Знак драконьей крови - Дамарис Коул

- Бреанна знала, что умирает. Передовые отряды Фелеи уже подожгли деревушку Лингейт и вскоре осадили бы замок. Лишь только я и Сэлет покинули замок, Бреанна собрала остатки своей волшебной силы и последних солдат, которые отступили к замку под ударами превосходящего противника, чтобы заставить Фелею как можно дольше осаждать замок. Время да еще знак принадлежности к клану Драконьей Крови - вот и все, что могла Бреанна подарить своему дитя.

- Очевидно, что вам удалось благополучно скрыться, - перебил Байдевин. - Но что же стало с ребенком?

Норисса взяла со стола амулет и осторожно погладила его поверхность большим пальцем. Медвин сказал, что медальон принадлежит ей по праву наследования... Она сжала украшение в ладони и тихо молилась про себя, чтобы ответ волшебника был другим, не тем, которого она страшилась.

- Мы добрались до Дромунда и расстались, пообещав друг другу встречаться каждую весну на рынке в Таррагоне. Сэлет забрала ребенка с собой. Когда мы встретились с ней через год, она рассказала, что поместила младенца в крестьянскую семью, которая потеряла своего ребенка. Я так и не узнал тогда, родилась ли у Бреанны дочь, или это был сын, и как было имя ребенка. Я знал только, что у ребенка, как и у Бреанны, должны быть серые глаза, прекрасная тонкая кожа и черные как смоль волосы.

Теперь настал черед Нориссы встать и в одиночестве подойти к окну. Внизу она увидела корабли с высокими мачтами и изогнутыми бортами, толпящиеся у причалов и заполняющие гавань вплоть до самого рейда, где уже начиналась зыбь открытого моря, и почувствовала, как противоречивые эмоции овладевают ею. Она одновременно испытывала гнев, печаль, даже восхищение. История, рассказанная Медвином, объясняла ежегодные путешествия ее отца в Таррагон, объясняла она и то, откуда взялось все золото, которое он ей оставил. Теперь ей стал понятен его интерес к любым новостям из Сайдры, настойчивое желание, чтобы она выучилась тому, что необязательно знать дочери охотника. Теперь Норисса смогла бы объяснить причины странных настроений, которые овладевали отцом в последние годы жизни; иногда мать посылала ее за ним, и она часто находила отца на склоне горы, сидящим возле небольшой кучки камней... Ей стал ясен и смысл его слов, когда она долгими зимними вечерами сидела у отца на коленях, а он гладил ее по голове и приговаривал:

- У тебя должна была бы быть сестричка, чтобы ты могла играть с ней этими длинными одинокими вечерами...

Когда же Норисса протестовала и заявляла ему, что вовсе не чувствует себя одинокой, он только улыбался и качал головой.

Байдевин слез со скамейки и подошел к ней.

- Стало быть, в тебе течет королевская кровь, Норисса. Это - заветная мечта каждой девчонки, а ты ведешь себя так, как будто в этом есть что-то постыдное. Может быть, ты винишь своих родителей, я имею в виду приемных родителей, что они не сказали тебе всей правды? Но, может быть, они просто боялись, что, зная правду, ты станешь добиваться своих наследственных прав и будешь для них навсегда потеряна...

Норисса вздохнула, припоминая отцовское терпение и внимательную опеку.

- Моя мать не знала об этом. Все эти годы один отец знал о смерти их настоящего ребенка и нес на себе все бремя забот обо мне. Он истратил всю свою жизнь на то, чтобы подготовить меня к этому.

- Тогда тебе должно быть ясно, что тебе следует делать, - заявил Байдевин. - Ты должна требовать того, что принадлежит тебе по праву. Или это не так, волшебник?

- Она должна сама выбрать свой путь, - отозвался Медвин. - Если она объявит себя наследницей королевы и станет добиваться того, что должно ей принадлежать, - это будет означать для нее величайшую опасность, но одновременно, в случае победы, награда ее будет велика. Если она откажется от этого пути, то это будет означать для нее неминуемую гибель, потому что она является живым олицетворением всего того, что ненавидит Фелея и что она пыталась уничтожить. Она не успокоится до тех пор, пока не покончит с этим.

- Отец знал, что у меня есть только одна дорога. - Норисса ощутила внутри себя настойчивый зов далекого голоса. - Да! И этот путь может послужить для достижения двух целей!

Байдевин положил ладонь на ее руку.

- Мы должны вместе сражаться против общего врага, сражаться за то, что было у нас отнято. Я могу собрать армию, чтобы разбить Тайлека. Будь со мной, пока мы не победим колдуна, а потом я помогу тебе в борьбе против этой Фелеи.

Норисса благодарно улыбнулась и повернулась к Медвину:

- Ты не дал мне произнести мою клятву несколько минут назад, волшебник, так что выслушай же меня теперь, когда я полностью осознаю все, что бы я ни говорила. - Она чувствовала, как все ее тело сотрясает экстатический восторг; лежащий на ее раскрытой ладони амулет нагрелся так, что в иных обстоятельствах она ощутила бы боль, но теперь она не чувствовала ее. - Клянусь высшими силами, я отдам все свои силы и все, что во мне есть, решению этой задачи. Клянусь дыханием, я потребую восстановить все права, вытекающие из принадлежности к клану Драконьей Крови!

На протяжении нескольких долгих секунд после того, как Норисса произнесла свою клятву, воздух еще продолжал вибрировать, а драгоценный камень, вставленный в медальон, светился алым огнем.

Резкая дрожь пронзила все тело Фелеи и буквально выбросила ее прочь из неодушевленного великолепия изукрашенного драгоценными каменьями и резьбой трона. В некоем удаленном месте ее Компаньон проревел свой трубный вызов, задрав к ней голову. Фелея снова уселась на трон, ее тонкие губы растянулись в холодную, ненавидящую улыбку.

8

Появление Тайлека в Таррагоне вызвало сенсацию. Пэшет ясно видел, что даже торговый город, привыкший ко всякого рода необычным зрелищам, проявил немалый интерес к благородному господину, путешествующему в сопровождении двух десятков мрачных телохранителей. Стоило только любой молодой девушке, достаточно дерзкой, чтобы попасться Тайлеку на глаза, увидать его сдержанную улыбку и крутой разлет его бровей, как дыхание ее перехватывало и она попадала в плен. Пэшет всегда завидовал этой особенности колдуна, но сегодня его мрачное настроение не позволяло ему по пустякам расходовать свои эмоции.

Пэшет продолжал размышлять о том, как он расстался с Джаабеном. Прощание это не было ласковым, напротив, последние слова, которые Пэшет сказал брату, были достаточно резкими, но и в этом Пэшет склонен был обвинить Тайлека.

Джаабен расхаживал по полу своей палатки туда и сюда, поигрывая мечом в ножнах. Пэшет сидел за столом и выслушивал его тираду.

- Говорю тебе, Пэшет, однажды Тайлек зайдет чересчур далеко, и тогда уж я отыграюсь! Я прикажу раздеть его и высечь, а потом, когда он будет удирать от моих собак, я...