Возвращение с Западного фронта (сборник) - Эрих Мария Ремарк

– Но ведь это же не политический вопрос…

– Сегодня все – политический вопрос! Швейцария – страна, в которой я гость! Нет, нет! Прошу не обращаться ко мне с подобными просьбами! – Оппенгейм раздражался все сильнее. – Что вы еще хотели?

– Хотел спросить, не пригодятся ли вам некоторые из этих вещей. – Керн достал кое-что из кармана.

– Что у вас тут? Духи?.. Туалетная вода?.. Об этом и речи быть не может. – Оппенгейм отодвинул флаконы в сторону. – Мыло? Ну что ж… Мыло нужно, пожалуй, всегда. Покажите-ка! Хорошо. Оставьте мне кусок. Погодите… – Он сунул руку в карман, ощупью нашел двухфранковую монету и, немного поколебавшись, положил ее на стол. – Вот! Полагаю, что заплатил вам очень хорошо, не так ли?

– Даже слишком хорошо. Мыло стоит только один франк.

– Ладно, ладно, – великодушно произнес Оппенгейм. – Но не рассказывайте об этом. И так от посетителей отбоя нет.

– Господин коммерческий советник, – спокойно сказал Керн, – именно поэтому я хотел бы получить за мыло не больше того, что оно стоит.

Оппенгейм слегка удивился:

– Ну, как хотите. Между прочим, это правильный принцип: не принимать никаких подарков. Мой постоянный девиз!

После обеда Керн продал еще два куска мыла, гребень и три пачки английских булавок, заработав в общей сложности три франка. Наконец, уже утратив коммерческий пыл, он машинально вошел в небольшой бельевой магазин, принадлежавший некоей фрау Саре Грюнберг.

Фрау Грюнберг – женщина с растрепанными волосами и пенсне на носу – терпеливо выслушала его.

– Ведь это не ваша профессия, правда? – спросила она.

– Не моя, – ответил Керн. – И по-моему, я не очень-то гожусь для нее.

– Хотите поработать у меня? Я как раз провожу инвентаризацию. Мне нужен помощник на два-три дня. Семь франков за день и хорошее питание. Приходите завтра к восьми утра.

– Охотно, – сказал Керн, – но я…

– Все ясно! Не беспокойтесь – от меня никто ничего не узнает.

А теперь продайте мне кусок мыла. Вот вам три франка. Достаточно?

– Слишком много.

– Вовсе не слишком много. Напротив, слишком мало. А главное – не теряйте мужества.

– На одном мужестве далеко не уедешь, – заметил Керн и взял деньги. – Но всякий раз – нет-нет да и повезет. Это получше всякого мужества.

– Если хотите – останьтесь прямо сейчас на несколько часов. Поможете мне убраться. Плата – один франк за час. Вы и это считаете везением?

– Конечно, считаю. И вообще, чем больше пустяков считаешь везением, тем чаще тебе везет.

– Когда вы постигли эту мудрость? Во время ваших скитаний?

– Нет, в промежутках между ними. Тогда я размышляю обо всем и стараюсь осмыслить произошедшее. Ведь, в сущности, каждый день учишься чему-то новому. Иной раз даже от коммерческих советников.

– Скажите, а вы разбираетесь в белье?

– Только в грубом. Недавно я провел два месяца в одном институте, где меня обучали шитью. Правда, мне поручали только самую простую работу.

– И это полезно, – сказала фрау Грюнберг. – Я, например, умею выдергивать зубы. Научилась у одного дантиста. Еще двадцать лет назад. Кто знает, может быть, со временем это и принесет мне счастье!

Керн проработал до десяти часов. Хозяйка угостила его вкусным ужином и дала пять франков. Теперь он был обеспечен деньгами на два дня и чувствовал себя куда счастливее, чем если бы получил целых сто франков от коммерческого советника Оппенгейма.

Рут ждала его на террасе небольшого пансиона, указанного все в том же списке Биндера. Тут можно было прожить несколько дней без прописки. Рут была не одна. Рядом с ней за столиком сидел худощавый пожилой мужчина.

– Ну, слава Богу! Наконец-то ты пришел! – сказала Рут, поднимаясь ему навстречу. – Я уже волновалась! Все время боюсь чего-то!..

– А ты не волнуйся и не бойся. Когда человек боится, то обычно ничего не случается. Неприятности приходят именно тогда, когда их совсем не ждешь.

– Это софистика, а не философия, – заметил мужчина, сидевший за столиком.

Керн обернулся к нему. Мужчина улыбнулся.

– Давайте выпьем с вами по стаканчику вина. Фрейлейн Холланд подтвердит вам, что я совершенно безопасен. Моя фамилия Фогт. Когда-то я жил в Германии и числился приват-доцентом. Прошу распить со мной последнюю бутылку.

– Почему последнюю?

– Потому что завтра я временно ухожу на пенсию. Сильно переутомился. Надо немного отдохнуть.

– На пенсию?! – переспросил Керн, ничего не понимая.

– Я это так называю. Можно выразиться и по-другому – в тюрьму. Завтра пойду в полицию и заявлю, что вот уже два месяца нелегально проживаю в Швейцарии. За это мне полагается несколько недель тюрьмы, ибо меня уже высылали дважды. Вот и поживу на государственной пенсии. Очень важно подчеркнуть, что ты здесь уже давно. Иначе они могут квалифицировать мой незаконный въезд как вынужденный акт и тут же перебросить меня через границу.

Керн растерянно посмотрел на Рут и обратился к Фогту:

– Если вам нужно немного денег, пожалуйста, возьмите – сегодня я неплохо заработал.

– Благодарю вас, не нужно. У меня еще осталось десять франков: этого достаточно, чтобы расплатиться за вино и ночлег. Просто я очень устал и хочется отдохнуть. Для нас отдых возможен только в тюрьме. Мне пятьдесят два, здоровье уже не то. Я действительно смертельно устал от этой нескончаемой беготни и игры в прятки. Посидите со мной. Когда ты столько времени один, поневоле радуешься обществу.

Он разлил вино по бокалам.

– Настоящее «Нефшатель»; терпкое и чистое, как вода тающего глетчера.

– Но ведь тюрьма… – начал было Керн.

– В Люцерне хорошая тюрьма. Она мне знакома. Выбор тюрьмы по вкусу – вот единственная роскошь, которую я могу себе позволить. Боюсь лишь одного: а вдруг меня не посадят. Вдруг попадутся не в меру человеколюбивые судьи и попросту распорядятся выдворить меня через границу. Тогда придется начинать все сначала. И любопытно, что нам, так называемым арийцам, все это гораздо труднее, чем евреям. У нас нет религиозных общин, где мы могли бы получить помощь… Кроме того, мы нигде не встречаем единоверцев. Но не будем говорить об этих вещах…

Он поднял свой бокал.

– Выпьем за все прекрасное, что есть в мире… Прекрасное нерушимо…

Они чокнулись. Раздался чистый мелодичный звон. Керн выпил холодное вино. Виноградный сок, вспомнил он. Оппенгейм. Он подсел к Фогту и Рут.

– Мне думалось, что сегодня я буду одинок, – сказал Фогт. – И вот вы со мной. Какой чудесный вечер! Какой прозрачный осенний свет!

Долго и молча сидели они на полуосвещенной террасе. Ночные бабочки упорно и грузно налетали на раскаленное стекло электрической лампочки. Фогт откинулся на спинку стула. У него был умиротворенный и слегка отсутствующий вид. Рут и Керн смотрели на его узкое лицо со светлыми глазами, и обоим вдруг показалось, будто перед ними человек из какого-то затонувшего столетия, который со спокойной решительностью расстается со своей жизнью и с миром…

– Веселье, – задумчиво проговорил Фогт, будто разговаривая с самим собой. – Веселье – это милое и снисходительное дитя терпимости… В наши дни веселья больше нет. Оно утрачено. Для веселья нужно слишком много – знание, превосходство, скромность и умение спокойно покоряться судьбе. Все это отступило перед диким и нетерпимым казарменным идеализмом, стремящимся исправить нынешний мир. Но все, кто пытались исправлять мир, всегда только ухудшали его, а диктаторы – те и вовсе не бывают веселыми.

– Невеселы и те, кому они диктуют свою волю, – сказал Керн.

Фогт кивнул и не спеша отпил глоток светлого вина. Затем указал на озеро, отливавшее серебром под светом луны. Горы, обрамлявшие озеро, казались стенками драгоценного сосуда.

– Этому озеру, этим горам ничего не прикажешь, – проговорил он. – И бабочкам тоже нет, и листве… И вот этим… – Он протянул руку к двум истрепанным книгам. – Гельдерлин и Ницше. Первый писал дивные, чистые гимны во славу жизни… Второй мечтал о божественных танцах, о дионисийской веселости… Оба кончили безумием… словно сама природа положила им где-то предел.

– Диктаторы не сходят с ума, – сказал Керн.

– Конечно, нет. – Фогт поднялся и улыбнулся. – Но они и не становятся разумными.

– Вы действительно пойдете завтра в полицию? – спросил Керн.

– Да, пойду. Прощайте, и спасибо за вашу готовность помочь мне. Погуляю еще с часок у озера.

Он медленно побрел вниз по пустынной улице; некоторое время, когда он уже скрылся из виду, еще были слышны его шаги.

Керн посмотрел на Рут. Она улыбнулась ему.

– Ну как, боишься? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– У нас с тобой другое дело, – сказал он. – Мы молоды. Выберемся из беды!

Через два дня из Цюриха прибыл Биндер – спокойный, элегантный, самоуверенный.

– Как живете? – спросил он Керна. – Все в порядке?