получившие от бывшего хозяина деньги на обзаведение. Теперь они выплачивали ему проценты со своих доходов.

— Стой! Зайдем в эту хлебопекарню, — Хризостом остановился перед дверью, на которой был нарисован мул, вертящий мельницу. — Собаку привяжи на улице, а сам иди за мной.

Клеону пришлось повозиться, уговаривая Льва остаться на привязи среди снующих мимо его носа прохожих. Когда наконец мальчик вошел в лавку, Хризостома там не было. Какой-то рыжий юнец выкладывал на прилавок пирожные и крендели. На вопрос Клеона о домоправителе Станиена рыжий кивком головы указал на дверь в глубине комнаты.

— Как же быть? — спросил Клеон. — Домоправитель приказал мне идти за ним…

Рыжий, все так же молча и не отрываясь от работы, мотнул головой в сторону двери: иди, мол, куда тебе указано. Клеон удивился неприветливости римлян: у них в деревне не так встретили бы чужого; у них бы все показали и рассказали, а если бы хватило времени, то и проводили бы. «А может быть, это немой?» — подумал Клеон, стараясь оправдать молодого невежу.

Мальчик открыл дверь в заднюю комнату, и его обдало нестерпимым жаром. «Что это, пожар?» — отпрянул он.

— Закрой за собой! — сердито крикнул «немой».

Клеон торопливо выполнил приказание и остановился у порога, не зная, куда идти и что делать дальше. В комнате стоял туман от мучной пыли, носившейся вокруг нескольких ручных мельниц, которые вертели не откормленные мулы, как было изображено на вывеске, а заморенные ослы да исхудалые рабы. Слабый свет лился из узких щелей у потолка и от топок трех огромных печей. Было так жарко, что хитон Клеона сразу прилип к спине и капельки пота выступили на лбу и вокруг носа. Среди этого жара и тумана копошились обнаженные люди: одни засыпали зерно в воронки мельниц, гоняли ослов или, остановив их, выбирали с мельничных подставок муку; другие месили тесто, формировали и подносили пекарям крендели, витые хлебцы и разнообразные пирожные и булочки. Пекари принимали их на лопаты и ловко засовывали в красные жерла печей.

Домоправителя не было и тут.

Клеон подошел к рабу, который, стоя на коленях, чинил какую-то поломку в мельнице.

— Куда, деревенщина! — крикнул тот, поднимая белое от мучной пыли лицо с красными веками. — Мельницы никогда не видел, что ли?

— Такой, как эта, не видел, — ответил мальчик. — Не знаешь, куда девался домоправитель Гнея Станиена?

— Куда ему деваться! Пьет вино и сплетничает с моим хозяином! Готово! — крикнул он рабам, переносившим зерно.

— Посторонись!.. Поберегись!.. — покрикивали они на Клеона, помогая мастеру собрать мельницу.

Но вот в воронку сверху засыпали зерно, и погонщик ткнул ослика палкой; тот взмахнул хвостом и понуро пошел по кругу. Зерно затрещало, и снизу посыпалась на подставку мука. Клеон в восхищении покачал головой:

— Вот если бы нам в деревню такую мельницу! А то у нас растирают зерно просто между двумя камнями. Столько времени потратят, пока добудут горсточку муки!

— В городе все лучше, — сказал один из рабов, — только не для нас.

— Римляне жиреют на нашем поту, как опара вспухает на дрожжах, — поддержал его другой.

— Зато от безделья они теряют силы, а мы их копим, — тряхнув головой, заметил третий.