Отныне и вовек - Джеймс Джонс

— Сэр, командир роты старался сделать все, что мог, — сказал Пит.

— Сержант Карелсен, ради бога! — поморщился Росс. — Перестаньте обращаться ко мне в третьем лице, а то можно подумать, что меня здесь нет. Вольно! Отдохните. Расслабьтесь. Мне эти церемонии ни к чему.

Пит отставил левую ногу на уставные двенадцать дюймов и сцепил руки за спиной.

— Сэр, я хочу, чтобы командир роты знал, что я очень благодарен за все, что он сделал, — без всякого выражения проговорил он с каменным лицом солдата, застывшего по стойке «смирно». — Я этого никогда не забуду, сэр.

Росс молча посмотрел на него. Потом снова потер лицо.

— Вы, кстати, можете эту пару дней ночевать здесь, Карелсен. Пока вас не вызовут в Скофилд. Хоть поживете немного в приличных условиях. Скажите сержанту Малло, что я велел выдать вам раскладушку. Поставите ее в штабной палатке. Пусть взвод оружия привыкает обходиться без вас.

— Так точно, сэр, — ответил Пит. — Спасибо, сэр. — Слегка наклонив корпус вперед, он медленно и даже с известным шиком перешел в стойку «смирно» и все тем же неторопливым широким движением снова отдал честь. Это было очень красиво.

— Сэр, если командир роты разрешает сержанту уйти, сержант хотел бы считать себя свободным.

— Валяйте, — сказал Росс.

Пит медленно, четко выполнил поворот кругом и двинулся к двери идеальным строевым шагом.

— Что это у вас тут? — Росс показал пальцем на стол.

— Пит, подожди минутку, — окликнул Тербер Карелсена. — Я думаю, тебе тоже захочется послушать. — Он аккуратно разложил вещи и рассказал про Пруита.

— Так-так, — сказал Росс. — Замечательно. Просто потрясающе. Для полного счастья нам только этого не хватало.

— Милт, а когда же это случилось? — спросил от двери Пит. Впервые за все это время его голос прозвучал естественно, по-человечески, в нем даже слышалась тоскливая нотка. И от этого в душе Тербера закипел глухой гнев.

— Около восьми, — бесстрастно ответил он.

Он пересказал им то, что слышал от сержанта патруля ВП. Потом, чтобы Россу было понятнее, вкратце рассказал всю предысторию, начиная с того, как Пруит ушел из горнистов.

Кое о чем он умолчал. Например, о покойном штаб-сержанте Толстомордом Джадсоне. И ни словом не обмолвился о том, как с легкой руки Лысого Доума должен был целую неделю прикрывать Пруита в утренних сводках. Про Лорен из «Нью-Конгресса» он тоже не рассказал.

— Что ж, — сказал Росс, дослушав Тербера. — Парень, видно, был не промах. Это же надо умудриться — нарушил чуть ли не все статьи дисциплинарного устава! Чуть не подвел роту под монастырь, а я даже не припомню, как он выглядел.

— Сэр, если командир роты разрешит, я пойду, — сказал от двери Пит. — В данном вопросе я ничем не могу быть полезен ни командиру роты, ни старшине.

— Конечно, сержант, идите, — кивнул Росс. — Ложитесь спать. Нам с вами обоим не мешает выспаться.

— Так точно, сэр. Спасибо, сэр. — Пит снова медленно и четко перешел в стойку «смирно», еще раз великолепным жестом отдал честь и классически проделал поворот кругом. — Милт, — свистящим шепотом позвал он Тербера, выйдя за висевшую перед дверью маскировочную штору. — Я в Скофилде добыл пару бутылок. Экстра-класс. Приходи потом в палатку.

— Что это с ним? — спросил Росс, когда Пит ушел. — Зачем он со мной так официально? Я ведь действительно сделал для него все, что мог.

— Вы его не понимаете, — сказал Тербер.

— Да, совершенно не понимаю.

— Он хочет подчеркнуть, что он — солдат. Старается доказать, что все равно остался солдатом. Вы тут ни при чем, лейтенант.

— Мне иногда кажется, я никогда не пойму, что вы за люди, — сказал Росс. — И что такое армия — тоже.

— А вы не торопитесь, — посоветовал Тербер. — Не всё сразу. У вас впереди еще много времени.

Усевшись на стуле поглубже, он обрисовал Россу ситуацию с подполковником Хоббсом из управления ВП и объяснил, что все с ним уладил, Россу теперь надо только поменьше открывать рот и побольше кивать.

— Мне казалось, у Пруита нет родственников, — удивился Росс.

— А их у него и нет. Но так для всех будет проще. И более того, — Тербер многозначительно посмотрел на Росса, — в списках роты не будет фигурировать убитый дезертир.

— Понимаю, — сказал Росс. — Можете на меня положиться. — Он снова потер лицо. — М-да, хорошенький рапорт получит от меня Делберт. И еще после сегодняшнего разговора. Знаете, возможно, даже к лучшему, что мы избавились от этого Пруита.

— Возможно.

— Вы, наверно, думаете, я бесчувственный сухарь?

— Нет.

— Я отвечаю прежде всего за роту в целом. А не за отдельных людей. И если кто-то один своим поведением ставит под угрозу интересы всей роты, он тем самым опасен и для меня. И я повторяю: я думаю, это даже к лучшему, что мы наконец от него избавились.

— Передо мной вы можете не оправдываться, — сказал Тербер.

— Я должен оправдаться перед собой, — заявил Росс.

— Дело ваше. Но я тут при чем? Если вам так нужно выпустить пар, отмолотите лучше боксерскую грушу.

— Вы, вероятно, считали, что этот Пруит незаурядная личность, да, сержант?

— Нет. Но я считал, что он хороший солдат.

— Судя по вашим рассказам, тот самый случай, — язвительно заметил Росс.

— По-моему, он был ненормальный. Он любил армию. Любить армию могут только ненормальные. Из таких психов, как он, выходят отличные парашютисты-десантники и «командос». Будь он повыше ростом, ему бы там было самое место. Он любил армию так, как немногие мужчины любят своих жен. Любить армию до такой степени могут только ненормальные.

— Это правильно, — согласился Росс.

— Во время войны страна дорожит каждым хорошим солдатом. Чем их больше, тем лучше.

— Одним солдатом больше, одним меньше — роли не играет, — устало сказал Росс.

— Вы так думаете?

— В любой войне все решает индустриальная мощь.

— Вот я и говорю, что любить армию может только ненормальный.

— Да, наверное… Ладно. Вы-то скоро уедете, и у вас все останется позади. По крайней мере все это. — Размазывая пыль по грязным щекам, Росс опять потер рукой лицо, потом встал, надел каску и взял свой карабин. — Я пока не ложусь. Мне еще надо съездить на Макапуу, посмотреть, как там дела. Без Карелсена Крибиджу придется туго. Первое время они там попыхтят. Короче, в случае чего, я на Макапуу.

— Будете идти мимо, пришлите сюда Эндерсона или Кларка, пусть сменят меня у коммутатора.

— Кого назначить в первую смену?

— Все равно. Они между собой сами решат. Но Розенбери я хочу поставить последним, он здесь дежурил, пока меня не было.

— Хорошо. — Росс ушел.

Через несколько минут в фургон поднялся ротный горнист Эндерсон. Заспанный и взъерошенный, он вошел в дверь с мрачным видом человека, поставившего на красную масть, когда выпала черная.

— Что, проиграл? — спросил Тербер.

— Надо было заставить его снять колоду, — буркнул Энди. — С Пятницей у меня каждый раз так.

— Сейчас двенадцать. Осталось всего восемь часов. Три часа отдежуришь сам, потом на три часа посадишь Пятницу, а Розенбери — на последние два. Он и так тут весь вечер сидел, пока вы дрыхли. — Тербер встал и взял из угла свою винтовку.

— Понял, старшой. — Энди явно был не в восторге, но куда денешься: пререкаться с Цербером так же бессмысленно, как спорить с папой римским. Особенно когда у Цербера такое настроение. — Старшой…

— Что?

— Это правда насчет Пруита?

— Правда.

— Ну и дела! Сурово. — Энди достал из кармана комикс и уселся перед коммутатором. — Вот уж сурово.

— Да, верно.

Киавы дохнули на него сверху свежим морским воздухом, поздно взошедшая луна еще только поднималась над горами за мысом Коко, и в серебряном свете вся роща казалась одной темной пещерой. С того места, где он стоял, пятнистый мрак рощи круто спускался к ярко освещенному луной плоскому пятачку автостоянки на вершине скалы, откуда они с Карен в тот раз смотрели, как резвились выехавшие на пикник студенты.

Все это было теперь так далеко… Винтовка тяжело оттягивала плечо, и он выбрал наугад одну из проложенных в песке тропинок — с тех пор как рота обосновалась на побережье, тропинки день ото дня становились утоптаннее, глаже и постепенно расползались паутиной по всей роще, петляя между недавно натянутыми палатками, фургоном КП и двумя уборными, стоявшими здесь и раньше. Чистый воздух приятно наполнял легкие и холодил лоб.

Он шагал сквозь рябь лунного света и чувствовал, как внутри у него зреет тяжелая, страшная злоба. Перейдя на другую тропинку, он двинулся к россыпи палаток.

В штабной палатке было темно: Пятница и Розенбери спали. Он снова поменял тропинку и пошел в сторону асфальтированной дороги, за которой чернела палатка вещевого склада.