Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был некто Василий Третьяк Долматов{103}, который был любим государем и считался в числе самых приближенных его секретарей. Василий назначил его послом к цесарю Максимилиану и велел готовиться; когда тот сказал, что у него нет денег на дорогу и на расходы, а князь уже дважды велел ему отправляться, то на третий раз его схватили и отправили в вечное заточение на Белоозеро, где он в конце концов погиб самой жалкой смертью. Государь присвоил себе его имущество, как движимое, так и недвижимое, и хотя он получил три тысячи флоринов наличными деньгами, однако не дал его братьям и наследникам ни гроша. Подлинность этого, помимо всеобщей молвы, подтвердил мне писарь Иоанн{104}, приставленный ко мне государем для доставления вещей, необходимых при обыденных житейских потребностях. Когда Долматов был схвачен, тот же Иоанн содержал его под своей охраной. Точно так же двое братьев Василия{105}, Федор и Захарий, которые при нашем возвращении из Можайска в Смоленск были приставлены к нам — один к графу Леонарду Нугарола, другой ко мне в звании приставов, то есть «приставленных», утверждали, что дело было именно так, и спрашивали нас, не наследуют ли по нашим законам братья наследство своего умершего брата.
Все драгоценности, которые привозят послы, ездившие к иностранным государям, государь откладывает в свою казну, говоря, что окажет послам другую милость, а она такова, как я сказал выше. Например, когда вместе с нами вернулись в Москву послы князь Иван Посечень Ярославский и секретарь Семен, то есть Симеон, Трофимов{106}, получившие в дар от цесаря Карла Пятого, к которому они были посланы, тяжелые золотые ожерелья, цепи и испанские золотые дублоны, а от брата цесарева Фердинанда, эрцгерцога австрийского и моего государя, серебряные кубки, золотые и серебряные ткани и немецкую золотую монету, то государь тотчас отобрал у них и цепи, и кубки, и большую часть испанских и австрийских золотых. Когда я допытывался у послов, правда ли это, то один из них, опасаясь выдать своего государя, твердо отрицал это, а другой говорил, что государь велел принести к себе цесарские дары, чтобы поглядеть на них. Поскольку я впоследствии слишком часто вспоминал об этом, то один из них перестал посещать меня, желая избегнуть или лжи, если он будет продолжать отрицать это, или опасности, если случайно признается.
Придворные же не отрицали справедливости этого, а отвечали: «Что же, если государь пожалует нас за это иной какою милостью?»
Свою власть он применяет к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него; ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть воля Божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничим Божьим и вообще веруют, что он — свершитель Божественной воли. Поэтому и сам государь, когда к нему обращаются с просьбами о каком-нибудь пленном или по другому важному делу, обычно отвечает: «Бог даст, освободится». Равным образом, если кто-нибудь спрашивает о каком-либо неверном и сомнительном деле, то обыкновенно получает ответ: «Про то ведает Бог да великий государь». Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким{107}.
Иоанн Васильевич
От времен Рюрика вплоть до нынешнего государя Иоанна, сына Василия Слепого, эти московские государи пользовались только титулом великих князей — или владимирских, или московских, или новгородских и проч., кроме Иоанна Васильевича, именовавшего себя господином и писавшего себя монархом всей Руссии и великим князем владимирским и проч. Нынешний же Василий Иоаннович присвояет себе титул и имя царское, как-то: великий господин Василий, Божьей милостью царь и господин всей Руссии и великий князь владимирский, московский, новгородский, псковский, смоленский, тверской, югорский, пермский, вятский, булгарский и проч.; господин и великий князь Новгорода низовские земли и черниговский, рязанский, волоцкий, ржевский, бельский, ростовский, ярославский, белозерский, удорский, обдорский, кондинский и проч.
Титулатура
Так как, кроме того, все его толмачи именуют его императором{108}, то есть по-немецки «Кайзер», то мне представляется необходимым разъяснить, как это почетное звание, так и причину ошибки. На русском языке слово «царь» обозначает короля. Но на общем славянском языке, у поляков, чехов и всех других, на основании известного созвучия в крайнем и притом ударном слоге под словом «czar» понимается император или цесарь; поэтому все, не сведущие в русском языке и письменности, равно как чехи, поляки, а также славяне, подвластные королевству Венгерскому{109}, называют королей другим именем, а именно «Kral», иные «Kyrall», некоторые «Koroll», «czar» же, по их мнению, называется один только цесарь или император. Следствием этого явилось, что русские переводчики, слыша, как государь их именуется таким образом у иноземных народов, начали затем и сами называть его императором, считая, что титул «царь» более почетен, чем «король», хотя они и означают одно и то же. Но если раскрыть все их истории и Священное Писание, то окажется, что слово «czar» соответствует везде названию «король», а названию «император» соответствует «цесарь». В силу этого же заблуждения императором много лет именовался «царь» турок, хотя он издревле не пользовался иным более почетным титулом, как только «король», то есть «czar».
Поэтому-то европейские турки, пользующиеся славянским языком{110}, называют Константинополь Царь-градом, то есть как бы «королевским городом». Некоторые именуют государя московского Белым царем, говоря также о «белых русских» и делая, таким образом, различие между разными русскими.
Я старательно разузнавал о причине, почему он именуется Белым царем, ведь ни один из государей Московии ранее не пользовался таким титулом. Кроме того, я при всяком удобном случае часто и откровенно заявлял самим его советникам, что мы признаем
