Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Цели своей он достиг. Он еще раз заржал и теперь снова стал слушаться поводьев. Мне же было не по себе; меня тошнило; перед глазами было темно. Позади слышались дикие крики и цоканье копыт. Впереди раздался голос Халефа:

— Лорд, лорд! Назад, быстрее назад!

Я собрался с силами и прыгнул… нет, я вывалился из седла, чтобы прийти на выручку Линдсею, лежавшему на земле без движения. Но вой, раздавшийся позади нас, отвлек мое внимание от англичанина. Аладжи громадными прыжками спускались со скалы; следом спешили шестеро или восьмеро молодчиков, испуская дьявольские вопли и стреляя в нас на бегу — глупость с их стороны, ведь они палили мимо. Если бы они поберегли пули, пока не подбежали ближе, то с нами все было бы кончено.

В подобные мгновения нет времени бояться и нет времени сетовать, что трещит голова. Я видел бежавших навстречу врагов и возвращавшихся к нам друзей. Впереди всех бежал Халеф.

— Где ружья? — спросил он, прыгая с лошади, мчавшейся чуть ли не галопом. — Сиди, где ружья?

Естественно, времени на объяснения у меня не было, ведь через каких-то четыре секунды аладжи настигли бы нас.

— Стойте! Стреляйте! — громко воскликнул я.

У меня оставалось лишь время, чтобы левой рукой выхватить у хаджи саблю из ножен. В правой руке у меня был чекан; я тут же отскочил в сторону, прижавшись к скале, чтобы прикрыть тыл. Когда я обернулся, оба аладжи, словно дикие звери, бросились на меня. В их кулаках были зажаты чеканы; в левой руке они держали пистолеты, направив их на меня; с расстояния в двенадцать-тринадцать шагов они выстрелили. Я бросился на землю. Пули ударились в скалу над моей головой. Я ожидал повторных выстрелов, ведь пистолеты их могли быть двуствольными, поэтому мигом отскочил как можно дальше к скале, по-прежнему крепко сжимая в руках саблю и чекан — верно! Еще два выстрела, и опять они не попали в меня; потом я быстро привстал.

Между первыми двумя и последними двумя выстрелами не прошло и секунды. Аладжи были слишком вспыльчивы. Теперь они побросали ставшие ненужными пистолеты и, подняв топоры, бросились на меня.

Я мог рассчитывать лишь сам на себя, ибо видел, что лорд все еще лежал неподвижно на земле. Трое моих спутников вскинули ружья и выстрелили в нападавших, попав в некоторых из них, но остальные стали их окружать.

Позднее Халеф смущенно признался мне, что целился в аладжи, но не попал ни в кого, потому что руки его дрогнули от волнения. Теперь шестеро врагов стояли лицом к лицу с Халефом, Оско и Омаром; я не мог прийти им на помощь. Каждому из нас пришлось сражаться с двумя врагами.

Если бы мне и впрямь хотелось участвовать в схватке не на жизнь, а на смерть, сражаясь гайдуцким топором, то сейчас я мог утолить свое желание сполна. Два чекана против одного! Два исполина, искушенные в обращении с этим оружием, против меня, который прежде сражался в ближнем бою лишь с томагавком в руках — более легким, и я бы сказал, более изящным оружием. Лишь удивительное хладнокровие могло меня спасти. Я не мог тратить силы зря; я готовился лишь парировать удары, направленные против меня, чтобы молниеносно использовать любую приоткрывшуюся мне возможность. Позднее и не вспомнить, что думаешь и чувствуешь в такие мгновения.

На мое счастье, аладжи словно ослепли от ярости. Они беспорядочно наносили удары, пытаясь настичь меня. Один мешал другому прикончить меня смертельным ударом; их топоры задевали друг друга. Они ревели, как раненые тигрицы, у которых похитили их детенышей.

Повернувшись спиной к скале, но не прижимаясь к ней, что мешало бы движениям рук, я отражал их удары, всякий раз выбирая нужный ход, то выставив чекан и парируя их удар, то сам нанося удар снизу, то ловко кружась, когда они наносили удар одновременно. Ни один из их ударов не попал в цель. Мое спокойствие лишь удваивало их бешенство и побуждало их беспорядочно нападать.

Где-то посредине дороги все кричало, бурлило и бесновалось, словно сотни людей сражались друг с другом. Оба отряда стреляли из ружей; прозвучало несколько пистолетных выстрелов; началась рукопашная схватка. Мне стало боязно за друзей; мне надо было как можно быстрее отделаться от своих противников.

Лица обоих аладжи были почти иссиня-красны от злобы и напряжения. Они пыхтели; с их губ сочилась пена. Поскольку я парировал любой их удар, они стали замахиваться на меня ногами. Мне надо было это использовать.

Едва я отразил, вращая чекан, сразу два их удара, нанесенных одновременно, как Сандар поднял ногу, чтобы пнуть меня в живот, пока его брат снова заносил топор. Тотчас мой чекан опустился ему на колено, и я метнулся в сторону, чтобы не попасть под топор Бибара, парировать который у меня уже не было времени. Сандар рухнул наземь, воя от боли; топор выскользнул из его руки.

— Собака! — ревел Бибар. — Это твоя смерть!

Он так сильно размахнулся, что топор чуть не упал у него за спину. Мне уже нечего было бояться его брата, поэтому я переменил позицию и отскочил подальше от скалы. Бибар не мог меня ударить, потому что теперь я оказался сбоку от него. Я стал кружить возле него, смотря ему пристально в глаза, и в то же время переложил оружие из одной руки в другую; теперь чекан оказался у меня в левой руке, а сабля — в правой руке. Он повернулся вокруг своей оси, стараясь все время держаться ко мне лицом. Когда он заметил мою манипуляцию, то крикнул, издевательски усмехнувшись:

— Хочешь саблей меня ударить? Тогда тебе смерть, ты червь!

— Бей его! — крикнул его брат, сидя на земле и держась обеими руками за колено. — Он размозжил мне ногу. Бей его!

— Сейчас, сейчас! Он свое получит!

Я остановился, чтобы дать ему время для удара. Его чекан со свистом опустился; мой — я держал его в левой руке — взметнулся вверх; оба топора столкнулись. Конечно, он вложил больше силы в удар, чем я; я знал это заранее и этого добивался. Я выпустил топор, сделав вид, что он выбил его из моей руки.

— Так и надо! — проревел он. — Вот и нормально!

Он замахнулся во второй раз.

— Да, сейчас! — ответил я.

Мелькнула сабля — я метнулся от его топора, резкий удар — топор упал вместе с рукой, повисшей на нем; клинок отсек ее по локоть.

Бибар увидел руку,