Воспевая бурю - Мэрилайл Роджерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну так пойдем и исполним все честь по чести. – Ивейн поднялся. – Если мы выйдем сейчас же, то вернемся еще до полуночи.
Жрец был уже у выхода из пещеры, и Киэр встал, чтобы догнать его, когда оранжево-золотистый комочек проскользнул внутрь и улегся на колени к сидевшей на плаще девушке. Та растерялась от неожиданности, но все-таки, несмотря на боль, легонько пощадила маленького лисенка.
– Добро пожаловать, мой дикий малыш! – Анья нежно перебирала пушистую шерстку. – А я-то думала, ты оказался неблагодарным и бросил меня в беде.
Ивейн понял, что должен объяснить ей поведение лисенка.
– Твой зверек все это время не отходил от тебя, готовый броситься на защиту в любую минуту. Я даже не заметил, что он пропал, пока ты не вышла сегодня утром.
Анья просияла улыбкой, ослепительной, как летнее солнышко.
– Похоже, даже лисичкам необходимо уединение, но он пришел и будет теперь со мной, пока вы оба не вернетесь.
Ивейн застыл. Его вдруг поразила мысль, что раненая Анья останется в одиночестве, беззащитная. Он мысленно выругал себя за то, что не подумал об этом. Но он уже дал обещание Киэру и не может не сдержать слова.
Анья почувствовала смятение друида и улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.
– Я тут пока отдохну немного. Надеюсь, отдых пойдет мне на пользу, и скоро мы сможем снова отправиться в путь. Нодди здесь, он будет моим телохранителем. – Ее нежные пальчики погладили золотистый мех. – Так что идите быстрее, чтобы успеть вернуться, пока не настала ночь.
Анья помахала им, словно уговаривая поторопиться.
Ивейна позабавило имя, придуманное девушкой для лисенка, – валлийское слово, означающее защиту. И все же он мучился, разрываясь между обязанностями по отношению к Анье и к их новому маленькому спутнику. Расстроенный вконец, друид с неохотой поднял котомку и вышел, махнув пареньку, чтобы тот следовал за ним. Впервые за последние десять лет он отправлялся в дорогу без посоха. Магический кристалл мог бы не только смутить, но и напугать саксонского мальчика, с которым он пустился в этот нелегкий, извилистый путь через чащу леса.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Под палящим солнцем они трудились, копая могилу неподалеку от сожженного дотла дома. Живая, жизнерадостная зелень полей еще острее подчеркивала унылую безутешность смерти. Пока Ивейн орудовал лопатой, каким-то чудом уцелевшей в огне, Киэр усердно долбил землю тем, что осталось от мотыги, – ее железным концом. Мальчик за работой рассказывал, как из-за раны, полученной в битве, отцу пришлось остаться на ферме, тогда как всех остальных членов скирда король Олдфрит призвал на войну с мерсийцами.
– Ударом ножа моему отцу раздробили ногу. Мама сделала все, что могла, но все-таки нога срослась так криво, что он не мог нормально ходить – только хромать, опираясь на дубовую палку. – Киэр вонзил острие мотыги глубоко в землю, сдерживая давно накопившийся гнев. – Так что я сам обрабатывал это поле, и потому-то, как видите, борозды не особенно ровные.
Что Ивейн видел, так это то, что за свою недолгую жизнь этот юный саксонец испытал уже несчастий сверх меры. Мальчик вовсе не считал, что тяжелое ранение отца – это благо, позволившее тому остаться дома, на ферме, пока другие воевали. Ивейн достаточно знал о саксонцах и понимал, что такое увечье разъедает душу мужчины, как кислота разъедает плоть. Мужчина предпочитал достойно погибнуть на поле брани. Услышав историю Киэра, жрец больше не удивлялся, что мальчик так ненавидит тех, кто сначала искалечил его отца, а затем погубил его и всех близких, и имущество.
Желая помочь мальчугану отвлечься от грустных воспоминаний, Ивейн сказал:
– Идем, довершим начатое.
И он направился туда, где на клочке земли, поросшем пышной травой и цветами, лежало обгоревшее одеяло. Без сомнения, этот крохотный садик был взлелеян ласковыми руками женщины, неподвижно лежавшей теперь бок о бок со своим спутником жизни.
По-видимому, супруги поливали одеяло водой из кувшина для умывания, который оказался в развалинах недалеко от их тел. Они, наверное, лежали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу, а все вокруг них горело и рушилось. Видно было, что они не сгорели, а скорее задохнулись в удушливом черном дыму.
Киэр был полон решимости помочь похоронить останки своих близких, как помогал приготовить для них место последнего успокоения. Ивейн поднял одеяло за один угол, мальчик взялся за другой. Вдвоем они бережно подтянули одеяло и его груз к могиле. Там Ивейн со всеми приличествующими почестями обернул им супругов, и они опустили их в яму, приготовленную скорбящим сыном.
Засыпать ее было намного легче, чем рыть. Насыпав холмик, они сразу же наносили камней, чтобы дикие звери не осквернили захоронение.
Положив последний камень поверх пирамиды, жрец выпрямился и посмотрел на мальчика – сдержанного, стоявшего в головах могилы. Видно было, что Киэр борется с нахлынувшими чувствами, не давая пролиться слезам, затуманившим ему глаза. Ивейн искренне верил, что те, кто перешагнул порог смерти, перешли в лучший мир, но его синие, как июльское небо, глаза, наполнились нежностью и сочувствием к страдающему ребенку.
– Хочешь помолиться над местом их последнего успокоения? – мягко спросил у мальчика Ивейн.
Согретый сочувствием, Киэр тем не менее устыдился своей утренней вспышки и слез. Это было тем более стыдно, что случилось при Ивейне, таком сильном и сдержанном. Изо всех сил стараясь не выдать волнения, мальчик кивнул, и яркие лучи предзакатного солнца сверкнули у него в волосах.
– Ради спасения души моего отца…
Сдавленный голос внезапно прервался, но Ивейн ошибался, решив, что это от слез комом стоявших у мальчика в горле. На самом деле, тот вдруг опомнился, сообразив, что есть вещи, о которых он должен молчать; еще мать предупреждала его об этом.
Пока Киэр осенял себя крестом и, склонив голову, беззвучно молился, Ивейн стоял рядом почтительно, неподвижно. Ему была понятна боль мальчика. Он и сам ведь потерял и родителей, и бабушку с дедушкой, и утратил почитаемого наставника.
Когда последнее прощание закончилось, Киэр взглянул на темноволосого спутника. Мальчик колебался, не решаясь задать мучивший его вопрос.
– Почему мы не нашли Сайэн? – Киэр не осмеливался признаться в своей догадке, но в словах его звучало затаенное волнение. – Я думаю, вдруг она осталась жива, но ее похитили.
– Сколько лет было твоей сестренке? – негромко спросил Ивейн, пытаясь найти объяснение, которое рассеяло бы тревогу мальчика. Он, правда, сам удивлялся, как это родители не держали рядом с собою ребенка в последней отчаянной попытке спастись от огня.