Самый быстрый (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Костюм, конечно, потом отмывать придется, — посетовал Горин.

— Не придется, — я отмахнулся. — Он грязеотталкивающий.

Комната с камином была обставлена скудно. Полуразвалившаяся кровать, венский стул с забытой и теперь уже никому не нужной толстовкой. Табурет, на котором периодически ели, используя вместо стола. Старый компьютер с громоздким монитором и книги, книги, книги… Все свободное пространство стен было уставлено стеллажами и полками, с лихвой компенсируя убогость обстановки. А книг на них было столько, что планки аж прогибались под тяжестью томов, томиков и фолиантов.

— Компьютер проверь, — сказал капитан. — Хотя он уже, скорее всего, полностью выпотрошен…

Мой напарник прав — с жесткого диска можно выудить бездну ценной информации, при условии, разумеется, что он цел. А так как полиция наверняка уже его изъяла, нам ловить нечего. И все же стоит проверить.

Одна из стенок корпуса системного блока была небрежно снята с болтов и отставлена в сторону. Я в надежде заглянул внутрь… и разочарованно выдохнул. Кто-то безжалостно размолотил внутренности, оставив мешанину порванных проводов и кусочков пластика. Особенно сильно досталось «харду» — его просто расплющили и зачем-то в таком виде вставили обратно в слот. Зачем?

— Чтобы не сразу заметили, — я уже привык, что к Горину можно лишний раз специально не обращаться, он и так мои мысли читает. — Стенку корпуса, скорее всего, сняли полицейские дознаватели. Но их ждал такой же сюрприз, как и нас с тобой… А жаль, может быть, мы и нашли бы что-нибудь.

Я кивнул, продолжая задумчиво оглядывать комнату. Похоже, что книги были для погибшего бармена или его родителей самой большой ценностью — по крайней мере, об этом красноречиво говорило их количество. Русская классическая литература, современная фантастика, учебники по медицине, биологии, генетике. Научные труды исследователей искры. «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше… Ага, это вполне логично — немецкий философ писал свой трактат, вдохновляясь игигами.

Заинтересовавшись подборкой, я шагнул ближе к полке с трудом о сверхчеловеке. Что тут еще? «Очерки прикладного психоанализа» Эрнеста Джонса — кажется, это тот британец, что исследовал комплекс бога у людей и игигов. Сборник статей Дэвида Элкинда про миф о собственной исключительности. Помню, впервые мне показал эту книгу отец, желая таким образом показать, что не мне одному плохо после смерти Оли… А потом мы еще раз все это повторяли в спецшколе для детей с искрой.

— Сверхлюди… — подал голос Борис. — У вас они есть на самом деле, а вот у нас некоторые пытались объявить одних лучше других, и вылилось это все в миллионы смертей.

Он рассказывал мне, что в его мире отгремели две страшных войны и чуть было не случилась третья.

— Все эти книги, — начал я, — обязательны для изучения людьми с искрой. Теми, кто тренируется официально, конечно же. В школах, в центрах подготовки. Ты понимаешь, что это значит?

— Что этот мертвый бармен — игиг? — предположил Горин.

— Вряд ли, — я покачал головой. — Очень маленькая вероятность. Во-первых, он бы не дал себя так легко убить. А во-вторых, Ракша бы его точно не упустила…

— Может, и не упустила, — возразил Горин. — Смотри, тут какие-то явно индийские книги… На второй полке.

Я поднял взгляд и пробежался по корешкам томов: «Абхидхана-Чинтамани», просто «Чинтамани»… и тут же «Хамсе» Низами Гянджеви. Это уже не индийский эпос, а персидская классическая литература. Это я тоже читал — в учебную программу она входила в качестве факультатива, но мне было интересно. Все-таки именно в Персии возникла первая искра, там начал меняться мир в начале девятнадцатого столетия. И шахиншах Бахрам Гур был одним из моих любимых литературных героев. Я даже подозревал, что это игиг — недаром же он убил дракона… Но откуда такой интерес в обычном торжокском бармене?

Глубоко задумавшись, я пропустил момент, когда скрипнула входная дверь, словно бы игнорируя артефактную охранную печать. Полиция? Игиги «Защиты»? Но все оказалось гораздо более неожиданным.

В комнату, глухо стуча каблуками, уверенно вошла женщина с каштановыми волосами, в желто-коричневом костюме и маске со значком ящерицы. Убийца моей сестры!

Рывок 2.

Глава 1

Эльмира Гусейнова, сорок лет назад

— Росянка! — подруга окликнула Эльмиру и живо замахала рукой, указывая на учебный корпус.

Девушке совсем не хотелось на занятие. Профессор Подкаминский, обычный человек, преподающий в новосибирской школе игигов историю и философию, считался довольно строгим. Злые языки говорили, что всему виной зависть к обладателям искры, и с этим Эльмира могла согласиться. Но дело было вовсе не в нем, а в теплом майском дне, который хотелось провести на лежанке под тенью могучего дуба в школьном дворе.

— Иду! — отозвалась она и, преодолев душевное сопротивление, неохотно побрела к своей светленькой однокашнице.

— Опаздываем! — Сирена изо всех сил старалась казаться строгой, но ее мелодичный голос сводил на нет любые попытки. — Не хочется потом отрабатывать в выходные!

К счастью, они успели. Подкаминский продолжил рассказ об алхимиках, начатый еще на прошлом занятии, и увлеченно перечислял их опыты. Алкагест, тетрасомата, панацея, эликсир бессмертия, философский камень…

— Профессор! — из задних рядов подал голос Барвинок. — А правда, что алхимики пытались создать игигов?

— Не совсем так, — пожал плечами преподаватель. — Это уже более позднее дополнение, больше литературное, нежели научное. Будто бы философский камень способен не только превратить свинец в золото, но и зажечь в человеке искру. Давайте откровенно: алхимию мы изучаем лишь как попытку понять свойства веществ. Вы же не верите, что существует панацея? Кстати, кто мне напомнит, что это?

— Лекарство от всех болезней, — тут же сказала Эльмира.

— Правильно, — благосклонно кивнул Подкаминский, впрочем, даже не посмотрев на девушку. — Как мы знаем, людям его так и не удалось найти. Это просто-напросто невозможно.

— Но как же сыворотка из осколков? — мелодично возразила Сирена. Словно пропела.

— Да-да! — зашумели в классе. — Они ведь даже переломы заращивают!

— Но при этом не способны остановить, например, бешенство, — развел руками профессор. — Или последнюю стадию рака. Сыворотка лишь мобилизует возможности самого организма, усиливает его и ускоряет процесс исцеления. Но передозировка, как мы знаем, тоже способна убить. А того количества, что выдержит человек, не всегда достаточно для полного выздоровления.

— Человек не выдержит, но игиг может, — подняла руку Эльмира, и тут Подкаминский посмотрел на нее.

— А разве только игиги достойны быть исцеленными? — в голосе профессора звенел металл. — Мы говорим о людях, и если лекарство их убивает, то оно уже не может считаться лекарством.

Эльмира умолкла и покраснела. Под маской этого не видно, однако она сама чувствовала, как кровь прилила к лицу. Если бы этот старик знал, что отец угасает от лейкемии у нее на глазах, он бы так не говорил! И разве она сказала, будто люди не достойны исцеления? Она всего лишь привела пример, попыталась вывести преподавателя и класс на дискуссию!

— Люди потому и пытались найти философский камень, — продолжал распаляться Подкаминский, не обращая внимание на гнев Эльмиры и ее сжатые кулачки, — они чувствовали несправедливость. Почему существует бедность? Почему болезни и смерть могут внезапно настичь здорового сильного человека? И почему люди не могут быть счастливы? В индуистских текстах, к примеру, встречается так называемый чинтамани — это кристалл, способный дать то, что нужно, исполнить желание. Чувствуете связь?

— Чинтамани — это тот же философский камень, — Эльмира попыталась реабилитироваться и заодно успокоиться, но Подкаминский проигнорировал ее, приняв такой же ответ от Сирены.

— Правильно, — кивнул профессор. — И все это вместе — мечта человека о счастье для всех, даром, и чтобы никто не ушел обиженным. Как и легенда о золотом веке, который вроде когда-то был и так же предположительно должен когда-нибудь наступить…