Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Джеймс Купер

— Вопрос этот, дружище, глубокий, как океан, и рассуждения могут привести к бессмыслицам еще почище тех, что бывают у нас в счислении курса… Но что это? Кажется, я слышу удары весел!

— Нет, это какой-то шум на берегу. Что ж, я не очень-то хороший лоцман по проливам религии. Тут всякий новый довод все равно что риф или песчаная мель; приходится ложиться на другой галс и лавировать, иначе я мог бы стать епископом, потому что все на свете оборачивается не тем концом. Да, ночь сегодня темная, все звезды попрятались. А я в жизни еще не видывал, чтобы вылазка удалась в такой темноте!

— Что ж, тем хуже для наших врагов… Постойте, уж теперь-то я ясно слышал, как скрипели весла в уключинах!

— Да нет же, это опять с берега, уж береговой шум я ни с чем не спутаю, — спокойно возразил штурман, все еще глядя на небо. — Мир, в котором мы с вами живем, капитан Ладлоу, устроен удивительным образом; но еще удивительней тот мир, куда мы держим путь. Говорят, что миры плавают вокруг нас, как корабли в океане, а ведь есть люди, которые верят, что когда мы покинем эту планету, то отправимся на другую, где каждый получит воздаяние за свои поступки, и выходит так, будто ты просто-напросто переходишь на другое судно со служебной характеристикой в кармане.

— Да, сравнение удачное, — отозвался капитан, перегибаясь через бортовые поручни и внимательно прислушиваясь. — Вы правы, я ошибся, это было лишь сопение дельфина.

— Ну, положим, так громко мог пыхтеть и кит. Ведь у этого острова много китов и крупных рыб, а на песчаных холмах к северу отсюда живут смелые гарпунеры. Как-то плавал я с одним офицером, который знал названия всех звезд на небе, и я, бывало, часами во время ночной вахты слушал его рассказы об их величине и всяких свойствах. Он уверял меня, что всеми светилами управляет одна сила, будь то метеоры, кометы или планеты.

— Наверно, он сам там побывал, если рассуждает так уверенно.

— Ну нет, этого я бы не сказал, хотя немногим довелось побывать так далеко на севере и на юге… Но я слышу какой-то шум вон там, где над самым морем мерцает звезда.

— А это не птица?

— Ну нет! Вон там, с правого борта, что-то виднеется. Это движутся на пас спесивые французы, и тот, кому посчастливится уцелеть, будет считать убитых и гордиться своими подвигами!

Штурман спустился с полубака и стал обходить команду. От смелого полета его мысли не осталось и следа, он теперь был всецело поглощен своим делом.

Ладлоу остался на баке один. По крейсеру пронесся тихий шепот, похожий на шелест поднимающегося ветра, а потом снова наступила мертвая тишина.

«Кокетка» стояла кормой к берегу, от которого ее отделяло менее мили. Носом к морю ее развернула сильная волна, непрерывно набегавшая на широкий песчаный пляж острова. Снасти фок-мачты мешали Ладлоу вглядываться в туманную даль, и он взобрался на бушприт, чтобы без помех осмотреть океан. Не прошло и минуты, как впереди смутно показался ряд темных точек; медленно надвигаясь на крейсер, они становились все яснее. Увидев врагов, Ладлоу вернулся на бак, а оттуда пошел к матросам. Через несколько секунд он уже снова был на баке и стал расхаживать по нему взад и вперед, неторопливо и спокойно, словно вышел освежиться и подышать ночным воздухом.

На расстоянии ста морских саженей от крейсера французские шлюпки остановились и начали перестраиваться. В тот же миг налетел первый порыв берегового ветра, и корма крейсера слегка сдвинулась в сторону моря.

— Поставить бизань! Отдать марсель! — вполголоса скомандовал молодой капитан.

В тот же миг паруса заполоскали на ветру. Крейсер повернулся еще круче, и Ладлоу едва устоял на ногах.

Под мартин-штагом блеснула яркая вспышка, дым заклубился над океаном, и, обгоняя его, над водой с визгом пронеслась картечь. Раздались крики, слова команды, отчаянные удары весел по воде — теперь уж французам нечего было таиться. Новая вспышка озарила океан, и три или четыре легкие пушки ответили со шлюпок на смертоносные выстрелы с корабля. Ладлоу не вымолвил ни слова. Он стоял один, у всех на виду, и хладнокровно, как подобает настоящему капитану, смотрел на результаты перестрелки. Его плотно сомкнутые губы скривились в торжествующей улыбке, когда шлюпки в панике заметались под градом картечи; но, когда он услышал треск обшивки у себя под ногами, громкие стоны и стук ядра, которое пронеслось по палубе, ломая все на своем пути, лицо его стало жестким и гневным.

— Всыплем им хорошенько! — крикнул он звонким, взволнованным голосом, напоминая своим людям, что капитан с ними и помнит о них. — Смелей, молодцы, покажите им, как чутко спят англичане! Беглый огонь!

Команда была выполнена. Раздался выстрел из второго носового орудия, заговорили мушкеты и мушкетоны. В тот же миг шлюпки гурьбой подкатились под бушприт и раздались громкие крики — это французы кинулись на абордаж.

Матросы самоотверженно отстаивали свой крейсер. Дважды на ноке бушприта появлялись темные фигуры людей, чьи искаженные лица были видны лишь при вспышках пистолетных выстрелов, и дважды англичане сметали их пиками и штыками. Однако третья попытка оказалась более успешной, и вот уже топот нападающих послышался на баке. Бой был короткий, но яростный, и палуба вскоре стала скользкой от крови. Булонец был во главе французов, а Ладлоу и Трисель сражались в эту опасную минуту бок о бок со своими матросами. Но силы были неравны; к счастью для капитана «Кокетки», кто-то упал прямо на него и столкнул его с бака.

Вскочив на ноги, Ладлоу стал ободрять своих людей, ответивших ему громкими криками, которые моряк всегда издает в трудную минуту, сражаясь до последнего вздоха.

— К трапам, защищайте трапы! — воскликнул капитан.

— К трапам, храбрецы! — подхватил Трисель слабеющим голосом.

Моряки повиновались, и Ладлоу убедился, что еще не все потеряно.

Обе стороны медлили. Нападающих сдерживал мушкетный огонь с мачт, а защитники не решались переходить в наступление. Но вот те и другие бросились друг на друга, и у фок-мачты закипела жестокая схватка. В тылу у французов собралась целая толпа, и, как только один падал, на его место становился другой. Наконец англичане отступили, и Ладлоу поднялся на ют.

— Отходите, ребята! — громко скомандовал он, перекрывая крики и шум боя. — Отходите в бортовые коридоры, укрывайтесь за орудиями!

Англичан словно ветром сдуло. Одни залезли на тент, другие — под защиту пушек, многие нырнули в люки. И тогда Ладлоу решился на отчаянный шаг. Он прибег к последнему средству. Вместе с канониром он поднес спички к двум фальконетам, стоявшим в боевой готовности.