Мать. Из жизни Матери - Нилима Дас

…Это все очень сложно. Чтобы добраться до истоков этих различий, необходимо глубоко погрузиться в самого себя, в свое подсознание и даже еще глубже. Поэтому, если вы хотите обладать независимым чувством красоты, независимым от любых расовых предпочтений, ваше сознание должно стать универсальным, вселенским… Чтобы постичь истинную красоту, независимую от форм, надо подняться выше всех форм. И только познав красоту саму по себе, вне проявленных форм, вы сможете распознать ее в любой форме. И это действительно очень интересно.12

Вот такая небольшая история: одного из моих друзей после поездки в Индию попросили поделиться своими впечатлениями. При этом разговоре присутствовала одна пожилая легковерная дама, которая, в свою очередь, спросила: «А считают ли в Индии количество душ?» «Да», – ответил мой друг. «И сколько же их там?» – полюбопытствовала дама. «Всего одна», – последовал ответ.13

Понятие о том, что в жизни является необходимым, достаточно относительно. Мне вспоминается случай с одним голландским художником, который как-то сюда приезжал. Он нарисовал, между прочим, портрет Шри Ауробиндо, который, по-моему, еще сохранился. Этот художник занимался также йогой. Однажды он сказал мне, что в жизни он может обходиться без многого, он был уверен, что человек может существовать, сведя свои потребности до необходимого минимума. «И в этот минимум, – добавил он, – непременно должна входить зубная щетка». Я тогда еще не бывала в Индии, иначе я бы ему ответила: «Миллионы людей в мире живут без всяких зубных щеток, обладая, несмотря на это, прекрасными чистыми зубами. Зубная щетка – это не единственное средство для поддержания зубов в хорошем состоянии». А тот художник был убежден, что можно отказаться от всего, но чистоту полости рта следует поддерживать только с помощью зубной щетки. Это очень хорошая иллюстрация определенных свойств человеческого рассудка. Человек привыкает к чему-либо и поэтому считает, что не может без этого обойтись. А это, очевидно, проявление совершенного невежества, поскольку если у нас есть определенные потребности (а содержать полость рта в чистоте, например, вполне обоснованная потребность), то привязанность к одному единственному способу их удовлетворения совершенно произвольна. Ведь те же зубные щетки появились не так уж давно.

В другой раз кто-то решил, что сможет прекрасно обойтись вообще без всего, – мы обсуждали, какие самые необходимые вещи требуются в пешем походе (ведь, когда нужно проходить, скажем, по сорок-пятьдесят километров в день и все нести на себе, вес багажа хочется свести к минимуму). Так что мы пытались выяснить, что является действительно необходимым и должно быть в рюкзаке. Кому-то требовалась зубная щетка, кому-то – кусок мыла (в результате набирается масса подобных мелочей). Но сколько людей здесь, в Индии, вообще никогда не пользовались мылом, и это вовсе не мешает им содержать свое тело в чистоте! Для этого существуют и другие способы. Здесь мы имеем дело с одним из самых консервативных свойств человеческого ума: он накапливает множество подобных мелких понятий и правил, и они настолько прочно укореняются в человеке, что он начинает относиться к ним как к самым необходимым потребностям. Если бы вы поездили по свету, вы бы легко заметили, что то, что для вас совершенно необходимо, вовсе не является абсолютно незаменимым где-нибудь в других краях, там могут даже не подозревать о существовании столь нужных вам предметов обихода, и то, что так нужно вам, там вообще никому неизвестно и не представляет ни малейшей ценности. А значит, это не является необходимостью. Наши индивидуальные потребности – это следствие воспитания и жизни в определенной среде. Все это очень относительно, и не только относительно, но и преходяще.14

Но, в конце концов, я считаю, что потребности человека не так уж и велики. Помню, как однажды во Франции мы вчетвером отправились в поход в горы. Мы предполагали выйти из одного города и прийти в другой. Все путешествие должно было занять у нас восемь или десять дней. Естественно, что каждый из нас нес за спиной свою поклажу, состоящую из необходимых в походе вещей. Прежде чем отправиться в путь, мы собрались вместе, чтобы обсудить, без чего мы не сможем обойтись в пути. И всякий раз подобные обсуждения заканчивались следующим образом: «Ну, без этого-то мы уж как-нибудь обойдемся!» В конечном счете наша поклажа сокращалась до минимума… Помню, как один датский художник обычно повторял в таких случаях: «Когда я путешествую, мне нужна всего одна вещь, это – зубная щетка». Но кто-то заметил, что зубную щетку можно с успехом заменить собственным пальцем.15

Помню, это было давно, когда я находилась в компании молодежи, и они удивлялись, как это мне удается, проснувшись утром, легко и просто, одним прыжком, подниматься с постели. «Как ты это делаешь? – спрашивали меня они. – Нам для этого требуется прикладывать усилие воли». Они были очень удивлены, что для меня это не составляло никакого труда. Меня же удивляло, в свою очередь, как раз обратное, почему они не могли вставать утром бодро и легко. «Как же может быть иначе, – недоумевала я, – если вы решили встать с постели, то вы встаете и все». Но человеческое тело подвержено тамасу, и требуется прикладывать усилие воли, чтобы поднять его с кровати и начать действовать.16

Обычно все религиозные учения имеют в своей основе… очень ограниченное знание, облеченное в отточенные, тщательно выверенные формулировки, легко запоминающиеся и прочно закрепляющие в вас убеждение, что именно они и только они и содержат в себе полную и окончательную истину. Так что для того, чтобы обладать этой истиной, вам нужно всего лишь изучить то, что написано в книге. Это так удобно! У каждой религии есть своя книга или несколько книг – катехизис, индуистские тексты, Коран, – одним словом, какой-то свод священных книг, которые вам нужно выучить наизусть. Вам внушают, что именно это и есть истина, и вы совершенно уверены в том, что так оно и есть, и чувствуете себя очень уютно. Это очень удобно, вам не нужно прилагать усилий, чтобы что-то постичь, понять, познать. А те, кому неведома эта «истина», которую посчастливилось постичь вам, идут по ложному пути, и вы даже молитесь за тех людей, которые живут не по ней! Все это свойственно всем без исключения религиям. Но во всякой религии встречаются и те, кто знает о духовной жизни больше и чья вера не столь примитивна. Я была знакома с одним из таких людей, приверженцем католической веры. Это была важная фигура в своей среде. Я рассказала тому человеку об известных мне вещах и задала вопрос: «Почему вы действуете таким образом? Почему поощряете невежество?» И он ответил следующее: «Эти действия можно назвать политикой успокоения: действуя подобным образом, мы поддерживаем мир в умах и душах людей. Если бы мы действовали иначе, мы бы не смогли заставить людей слушать нас, верить нам, жить по тем правилам, которые мы проповедуем. Именно в этом и состоит секрет долгожительства религий, на этом они и держатся, благодаря этому существуют». Кроме того, он рассказал, что в этой религии, как и в древних эзотерических культах, есть люди посвященные, знающие. Существуют особые школы, в которых передается древняя традиция. Но говорить об этом запрещено, это должно храниться в тайне. Истинное содержание, значение религиозных символов отлично от того, что преподносится пастве. Но обычных прихожан в это знание не посвящают.

Истоки такой религиозной политики – особое благородство и сострадание ее деятелей, как они сами думают и утверждают, рассуждая приблизительно так: «Если людям с ограниченными умственными способностями – а их немало – открыть какие-то слишком высокие, слишком великие истины, то это вызовет у них смятение, душевное беспокойство, сделает их несчастными. Все равно им этих вещей никогда не понять. Так зачем же без надобности их тревожить? К поискам истины они не способны. И в то же время, если сказать им: «Уверовав в определенные истины, ты попадешь на небеса, в рай», они будут вполне довольны и счастливы». Видите, все так просто и очень удобно. Благодаря такой политике религии существуют столь длительное время, без нее не было бы никаких религий.17

Могущество и величие той или иной религии обычно оцениваются в зависимости от числа ее последователей, хотя истинное величие религии связано вовсе не с этим. Величие духовной истины измеряется не количеством ее приверженцев. Мне был знаком глава одной из современных религий, сын ее основателя. Однажды я услышала от него, что такая-то религия формировалась в течение стольких веков, другой потребовалось столько-то, в то время как основанная ими религия за пятьдесят лет снискала себе более четырех миллионов верующих. «Видите, – добавил он, – какую великую религию мы основали!» Религии, конечно, могут определять свое величие по числу своих приверженцев, но Истина всегда будет оставаться Истиной, даже если у нее не будет ни одного последователя.18