Гнев дракона. Эльфийка-воительница - Бернхард Хеннен

Когда-то Шайя слышала историю о том, что растерянным людям вонзали глубоко в голову мимо глаз тончайшие иглы, чтобы насадить на них, а затем уничтожить сумасбродные мысли и ослепляющее безумие. Неужели отец уготовил ей это? Может быть, таким образом решили сломить ее гордость? Неужели сегодняшние унижения — это только начало? Отец хорошо знает ее. Наверняка знает и о ее желании отомстить. Неужели решил раз и навсегда отучить ее упорствовать? Сделать ее ограниченной женщиной, которой ведома лишь собачья покорность? Которая будет рожать детей, вскармливать их, гнуть спину, в то время как ее муж приведет на ложе женщину помоложе? Еще в детстве она видела стольких женщин, пошедших этим путем, и поклялась себе, что никогда не кончит вот так. Она стала воительницей, заслужила уважение окружающих и пробила не один череп мужчин, для которых женщина представляла собой только кусок мяса.

Девушка огляделась по сторонам. На обрезанном фитиле единственной масляной лампы, которую ей оставили, плясал крохотный желтый огонек пламени. Над степью бесновался, завывая, ураган, словно неслась по небу стая волков. Лампа была вырезана из толстого, похожего на стекло камня. Ее можно разбить только с помощью другого камня. Но его не было. Миска с остатками еды была из дерева, равно как и стоявший рядом бокал. Отец знает ее слишком хорошо! В комнате не было ничего, что можно было бы разбить и осколком перерезать себе вены. Шелковое платье с тонкой шнуровкой забрали служанки. Не было ничего, из чего она могла бы сделать петлю. Ножа, конечно же, тоже.

Шайя задумчиво поглядела на лампу. Наконец отбросила в сторону одеяло и схватила светильник. Встряхнула лампу. Масла было очень мало. Если облить себя этим и поджечь лампу, она получит сильные ожоги, но выживет. Да стоящие у шатра стражники обратят внимание на происходящее.

Негромко выругавшись, она снова отставила в сторону лампу. Она хотела убить себя. Искалечиться — это не выход.

Девушке вспомнился несчастный случай, пережитый год назад во дворце наместника в Нангоге. Два воина из ее гвардии поспорили, кто из них первым ступит на землю. Оба взобрались по щупальцам собирателя облаков, цеплявшегося за якорную башню. Один из них решил спрыгнуть. С высоты всего лишь четырех или пяти шагов, но приземлился неудачно, на ступени, при этом прокусил себе язык. Никто не мог остановить кровотечение. Шайя присутствовала при том, как он прощался с жизнью, плюясь кровью.

Она провела языком по резцам. Сумеет ли она сделать это? Сможет ли прокусить собственный язык? По спине пробежала дрожь. Ей вдруг показалось, что в шатре стало холоднее. Зажала язык между резцами. Вырвать себе язык — это не наказание за сцену при дворе ее отца. Большинство выживает. Но ей неоткуда ждать помощи. Если она просто не станет останавливать кровотечение…

Девушка думала об Аароне. О его страстных поцелуях. Они никогда больше не встретятся! Даже если она останется в живых. Интересно, где он сейчас? Сумеет ли победить Муватту? Скучает ли он за ней? Поможет ли, если узнает, в каком положении она оказалась? Несмотря на запрет девантаров?

Казалось, стало еще холоднее. Слишком холодно для этого времени года! Дальше на востоке еще лежал снег. Ветер доносил до Кочующего двора отголоски зимы. Маленький язычок пламени в масляной лампе затрепетал. Неужели она больше боится смерти, чем готова себе в этом признаться? Может быть, поэтому ей холодно?

Шайя села в самый центр юрты, повернувшись лицом ко входу. Она сделает это. Не издав ни звука.

Восточный ветер трепал юрту. Негромко поскрипывали деревянные опоры для стен. Шайя выставила язык как можно дальше изо рта, изо всех сил сдерживая появившиеся рвотные позывы. Дыхание густыми облачками вырывалось изо рта. Снаружи внезапно воцарилась мертвенная тишина. Ни дуновения ветерка. Ни единого звука не доносилось сквозь толстую ткань под внешним кожаным покровом юрты. Что-то там неладно! При Кочующем дворе никогда не бывало настолько тихо. Когда сходятся вместе тысячи людей и животных, тишины быть не может!

Что-то белое поползло по деревянной решетке вдоль стены, деревянный пол под ней вдруг стал похож на голый лед. Шайя встала. Что-то здесь не так. Она осторожно коснулась помоста посреди шатра. На древесине пышным цветом расцвел мох. Какую жуткую силу призвала она в гневе и отчаянии?

— Стража! — Нет ответа. Что-то кралось вокруг юрты. Несмотря на то что девушка не слышала ни звука, она чувствовала, что снаружи кто-то есть.

Шайя решительно подошла ко входу. Она не позволит застать себя врасплох. Что бы ни таилось там, снаружи, лучше перехватить инициативу, вместо того чтобы ждать, что произойдет.

Высоко, в усыпанном звездами небе сверкала бледная луна. Земля перед юртой совершенно промерзла. Все три ее стража стояли, не шевелясь. Казалось, застыло все. Штандарт из конского волоса указывал в сторону, как будто во время порыва сильного ветра. И застыл в движении, словно воздух вокруг превратился в чистый лед.

Над землей скользил бледный туман. Краем глаза Шайя заметила движение. Она обернулась, увидела, как из тумана формируются фигуры. Воины, которые пали во время сражения за пещеру с кристаллами. Ее нянька, которую отец велел четвертовать за то, что та осмелилась учить ее стрелять из лука. Туман рождал мертвецов из прошлого, и среди них появился большой призрачный белый волк и направился к ней. Он не сводил с нее взгляда.

— Садись мне на спину, Шайя. Мы отправляемся в путь.

Оглушенная, она направилась к нему. Волк был девантаром ее народа. Она догадывалась, что тот знает о том, что она собиралась сделать. В двух шагах от него девушка остановилась. Она больше не могла смотреть ему в глаза. Униженно бросилась на колени и прижалась лбом к покрытой инеем земле.

— Прошу, прости меня, мой повелитель, если я прогневила тебя. Сними проклятие с этого места, отпусти духов и забери меня, дабы умерить твой гнев.

— Посмотри на меня, Шайя, дочь Мадьяса.

Та подняла голову, но не осмелилась смотреть волку в глаза. У нее было такое чувство, словно девантар может заглянуть на самое дно ее души. Ничто не могло укрыться от этих глаз. Иногда он представал перед своим народом в образе белого жеребца, иногда в виде волка, а временами в образе воина. Она вспомнила, что в детстве и в юности ей всегда казалось, что он очень близок ей. И только отправившись в Нангог, Шайя ощутила, что чувство связи с ним поблекло.

— Сопротивление планам твоего отца огорчает меня, Шайя.

— Я подчинюсь, — тихо сказала она.

— Не этого я хочу. Я хочу, чтобы ты сделала это из убеждения. Садись мне на спину, дочь Мадьяса. Я хочу тебе кое-то показать.