Пока светит солнце! - Конторович Александр

— Ты, Темир, хороший стрелок?

— Не очень, товарищ капитан. Но ведь, вы же стрелять умеете? А когда немцы ближе подойдут, тут уже и я попаду.

— Не сомневаюсь. В такую цель, как танк, попасть нетрудно. Даже и с закрытыми глазами.

— Почему же — в танк?

— А потому, что немцы и так уже народу прилично потеряли. И рисковать, посылая солдат на неизвестного стрелка, не станут! Проще нас из пушек накрыть, а после того — танком проутюжить. Много мы ему сейчас урона причиним? Разве что пулями краску пообдерём?

— А как же… — не мог успокоиться танкист. — Ребята наши — те, что здесь полегли? Так и не отмстим за них?

— Чтобы отомстить, Мусабаев, надо в живых остаться. Тогда — да, можно фрицам сала горячего за воротник залить. А с мертвого какой толк? Так что, сидим тут тихо! А вечером уходим, к своим будем пробиваться. Надо об этих немцах сообщить, разведданные передать. И спорить тут нечего — это приказ! Ясно?

— Так точно, товарищ капитан… — уныло ответил танкист. По нему было видно, что полностью свою затею он так и не оставил, но приказ есть приказ и возражать старшему по званию ефрейтор не стал.

— Тогда ложись спать, к ночи нам все силы потребуются.

— Как это — спать?

— Да так. Немцы сюда не лезут, зачем же тогда двоим бодрствовать?

— А вы, товарищ капитан?

— Так я в танке не горел! И ран на мне нет. Стало быть, и отдых мне нужен не так скоро.

И никто из них двоих даже и не предполагал, что эта, казавшаяся им столь важной, стычка была лишь крохотным эпизодом громадного сражения, развернувшегося на всем протяжении границы. Капитан не знал, да и не мог знать о том, что танковые клинья немцев уже достаточно глубоко вонзились вглубь территории страны. Что он сам находится в тылу наступающих немецких войск. Ничего этого он не знал и, занимаясь чисткой трофейного оружия, прикидывал свои дальнейшие действия.

Разумеется, никто из немецкого руководства ничего не ведал о существовании какого-то там капитана пограничных войск. Его никто не принимал в расчёт. Уже была подана по команде заявка на эвакуацию подбитой техники, и в самое скорое время она, восстановленная на танкоремонтных заводах, вновь займёт свое место в боевых порядках победоносной германской армии. Новые экипажи поведут в бой эти боевые машины. Но никто и ни на каком заводе, ни в каком госпитале, не вернёт к жизни погибших солдат. Их не поставят в строй и не дадут в руки оружие. И кто знает, может быть, именно этих солдат и не хватит немцам для решающего удара? Ни о чём подобном сейчас и не думал Ракутин. Его мысли не простирались настолько далеко. Он просто чистил оружие и готовился к дальнейшим действиям. Всё было понятно. Вон там, в поле, окопался противник. Кем были эти солдаты в прошлом, какие мысли и чаяния возникали в их головах, кого они любили и ненавидели — ничего из этого сейчас не имело никакого значения. Это были враги. И для Алексея всё было предельно ясно — враг на его земле. И уже поэтому, он не имеет права на жизнь.

23.06.1941 г

Ну, мать его, из Мусабаева и ползун! Да за версту слыхать! Капитан уже замучился одергивать танкиста ежеминутно, чтобы тот шумел поменьше. Оно и понятно — кто ж их там таким премудростям обучал? Строевая да знание уставов и матчасти — небось, все уши прожужжали. А скрытому передвижению, да ещё ночью… кому такое в голову могло прийти? Вот и пожинаем сейчас… плоды успешного обучения. Один плюс — далеко уже отошли, не услышат нас немцы.

— Ладно, Темир, хорош ползти — на ноги вставай.

— Так немцы же, товарищ капитан!

— Далеко они, почитай на версту мы отползли. Или около того. Не услышат уже. Ножками теперь пойдём.

— А куда?

— Куда ваш батальон шел?

— Командир об этом знал. А нам и не говорили…

— Ладно. В Радзехув наш капитан, тот, которого вы у немцев отбили, шел. Не дошел, стало быть, где-то там немцы шастают. Но, насколько я в курсе дела, воевать по ночам они не любят и не особенно умеют. Значит, есть у нас с тобою шанс их посты миновать. До города доберёмся, а там, глядишь, всё и разъяснится. Там-то уж точно наши сидят, не могли фрицы его так быстро взять!

— Ясно, товарищ капитан!

— Стало быть, Мусабаев, диспозиция у нас с тобой…

— Чего, товарищ капитан?

— Тьфу ты! Порядок движения, короче говоря. Одним словом, карабин в руки — и топаешь за мной. По возможности — тихо. Не в танке, чай! Не стреляешь, пока я тебе такую команду не дам, понял?!

— А ежели немцы?

— Если там будет один-два человека — ты мне и вовсе не потребуешься, сам справлюсь. А вот если больше… впрочем, там видно станет. Только первым не стреляй! Мало ли, сколько их там ещё по кустам сидит? И за тылом следи — у меня глаз на затылке нет! А вдруг какой-то злодей сзади выскочит?

Получив задание, ефрейтор даже как-то воспрял духом и более не отвлекал на себя внимание капитана. Даже пошел тише, чтобы лучше слышать. Ну и славно! Не то, чтобы Ракутин ожидал от него существенной поддержки в случае стычки с противником. Здесь необученный премудростям ночного боя солдат стал бы, скорее, помехой, нежели подмогой. Но, должным образом озадаченный, он, выполняя полученный приказ, не требовал более постоянной опеки со стороны пограничника. Правильно озадачить подчиненного — уже полдела сделано! Так частенько говаривал ещё старшина заставы, где проходил срочную службу Ракутин. И он был, безусловно, прав!

Примерно после часа пути, капитан заметил впереди какие-то смутные очертания. Летние ночи коротки и не так темны, как зимние. Да и луна подсвечивала весьма прилично, местами приходилось останавливаться и прятаться в тень от кустов, чтобы повнимательнее просмотреть дальнейший путь. И вот, в свете луны, на дороге появились какие-то непонятные предметы. Издали невозможно было разобрать их очертаний. Остановившись, Алексей придержал танкиста.

— Что там, товарищ капитан?

— Сам не пойму… что-то на дороге есть… Давай следом, не теряйся и не шуми.

Пройдя ещё метров пятьдесят, пограничник принюхался. Бензин? Несомненно, этот запах ни с чем перепутать невозможно. Ага, стало быть, на дороге стоят машины?

Ещё метров сто.

Машины действительно были — три штуки. Один грузовик завалился боком в кювет, второго пули настигли при попытке свернуть в сторону с дороги. И только третий выглядел относительно целым. Если не считать здоровенной дыры в радиаторе и разбитых стекол кабины. Уронив голову на руль, обвис на нём водитель.

— Мусабаев!

— Я!

— Другие машины осмотри! Может, живой кто остался?

Но, увы, никого живого здесь не нашлось. Несколько тел лежало на дороге, по-видимому, их подстрелили при попытке убежать. Судя по пробоинам в крышах автомашин, стрельба велась откуда-то сверху.