Я молнию у неба взял... - Александр Чижевский

Ученый совет Лаборатории, бывший в ведении Главного управления научными учреждениями /Главнауки/ Народного комиссариата по просвещению, состоял из следующих лиц: председателя — Владимира Леонидовича Дурова, заместителя председателя — академика Академии наук Украинской ССР, профессора физиологии Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева Александра Васильевича Леонтовича, профессора зоологии Московского государственного университета Григория Александровича Кожевникова, инженера Бернарда Бернардовича Кажинского, ученого секретаря Исаака Ароновича Льва и меня. На собраниях Ученого совета часто присутствовали жена Владимира Леонидовича — Анна Игнатьевна и их дочь — Анна Владимировна, с 1923 года — жена народного артиста СССР Прова Михайловича Садовского.

Ученый совет собирался, как правило, один или два раза в неделю в «Уголке Дурова» на Старой Божедомке, ныне улице Дурова в доме № 4. В бывшем особняке Дуровых лестница на второй этаж по обеим сторонам была украшена скульптурными работами. Тут вы могли увидеть доисторических животных: бронтозавров, ихтиозавров, динозавров и т. д. Пол вестибюля был выложен плитками с приветливым словом «Vale»[3] посередине.

Собирались обычно наверху, в большой светлой комнате о пяти окнах, где на стенах висели пейзажи кисти самого Владимира Леонидовича, затем подлинник — большая картина кисти художника Пукирева «Неравный брак»[4], где в двух клетках жили африканские попугаи и стоял концертный рояль, на котором я неоднократно играл. Эта комната была жилой комнатой Дуровых, но она же служила местом научных заседаний Лаборатории. За большим столом свободно помещалось до 25 человек, что и случалось нередко по торжественным дням, при интересных сообщениях или «пленарных» заседаниях. К своим обязанностям научные работники и члены Ученого совета относились весьма серьезно. В случае каких–либо ошибок или недоразумений каждый мог рассчитывать на строгую, но дружескую критику.

На Ученом совете его членами делались доклады по различным вопросам естествознания, в основном — по зоопсихологии и влиянии внешней среды на животных. Влияние внешней среды на животных и углубленное изучение этого влияния было, вообще говоря, в то время новым веянием, которым, в частности, я усиленно занимался, начиная со студенческой скамьи. Все эти мои исследования легли в основу космической биологии, космической эпидемиологии и космической микробиологии. В практической лаборатории мною было прочитано несколько докладов по данному вопросу в 1926―1928 годах, зафиксированных в протоколах заседаний.

Все доклады обсуждались членами совета, подвергались критике и поощрению. Наиболее частым докладчиком был Владимир Леонидович Дуров, человек необычайных способностей, талантливый зоопсихолог, друг животных, изумительный фокусник, жонглер, сатирик, музыкант и живописец. Часто его доклады сопровождались очень интересными опытами с животными.

Владимир Леонидович с детства был щедро одарен многочисленными способностями, широтой взглядов и терпимостью. Психологию животных, поведение их и повадки он знал как свои пять пальцев. Животные любили его, слушались, были к нему привязаны и «держались с ним запросто». Они лазили к нему в карманы, зная, что там припасено что–либо вкусное для них, крысы по пять–восемь штук набивались за пазуху его толстовки. Когда он появлялся в своем зверинце, все звери приходили в раж: слониха махала хоботом, медведь плясал, рычал или выл от удовольствия, тысячи звуков неслись со всех сторон.

Небольшого роста, подвижный, общительный, в черной бархатной толстовке — обыденной для него одежды — Дуров производил самое лучшее впечатление.

У меня сохранилась фотография 1926 года, на которой сняты Владимир Леонидович, я и шимпанзе Мимус. Этот экземпляр человекоподобной обезьяны был действительно замечательно сообразительным существом! Во время заседаний Владимир Леонидович показывал, как следует вести наблюдения за сообразительностью Мимуса. Все это заносилось в протоколы И. А. Львом, а позже — В. Л. Блюменау, и по этим протоколам можно было бы составить специальную работу.

Мимус любил пошалить, особенно во время следовавшего за заседанием ужина. Но он старался никогда не делать больно. Любил Мимус и попугать присутствующих. Трудно забыть сцену, когда Мимус носился вокруг стола вслед за профессором Григорием Александровичем Кожевниковым, а тот удирал от него. Мимус явно хотел схватить почтенного зоолога за седую бороду — это было его любимым развлечением — и всегда почему–то именно профессор Кожевников являлся объектом его игры.

— Вот чертов зверь, — восклицал Григорий Александрович Кожевников, — Владимир Леонидович, да уймите же его!

Все громко смеялись, да и трудно было удержаться от смеха при виде этой картины. Владимир Леонидович хватал Мимуса и успокаивал его.

Доклады на Ученом совете Лаборатории благодаря своему своеобразию и оригинальности привлекали внимание многих ученых и любителей естествознания, которые приезжали их послушать или сами делали смелые и оригинальные сообщения. В Лаборатории поощрялись необыкновенные эксперименты, где главенствовали вольность и в то же время строгость мысли и мнений и где в полной мере пренебрегали научной рутиной и старомодными фасонами научного мышления. Все это было интересно, ново и привлекало многих ученых.

Серия экспериментов была предпринята инженером Бернардом Бернардовичем Кажинским в области изучения «непосредственной» передачи мысли — телепатии. /Этот феномен ныне, кажется, уже не так безапелляционно оспаривается, как в те времена/. В свое время я принимал участие в его изучении в различных московских лабораториях, и еще в 1922 году мог статистически убедиться в его существовании. Однако механизм телепатии остается до сих пор загадочным. Б. Б. Кажинский совместно с В. Л. Дуровым вели весьма любопытные по тому времени эксперименты. Они впервые показали, что металлическая камера, экранирующая электромагнитные волны, экранирует и передачу мысли. Передатчик в данном случае был В. Л. Дуров, а принимал передачу пес по кличке Марс. Эта замечательная собака принимала мысленную передачу Владимира Леонидовича почти без промаха и даже несмотря на то, что часто эта информация была весьма сложной. Я был свидетелем подобных опытов. Академик Владимир Михайлович Бехтерев крайне интересовался ими и частично их описал. Из своих наблюдений Б. Б. Кажинский сделал вывод о том, что мозговая информация осуществляется с помощью электромагнитных волн, о чем он впоследствии рассказал в своей книге «Биологическая радиосвязь» /Киев, 1962 год/.